Гильза с личной запиской - Валерий Дмитриевич Поволяев

минуту, когда начальник заставы выстроил своих подчиненных и спросил, кто из них увлекается охотой.

– Ну чего, господа аборигены, где мне прикажете жить? – Жигунов сощурился, окидывая зорким взором пространство. – В каком доме можно занять апартаменты?

– Дом выбирай любой, какой тебе понравится, в тот и заселяйся.

– А если я залезу под крышу к вам?

– Четвертым? Давай! Хотя будет тесновато.

– В тесноте – не в обиде.

– Еще, кстати, Анисимов должен подъехать.

– Вот с ним мы и облюбуем соседний дом… Превратим в дзот.

– Тьфу-тьфу-тьфу, – суеверно отплюнулся Микулин, – ни войн, ни оборонительных сооружений нам не надо. Мы – мирные люди…

Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает, жизнь есть жизнь, в ней всякое может случиться, зарекаться от того, что в руки придется взять оружие, нельзя. Микулин не сдержался, вздохнул: граница – это граница, ее всегда кто-нибудь стремится нарушить, если не с целями политическими, то уголовными: тигра завалить и обратить в лекарства, либо вырубить в тайге поляну женьшеня и уволочь добычу за Амур…

Микулин был доволен, что полку их прибыло, – появился Жигунов, приедет Анисимов, – когда отболеет свое, естественно, и их будет пятеро. А пятеро – это коллектив, настоящая команда, сообщество бойцов, которое может и Амур перекрыть, и тигра у китайцев отнять, и климат изменить, и рыбу какую-нибудь диковинную (скажем, поющую) весом пудов в десять добыть, и крокодила, если тот вздумает поселиться в реке, либо на озере поблизости, прогнать… Коллектив – это сила.

Дни потянулись один за другим, будто звери домашние, по общему лекалу сработанные, – никаноровские постояльцы готовились к зиме. В первую очередь, надо было запастись дровами, напилить и нарубить их, привезти машину угля, образовать задел керосина, скинуться по червонцу, – по десять тысяч, значит, и поставить генератор, один на два или три дома, а раз на три дома, то нужно будет искать машинку посолиднее, помощнее тех трещоток, которые ныне у многих лопочут на верандах фазенд, закупить побольше солярки или бензина (в зависимости от того, на чем будет работать генератор), привезти инструменты и материалы для ремонта…

Вдруг в каком-нибудь доме зимой петли на дверях оборвутся или продавятся доски над подполом, сорвется со стены книжная полка или вороны сорвут с окна форточку и уволокут ее в лес? В деревне всякое может быть.

В общем, мотоцикл Микулина работал с полной нагрузкой, даже более, чем с полной: когда хозяин задерживался в какой-нибудь конторе, старый трудяга, с трудом освещая дорогу тусклыми фарами, устало хрипя мотором, послушно тащил его на своей спине в Никаноровку, не глохнул, хотя десять раз мог затихнуть по дороге, залететь одним колесом в яму и перевернуться, подавиться каким-нибудь ядовитым взболтком воздуха, проткнуть себе камеру ржавым кривым гвоздем или разбить вдребезги раму, рассыпав ее по болтикам, гайкам, шайбам, коленчатым сочленениям и обломкам труб.

Старый мотоцикл верно служил бывшему капитану погранслужбы.

Анисимов приехал раньше обещанного срока, сделал это так же внезапно, как и Жигунов, – свалился, будто летний снег, без предупреждения, Микулин только крякнул в кулак и произнес укоризненно:

– Однако!

– Не считай, что я люблю быть снегом на голову, просто так получилось. – Анисимов ткнул кулаком в живот Зубенко, дернул за ухо Жигунова, подставил ногу Черепенникову и сделал вид, что хочет повалить его на землю, единственный, кого он не тронул, был Микулин. Командира трогать нельзя.

– Толя, ты все такой же, – сказал ему Микулин, – и все так же, наверное, любишь перед сном выпить пару кружек киселя?

– А чего мне меняться? Но, с другой стороны… Знаешь, однажды в «Известия» пришло письмо, из которого редакция выловила одну-единственную достойную фразу…

– Ну?

– Фраза следующая: «Я молод на вид, но трухляв на здоровье». Так и я. Я тоже молод на вид, но трухляв на здоровье…

– Ну что? Теперь мы в полном сборе. – Микулин неожиданно азартно потер ладони и понюхал их. – Как вы думаете, чем пахнут?

– Жареной картошкой, которую мы ели сегодня утром, – сказал Жигунов, не удержался, сделал несколько плясовых загибулин и прошелся руками по коленям.

– Ага, – меланхолично подтвердил Зубенко.

– Горелыми шпалами, – уверенным тоном произнес Черепенников, он теперь по жизни до конечной черты будет тянуть свое, железнодорожное…

– Вот это теплее, – сказал Микулин, – вечером устраиваем званый ужин в честь доктора. Парадная форма одежды не обязательна, присутствие обязательно. А пока нам предстоит совершить два рейса в райцентр. Дотемна надо успеть.

А дни, надо заметить, делались все короче и короче, причем, если в середине сентября они уменьшались незаметно, то сейчас бежали во всю прыть, как зайцы от охотника, вооруженного страшной железной дубиной.

– Семеныч, покажи доктору, где ему сподручнее разместиться.

– Да в любом доме, – воскликнул Жигунов, – здесь их полно. Только выбирай!

– Ладно, я поехал. – Микулин завел мотоцикл, сделал холостую перегазовку – застоялся железный конь, извинился перед Анисимовым: – Прости, зима надвигается. Как бы нам Седьмое ноября в снегу не пришлось отмечать.

– Вы чего, Седьмое ноября отмечаете?

– А почему бы и нет? Чем седьмое ноября хуже шестого декабря или десятого февраля?

– А шестое и десятое… – начал было Анисимов и умолк.

– В эти дни, уважаемый Анатолий Анатольевич, мы будем топить баню.

– У вас и баня есть?

– Планируется. А вообще, как в Греции, у нас есть-будет все. – Микулин взгромоздился на резиновое, со стершимся рисунком сиденье и выкрутил на себя ручку газа.

На сильный звук среагировали птицы, раскачивающиеся на макушках недалеких деревьев, заорали что было мочи, намереваясь перекричать стук мотоцикла, – очень уж им не нравился звук мотора, – но не одолели его.

Вечером уселись за стол всей компанией, все пятеро никаноровских зимовщиков вместе, зажгли пару керосиновых ламп, поглядели друг на друга.

Анисимов не удержался, щелкнул пальцем одну из ламп по светлому, отлитому из нержавейки боку:

– Надо же, не думал, что в пору электричества может пригодиться этот древний агрегат… Он же – ровесник самобежной коляски Кулибина.

– А я начальника местной заставы видел, – не обращая внимания на колючую речь Анисимова, объявил Микулин, – через пару дней обещал заехать к нам.

– Ага, пока рак на горе не засвистел. – Жигунов усмехнулся – что-то не выдержало в нем.

– Не наезжай, – остановил его Микулин, – там своих дел выше крыши.

– Границу ныне, как я вижу, держит техника, – заметил Анисимов, – людей почти нет. Не то, что в наши времена.

– Не техника, а электроника.

– Что в лоб, что по лбу – все равно синяк будет.

– Мужики, что-то мы пыль поднимаем там, где ее нету. – Микулин привычно хлопнул ладонью о ладонь. – Гостям мы всегда рады,