Нить неизбежности - Сергей Юрьев

Итак, куда мог подеваться среди ночи беглый монах в городишке тысяч на шесть народу с одной баней, двумя кинотеатрами, тремя церквями, придорожным рестораном и дирижаблестроительным заводом? Одно точно — не в церковь пошёл. Может быть, он решил возместить себе годы всяческого воздержания и предаться всяческому пороку? Правда, место для этого здесь не слишком пригодное, но если брату Ипату что-нибудь втемяшится, то с последствиями лучше смириться заранее.

Онисим резким движением сбросил с себя одеяло, поднялся и начал одеваться. Через пять минут он уже бросил ключ от номера заспанному администратору и не спеша двинулся к выходу.

— Эй, ты куда это?! — встрепенулся администратор. — А платить кто будет?

— Я ещё никуда не уезжаю, — ответил Онисим, останавливаясь. Для того, чтобы затевать скандал, момент был явно неподходящий.

— А мне откуда знать? Один ушёл — и нету, а теперь другой куда-то сваливает. Расплатись за двое суток и гуляй себе сколько хочешь. Мне и раньше показалось, что вы с приятелем подозрительные типы — пришли без вещей, а значит, и смыться можете налегке. — Он потянулся пальцем к красной кнопке, демонстративно торчащей посреди стойки. — Плати или городового вызову. Тут Управа в трёх минутах за углом.

Сейчас можно было в прыжке воспарить над стойкой и заехать бедолаге пяткой в лоб, после чего тот надолго утратил бы способность сыпать угрозами и вообще шевелиться. Но пока нет ясности с Ипатом, лучше обойтись без лишнего шума, да и потом неплохо бы подольше не привлекать к себе постороннего внимания…

— Заткнись, скотина. — Онисим подошёл к стойке, на ходу снимая с шеи идентификационную карточку. — Подавись. — Он воткнул карточку в прорезь кассового аппарата, и с его счёта в банке «Ветеран» моментально снялась двадцатка.

— Вот теперь тебя люблю я! — нараспев заявил администратор. — Простите, гражданин любезный, что плохо о вас подумал. Но тут какая только шушера не бродит. Приходится быть начеку… Может, ещё чего-нибудь изволите?

— Где тут можно хорошо посидеть? — спросил Онисим, вспомнив, что со вчерашнего утра ничего не ел.

— Только в станционном буфете, — с готовностью посоветовал администратор. — Всё остальное сейчас закрыто. Глушь, знаете ли…

Он явно хотел продолжить разговор, но Онисим уже шёл через площадь, освещённую лишь парой фонарей, в сторону переулка, ведущего к станции. Сразу же после того, как он расплатился, у него возникли смутные предчувствия, что эта ночь добром не закончится — даже пропало желание искать приключений, но проходить ещё раз мимо кретина за администраторской стойкой хотелось ещё меньше.

Городок казался вымершим, и на всём пути до станции не обнаружилось ни одного прохожего, только собаки из-за высоких заборов встречали его сдержанным лаем. До двухэтажного станционного здания, на котором неоновой зеленью горело «Добро пожаловать в Репище», он добрался минут через пятнадцать. После тёмных запутанных переулков это место казалось центром мировой цивилизации — на скамейках в небольшом скверике расположилось несколько воркующих парочек, со стороны железнодорожных путей доносился грохот состава, проходящего мимо, а из буфета, который больше походил на летнее кафе под матерчатой крышей, сквозь треск атмосферных помех доносилось писклявое пение заморской поп-звезды Лизы Денди.

— Окрошку, сосисок с хреном и пива!

— Окрошки нет, сосисок — тоже, — буркнула буфетчица, не отрываясь от чтения тонкой книжки в мягком переплёте с трупом на обложке. — Здесь вам буфет, а не ресторан. Есть салат из квашеной капусты и бутерброды с ветчиной.

— Давай. — Онисим уселся за столик, и буфетчица, с явным неудовольствием отложив своё чтиво, выставила на стойку бутылку «Ячменного колоса» и тарелочку с салатом, забыв, видимо, о бутербродах.

— Забери. Вас много — я одна, за каждым не набегаешься.

Онисим огляделся по сторонам, но, кроме себя, не обнаружил ни одного посетителя. Спорить не хотелось. Казалось, что к нему снова подбирается то состояние, когда вообще ничего не хочется. Он подошёл к стойке, взяв бутылку за горло, большим пальцем сорвал с неё пробку и не спеша влил в себя содержимое.

— Ещё дюжину, — потребовал Онисим, и буфетчица, милостиво решив, что перед ней серьёзный клиент, взялась за сервировку стола — батарея бутылок, горячие бутерброды, расчленённая селёдка, присыпанная лучком…

Всё, теперь можно если не расслабиться, то хотя бы отвлечься. Благо есть чем заняться в ближайшие часа полтора. В конце концов, военные действия на том свете никуда не денутся, и, чтобы попасть туда же, куда угодили парни, надо, как и они, погибнуть в бою или хотя бы в драке — впрочем, и тут бабуля надвое сказала… Просторы Пекла безграничны, и прежде чем на что-то решиться, надо хоть что-нибудь знать наверняка. Ясно одно — дальше смерти их не отправят, и как бы там ни плевались огнём безликие призраки, в тех краях быть разорванным пополам не означает гибель, только больно, наверное… Вот и получается, что посмертные муки стали для них продолжением здешних привычек. А может быть, ничего этого нет? Как закопали их в прибрежном песке, так они и лежат там, никого не трогают… Нет, эти сомнения на самом деле ничего не стоят. Что бы там ни было — всё равно надо двигаться в сторону того острова, о котором наплёл возле дольмена брат Ипат — иначе и жить-то незачем. Значит, вперёд — сквозь безмолвие неосязаемых пространств…

Когда опустела восьмая бутылка, Онисим обнаружил, что сидит за столиком не один. Что-то тёплое и округлое прижалось под столом к его колену.

— Может, и мне стаканчик нальёшь? — Оказалось, что напротив сидит элегантная зеленоглазая девица в клетчатой рубахе с засученными рукавами. — Мне до поезда ещё час, а потом вещи подтащить поможешь, — заявила она, без спросу наполняя пластмассовый складной стаканчик, который был у неё с собой. — Лейла, — представилась девица, и Онисим вдруг почувствовал, что испытывает к ней полное доверие и искреннюю симпатию, чего с ним не случалось уже очень давно. Он тряхнул головой, чтобы сбросить с себя наваждение, и взялся за очередную бутылку.

— А что, стаканов здесь не подают? — поинтересовалась Лейла, покосившись на буфетчицу, которая как ни чём не бывало продолжала читать. — На, выпей, а я потом. — Она подтолкнула к нему свой стаканчик, и Онисим выпил, не в силах объяснить себе самому такую сговорчивость.

— За тебя, птенчик. — Он выпил, и «птенчик» немедленно превратился в зеленоглазого ангела, который нежно взял его за руку, и они вместе воспарили к тусклым небесам, по которым всё быстрее и быстрее начали пробегать отсветы от синей мигалки. Но погоня неизбежно останется далеко позади — никакой Дорожной Управе не догнать ангела, стремящегося к небесам.

— Ты покажешь мне путь? — спросил Онисим, полагая, что ангелу должно быть известно, куда он желает попасть.

— Укажу, — ответил ангел. — Иди прямо, только никуда не сворачивай. А пока идёшь, говори, куда тебе надо и зачем тебе надо туда. Твой язык приведёт тебя прямо к цели, только ты, главное, не умолкай. Не забывая даже самых мелких деталей, самых мимолётных мыслей — иначе путь может оказаться слишком долгим.

Ангел исчез, зато сквозь серые небеса пролегла ковровая дорожка, и, встав на её край, можно было разглядеть, как далеко внизу вслед за синим воронком Внутренней Стражи бежит буфетчица и кричит, что ей на всё плевать, но если этот придурок, которого забирают, не расплатится, она ляжет поперёк дороги, и пусть давят, а она законы знает…

23 сентября, 5 ч. 45 мин., Славнинский уезд, г. Репище.

Обратный путь до Репищ пришлось проделать пешком — светиться в автобусе с холодным оружием было как-то не с руки. Когда Ипат вошёл в гостиницу, небо на востоке уже посветлело. Обнаружив, что Онисима нет в номере, он сунул под матрац «Блистающего в сумерках», скатился вниз по лестнице, схватил за воротник администратора и задал единственный разумный в данной ситуации вопрос:

— Где?

— А-а… Ваш приятель расплатился за номер и ушёл.

— Куда?

— На станцию, сказал…

Не прошло и пяти минут, как впереди показалось «Добро пожаловать…». Оставшийся путь пришлось проделать шагом, а потом и вовсе присесть на свободную скамейку в сквере. Посреди площади стояла патрульная машина Внутренней Стражи, и, судя по всему, брат Онисим был уже внутри. Ипат почувствовал, что им овладевает гнев, священный гнев рыцаря Ордена Святого Причастия Лаэра дю Грассо.

25 сентября, 19 ч. 30 мин., Спецучреждение ГУ Внутренней Стражи, 38 вёрст от г. Славного.

— …да, я согласен, что эти деятели из Посольского Приказа часто превышают свои полномочия! Думают, что если они делом занимаются, то оно больше никого касаться не должно. Несомненно, следовало их проучить. Несомненно, следовало. — Тайный Советник Бортник долго жал руку сначала капитану Барсуку, а потом специальному агенту Лейле Барсук. — Как, говорите, вы его вычислили?