Царство черной обезьяны - Анна Ольховская

Пошла уж. Бутылок с водой оказалось три. Сложила их в пакет и с сомнением пересчитала количество получившихся мест багажа и сравнила с количеством имеющихся в наличии рук. Не совпадало. Ну и ладно, когда вернусь за дочкой, тогда и возьму пакет с водой, Катерина все равно лично потащит Нику в машину. Главное, поставить воду у входной двери, чтобы не забыть.

Я мельком глянула на себя в зеркало, висевшее на стене в холле. Плотные джинсы, свитер с высоким горлом, удобные ботинки, легкая и теплая куртка с капюшоном – экипировка, по-моему, вполне подходящая для поездки в лес. Шапку, шарф и перчатки я сложила в сумку, в машине они не нужны.

Рюкзачок – за спину, сумки – в руки, ключ от машины… Нет, не в зубы, в карман. Дверь запирать не буду, все равно скоро вернусь.

Я спустилась на лифте в подземный паркинг, разбудила дремавший джип, включила зажигание и печку. Затем сложила сумки в багажник, рюкзак пока пусть побудет со мной, потом оставлю на переднем сиденье.

Разложила заднее сиденье, чтобы Нике было удобнее спать, и вернулась в квартиру, оставив бодро урчащий джип греть салон.

И никто его не угонит, наш паркинг тщательно охраняется, и охрана на выезде знает в лицо всех владельцев. А уж наши с Лешкой лица – и подавно.

А потом мы с Катериной аккуратно, стараясь не разбудить Нику, натянули на нее комбинезон и ботинки. Баба Катя, правда, намеревалась запихнуть ребенка в теплый меховой конверт – «Когда спишь, нужно больше тепла!» – но мне удалось отбиться, ограничившись легким утепленным комбинезончиком. Да и тот в машине расстегну, печка там работает прекрасно.

Как я и ожидала, нести малышку до машины мне не доверили, пришлось довольствоваться бутылками с водой.

Старательный джип не только хорошенечко прогрел салон, но и основательно провонял все вокруг выхлопными газами, так что прощание было недолгим.

Всего-навсего восемнадцать поцелуев в бледные щечки Ники и контрольный, в лоб, мне.

А потом чихающая Катерина поспешила сесть в лифт, а я – за руль.

Ну, с Богом!

Глава 30

И снова я за рулем джипа, и снова за окном зимняя слякоть города сменяется заснеженностью полей. А я, сосредоточившись на скользкой дороге, стараюсь не думать о происходящем, не мучиться, пытаясь понять – как, почему, а главное – сколько же можно?!

Этот вопрос у меня в постоянном использовании, никак не удается засунуть его на самую дальнюю полку шкафа, щедро обсыпав нафталином.

Ну, предположим, не нафталином, это средство нынче перешло в гордые ряды раритетов, обсыпать пришлось бы другой химией с отдушкой по выбору. Да я, может, ради такого случая вообще на мешочки с лавандой разорилась бы, лишь бы не вытаскивать этот изношенный вопрос.

А ты и не вытаскивай. Давно пора свыкнуться с застегнутой на все пуговицы чопорно-надменной мыслью: «Не ваше дело, милочка. Там, наверху, виднее».

За спиной застонала во сне Ника. Она пробормотала что-то невразумительное, похныкала немного, повернулась на бочок и снова засопела глубоко и ровно.

Ничего, бусинка, ничего. Мы справимся. И выбрасывать в окно засопливленные бумажные платочки на радость едущим следом машинам я не собираюсь. Да, ты слишком мала для того количества испытаний, что шмякаются одно за другим на твои хрупкие плечики. Но ведь и твой дар, твои способности – они уникальны. И заставляют, похоже, чавкающую бездну беспокоиться все больше и больше. Она, бездна, пыталась в свое время помешать твоему появлению на свет, а когда не получилось и ты все-таки пришла к нам, на тебя была объявлена настоящая охота. Снова и снова разнообразнейшие гнусы и уроды протягивали к тебе свои лапы. И где теперь эти гнусы и уроды? «Одних уж нет, а те далече».

Сложная у тебя будет жизнь, доча, сложная, но яркая. И светлая. Слышишь, бездна? Ника никогда не будет принадлежать тебе, никогда!

Я взглянула на топливный датчик и зашипела от злости. Была бы наверху крышка, как у чайника, непременно бы забренчала по глупой тыкве, исключительно из жалости именуемой головой.

Бензин был почти на нуле, стрелка угрюмо лежала на этом бублике. Красная лампочка пока не горела, но веселье могло начаться в любой момент. И что потом? Мерзнуть на трассе, голосуя проезжающим машинам? А у остановившихся водил с приветливо-заискивающей улыбкой просить поделиться бензинчиком?

Ну что ты будешь делать, а? Блондинка, она и есть блондинка. «Эй, эй! – немедленно возмутились волосы. – Во-первых, не такая уж ты и блондинка, твой ольховый оттенок называется русым, а во-вторых, если кому-то не нравится, то этот кто-то снова будет ходить седым, вот!»

Было дело. Я довольно долго сияла совершенно седой шевелюрой, мой цвет волос умер вместе с Лешкой. Вернее, когда я увидела в прямом эфире, как взрывается лимузин, в котором ехал мой муж. И самое противное, что мои вреднючие волосы категорически отказывались держать на себе краску. Все, даже самые известные, бренды исчезали после первого же мытья. Все специалисты, к которым я обращалась, делали один и тот же потрясающий своей глубиной вывод: «Ну дык эта… Так не бывает, потому что не должно быть! Идите, женщина, и не придумывайте ничего. Волосы не седеют в момент и прекрасно окрашиваются. Это знают все. Вот».

Ага. Не бывает. А мне приходилось на светские тусовки, которые мы с Лешкой пусть редко, но посещали, повязывать на голову декоративный шарф.

Но самое главное «Так не бывает!» произошло после событий в Сан-Тропе. Я вдруг обнаружила, что отрастающие волосы у корня снова потемнели! На радостях я сделала себе экстремально короткую стрижку, и плевать, что была похожа на новобранца, зато избавилась наконец от осточертевшей седины! Конечно, со временем она вернется, но, надеюсь, возрастная, в отличие от шоковой, будет сговорчивее и с краской подружится.

Сейчас моя прическа уже не такая экстравагантная, волосы отросли, но о косе до пояса речи не идет. Собственно, речь о ней, о косе, у меня в последний раз шла в третьем классе. И звучала она так: «Отрежьте мне наконец эти крысиные хвостики!»

Я вытащила из бардачка карту автомобильных дорог и прикинула, сколько еще ехать до ближайшей заправки. Ох, хоть бы дотянуть! В общем, не очень и далеко, будь у меня моя «Тойота», дотянула бы без проблем, но ведь джип – тип прожорливый, бензин заглатывает, как футбольные болельщики – пиво.

Ну ничего, деваться все равно некуда, надо ехать и надеяться на лучшее. Правда, одной надежды мало, не мешало бы выбрать оптимальный режим езды и не перегазовывать. Хорошо хоть на трассе расход бензина меньше, чем в городе.

Дотянула! Правда, сигнальная лампочка, требующая прикупить пару ящиков пива… фу ты, бензина, и не ящиков, а галлонов, к концу пути вела себя совсем уж разнузданно, только что не верещала от возмущения.

Я с удовольствием заткнула заправочным пистолетом рот обжоре, залив его бензином по самые гланды. Наполнять канистру не стала. До места назначения осталось совсем немного, максимум час езды, и дышать парами бензина спящему ребенку не было нужды.

Когда я добралась до поворота на лесную дорогу, было уже совсем темно. А в лесу – очень темно. Но недавно я тут уже продиралась сквозь ночь и дорогу запомнила.

Надеюсь, что запомнила. Ведь тогда я заблудилась немного, и меня вывел дед Тихон. Может, и сейчас лесной отшельник почувствует наше приближение? Ведь тот, кто притаился сейчас в теле моей дочери, не может остаться незамеченным старым знахарем.

Похоже, и не остался. Уже через пятнадцать минут медленной и осторожной езды по снежной колее в свете мощных фар появился грузный силуэт.

Дед Тихон стоял посреди дороги и, заслонив глаза от бьющего в лицо света ладонью, ждал, пока я заглушу двигатель и выйду из машины. Сам он не приблизился и на шаг.

Приблизилась к нему я. И, рассмотрев выражение глаз старика, невольно отшатнулась.

На бледном, суровом лице ведуна полыхали два озера лютой ненависти. Дед Тихон смотрел не на меня, он, не отрываясь, испепелял взглядом темнеющую за фарами громаду джипа.

– Дедушка, я…

– Ты кого привезла, дочка? – Старик говорил тихо, очень тихо, но мне казалось, что он кричит – столько гнева было в его голосе. – Как ты посмела притащить сюда ЭТО?! Что он вообще делает в твоей машине? Или ты теперь дружбу с такими водишь?

– Да выслушайте же меня! – Чудовищность обвинения, объединившись с такой неожиданной для меня реакцией человека, от которого я ждала помощи и поддержки, разбили, словно яичную скорлупу, мою старательно наращенную броню мужества и непоколебимости.

Горло перехватило, в носу защипало, ноги повели себя совсем уж по-свински и объявили забастовку, вынудив меня шлепнуться прямо на снег и позорно разреветься, сопровождая этот кошмар весьма вразумительными комментариями:

– Я так надеялась… думала… я одна не справлюсь… Ника… он убьет… а вы… такое… он проснется… Ника…

Имя моей дочери подействовало, похоже, на старика вразумляюще. Он вздрогнул, перестал пытаться расплавить взглядом джип, наклонился и, подняв меня за плечи, хорошенечко встряхнул: