Жемчужины детства - Вера Гиссинг

class="p1">Мы с Евой писали друг другу почти каждый день: делились тревогами, надеждами и подбадривали друг друга. Рэйнфорды очень нас поддерживали и переживали. «Мы только тогда сможем жить спокойно, – писали они, – когда закончится война и мы узнаем, что ваши родители живы и здоровы».

В воскресенье 6 мая 1945 года я написала в дневнике, обращаясь к родителям:

Мои дорогие мама и папа!

Хочу рассказать, что случилось вчера. Я проснулась в потрясающем настроении. За окном шел дождь, но мне было все равно. В обед пришло письмо от Евы. Я чуть не расплакалась от счастья. То, как она пишет, всегда напоминает мне о вас. Все эти годы она пыталась мне вас заменить. Я сказала, что получила «отлично» на экзаменах, а Ева в конце написала: «Спасибо, Вера, что так радуешь меня и родителей». А потом добавила как бы походя, что сдала экзамены на медсестру лучше всех на курсе!

Вечером были танцы, они начались в семь часов. Я думала, что немного потанцую, потом немного посижу, но вместо этого ни разу не присела. В восемь часов пришел профессор Зайчек и сказал, что партизаны вошли в Прагу. Все захлопали, закричали и запрыгали от радости, что Прагу освободили. Я станцевала праздничную польку с Гарри, а когда все закончилось, у меня закружилась голова и в глазах помутнело. Потом объявили особый вальс для пражан. Гарри снова пригласил меня на танец: он пражанин, а я, можно сказать, из пригорода. Потом мы слушали новости из Чехословакии, и мое хорошее настроение омрачилось. Оказалось, освободили лишь некоторые районы Праги. В городе продолжались бои, партизаны по радиосвязи призывали подкрепление, а на подступах к городу стояли немецкие танки.

Потом доктор Фрид объявил, что танцы окончены. Кое-кто заворчал и сказал, что никому не станет лучше, если мы будем ходить с кислыми лицами. Но лично я обрадовалась: танцевать больше не хотелось. Я думала о своих земляках, о Праге в окружении, о подкреплении – американских войсках, которые находились в 15 милях от Пльзеня и в 60 от Праги. Я надела дождевик и, хотя было поздно, вышла под дождь. И отчего-то мне стало лучше. Когда я снова зашла в здание, подошел профессор Зайчек и сказал: «Хотел передать детям, чтобы не забыли сегодня помолиться».

«Думаю, сегодня никто не забудет помолиться, даже тот, кто не молился никогда в жизни», – ответила я.

И я стала молиться. О, как я молилась за освобождение Праги и за то, чтобы город не сравняли с землей, чтобы не пролилась чешская кровь! Я молилась за вас и просила Бога уберечь вас и сделать так, чтобы наше заветное желание осуществилось. Прошу, берегите себя, прошу! Все, чего я хочу, – скоро снова вас увидеть.

Через день Германия подписала безоговорочную капитуляцию. Мой дневник, как всегда, служил зеркалом моих чувств.

Вторник, 8 мая 1945 года

Война закончилась. Прямо не верится. Мы так долго ждали этого дня. Но для меня полная победа еще не наступила. Не смогу радоваться, пока не узнаю, что Прагу освободили, а мама с папой в безопасности.

Вчера на середине продленки вошел профессор Коминек и объявил, что бои прекращены и официальное заявление сделают на следующий день, а в честь такого события все уроки на сегодня отменяются. Мы запрыгали по классу, а потом сели на велосипеды и поехали в отель «Дойлкойд» выпить за эту замечательную новость. Но тем же вечером по радио передали, что в Праге продолжаются бои и жертв много. От нашего ликования не осталось и следа.

Но есть и хорошие новости: я слышала, что Терезин освободили 13 апреля. Надеюсь, мама с папой все-таки были там всю войну и теперь свободны. Пожалуйста, Господь, сделай так, чтобы они были живы…

Шли дни, май почти закончился, но никто из ребят не узнал ничего нового о родных из Чехословакии. Мы отчаянно ждали новостей, и ожидание становилось почти невыносимым. Каждое утро вставали с надеждой и вечером ложились с разочарованием. Почему-то тогда мы чувствовали себя очень одинокими, хотя страхи и мечты у нас были общие. Время словно остановилось.

С Евой все было иначе. Нас объединяло общее прошлое, она была частью меня и моих устремлений. Она написала мне – пообещала приехать и остаться на неделю каникул. Я очень обрадовалась – мы знали, что вместе ждать будет легче.

28 мая 1945 года

Ева уехала. Даже не верится. Неделя пролетела незаметно. Мне кажется, нам еще никогда не было так хорошо вместе. Мы стали очень близки. Теперь мы понимаем друг друга с полуслова, ни о чем не спорим и не ругаемся – не поссорились ни разу! Она только что уехала, а я уже скучаю.

Неделя выдалась прекрасная. Я нашла Еве комнату на ферме с очень дружелюбными хозяевами. Учителя пошли мне навстречу и отпускали с уроков при всякой возможности – кажется, поняли, что сейчас мы с Евой очень нужны друг другу. В школе Ева всем нравится, ее считают красавицей.

Мне же больше всего нравилось быть с ней наедине, гулять по холмам, сидеть у реки, разговаривать и вспоминать. Как-то вечером мы перечитали все наши письма из дома. Как же красиво изъяснялись наши родители! Решат ли они, что я изменилась? Узнают ли меня и полюбят ли такой, какой я стала! Ну конечно, что за глупости. Главное, чтобы наша семья воссоединилась.

Сегодня я встала в шесть, чтобы побыть с Евой еще час до расставания. Смотреть, как она уезжает, было невыносимо.

Четверг, 31 мая 1945 года

Дневник, я совсем тебя забросила. Сколько раз за последние несколько дней я смотрела на пустые страницы, но из-за отчаяния и безразличия не могла сосредоточиться. То же могу сказать о чтении и уроках – как я ни хотела заниматься, в итоге начинала смотреть в окно и думать о маме с папой. Все валилось из рук. По вечерам засыпаю с их именами на устах, а утром встаю, и в голове звучит один и тот же вопрос: будут ли сегодня новости?

А сегодня пришло письмо от Евы. Я почему-то сразу поняла, что в нем важные новости. Пробежала глазами несколько строчек и увидела.

«А теперь главное. Пришло письмо от друга тети Берты господина Херцки, который живет в Лондоне. Он получил весточку из Стокгольма: мама и папа живы и здоровы, нам не о чем волноваться. Больше я ничего не знаю. Я страшно рада, но это так мало! Хочу сама увидеть эту телеграмму и узнать больше. Завтра я еду в Лондон и напишу тебе, как только вернусь».

Сказать, что