Семь экспедиций на Шпицберген - Владислав Корякин

Таяние здесь практически не начиналось. Снег надежно укрывает пока окрестные трещины, но вдали видны весенние потоки (весна в Арктике, как известно, всегда запоздалая). Обозначились салатные пятна «снежных болот», с каждым днем они все будут расти и расти. В поле зрения у нас более двухсот километров изрезанного дикого побережья. На севере, на каменных склонах гор, спускающихся к сумрачному Грен-фьорду, чуть заметно темное пятнышко Баренцбурга, от которого мы находимся всего в тридцати километрах. Тонкая струйка дыма поднимается над терриконом. Неподвижно застыл на темной глади залива угольщик-десятитысячник. Еще дальше к северу — скопления островерхих гор на Земле Оскара II, напоминающих рисунки на старинных картах-портуланах: вершины такие же маленькие и такие же четкие. Понимаешь, как немного места занимают люди в этом полярном краю.

Мне больше по душе пейзаж к югу от нашего лагеря. Под белесым просторным небом раскинулась широкая гладь залива Бельсунн с низкой полоской острова Аксель, массив Мидтерхука, наклонившийся к морю, каменный шатер горы Берцелиус и белое покрывало ледника Решёрш, полого поднимающееся в глубь суши. Наглядно, словно на карте, видишь наше плавание в 1967 году: стоянку у ледника Ренар, устье Ван-Келен-фьорда, запомнившееся бесконечными штормами, свирепый пролив Мария, доставивший нам столько испытаний.

Пожалуй, я не припомню другого подобного случая, когда бы связь времен в наших исследованиях была бы столь ощутимой, столь зримой. Интересно, смогу ли я это донести до своих сотрудников? Мне кажется, что они настолько заняты сегодняшним днем, что уверенности у меня в этом нет. Жаль, если так, в чем-то они окажутся обделенными. Без тех маршрутов не было бы сейчас нашего лагеря, который посреди безлюдья выглядит весьма внушительно.

На фоне дальних гор купола КАПШей, лес антенн, стенки из снежных кирпичей, фанерная крыша дизельной, присыпанная снегом и, наконец, флаг (тот самый, со шлюпки из 1967 года) — такого здесь не бывало. Собранная буровая, укрытая брезентом, удивительно напоминает памятник накануне открытия. Видя все это, понимаешь — ледораздел мы оседлали прочно.

Разумеется, сама по себе «дырка» в леднике для нас не самоцель, нужен керн — летопись оледенения, сумей ее только расшифровать, для чего с нами Матти Пуннинг, с которым я знаком по прошлому году и который со своей интеллигентностью, здравым смыслом и чувством юмора просто незаменим в маленьком замкнутом коллективе. Боюсь, что в духовном отношении он больше отдает, чем получает (по крайней мере в наших условиях), и поэтому требует внимания. К сожалению, как и в радиолокационном зондировании, конечные результаты могут быть получены лишь в камералке после длительной обработки. Это существенный недостаток новых методов. Насколько возросла бы их результативность, если бы удалось его преодолеть путем обеспечения какого-то количества экспресс-анализов прямо на месте, в полевых условиях! Будем надеяться, что так и будет, а пока Пуннингу предстоит грандиозная работа: обработка образцов, отбор, упаковка, транспортировка, не говоря о последующих анализах дома, в Таллине.

С Сашей Журавлевым и Виктором Загородновым в поле я работаю впервые. Мы достаточно знаем друг друга по Москве, но Москва Москвой, а Арктика — это совсем иное. Почему-то многие считают, что Арктика опасна пургой, снегом, морозом, и редко говорят о том, что она проверяет людей гораздо глубже и строже монотонностью будней и отсутствием впечатлений. За короткий срок здесь испытывается самое главное в человеке — его отношение к людям, мера ответственности перед ними. Еще существует проблема психологической совместимости, через нее нам тоже предстоит пройти.

Виктор Загороднов весь в своей технике. Хотя идея бурения теплом не новая, свою буровую он сделал в портативном варианте, когда все самые крупные блоки можно поднять, погрузить и доставить вертолетом куда надо — для нас это немало. Пожалуй, с этой разновидностью гляциолога-полевика я встречаюсь впервые. Во всяком случае, в идеях Виктор, кажется, недостатка не испытывает, причем не только в области техники, но и в гляциологии. Поскольку наши обязанности определены достаточно четко, конфликты у нас не возникают. Кстати, Матти буквально на лету уясняет всю ту новую технологию исследования, которая стоит за Виктором — что значит новое поколение!

Я и Саша Журавлев больше работаем «на подхвате». Не без содрогания взялся я за хозяйство нашего «становья». Поднимаюсь первым. Расшуровать печку, приготовить завтрак, натопить воды, поднять ребят, вычистить печку, заготовить снега для воды, приготовить обед… и т. д. до бесконечности. Это внешняя сторона моей деятельности, неинтересная и неблагодарная. Суть же моего назначения в буровой отряд состояла в том, чтобы использовать мой опыт в случае, если события начнут развиваться по непредусмотренному варианту, в том числе аварийному, и тогда я должен буду принимать решение по обстановке, а точнее, делать все возможное, чтобы чего-либо непредвиденного не случилось.

Работаем спокойно и много, по двенадцать — четырнадцать часов в сутки, полярный день не ограничивает нас темнотой, жилье от работы в десятке метров. Никого не волнует «сдвиг по фазе»: как-то само собой стали работать в то время, когда на Большой Земле спят. Это обычная, как я уже говорил, ситуация на полевых работах в Арктике.

А теперь о том, как выглядела новая техника, ее вторжение в ледник и в гляциологию.

Сани почти с четырехметровой буровой установкой располагались поперек КАПШа, и, чтобы разместить их в палатке, пришлось отрыть довольно глубокую траншею. Энергия подается по толстому кабелю от движка с генератором, укрытых неподалеку в снежной землянке.

Деловитое тарахтение движка сопровождает наше вторжение в глубь ледниковой истории, хотя само бурение (точнее говоря, протаивание) совершается, в общем, бесшумно. Главное наше орудие — серебристый полый двухметровый «снаряд» с кольцевой коронкой в нижней части. Нагретая электричеством, коронка протаивает лед, и снаряд под своей тяжестью все глубже и глубже погружается в толщу льда.

После того как лед заполнит снаряд целиком, его поднимают, бережно укладывают на специальный лоток и извлекают драгоценную начинку — серебристый столбик ледяного керна. Пока керн замеряется и составляется его предварительное описание на глаз, сухая научная терминология то и дело перемежается междометиями отнюдь не академического толка — настолько интересен сам вид образцов, извлекаемых из тела ледника.

Особенно радовали нас еле заметные глазу прослойки минеральных включений, маркировавшие сезонные (летние) слои льда. Каждый такой слой имел шансы, если судить по нашим дискуссиям, превратиться в некий опорный горизонт... Когда снаряд снова возвращался в скважину, начинался торжественный обряд — обработка образцов и их упаковка. Лихими ударами ножа Матти рассекает керн на части, затем тщательно зачищает его поверхность, чтобы какая-нибудь микрочастица не нарушила его первозданную чистоту... После заполнения пластиковых мешочков образцами льда на месте, где совершалась эта варварская процедура, остается куча огрызков. Будто здесь пировал какой-то хищный зверь и оставил после себя груду обглоданных костей.