Империя Карла Великого и Арабский халифат. Конец античного мира - Анри Пирен

С другой стороны, в доисламскую эпоху Римская империя не имела сколько-нибудь серьезных контактов с Аравийским полуостровом[163].

Было сочтено достаточным возведение крепостной стены в Сирии для защиты от нападений кочевников, наподобие той, которая была выстроена в Британии для отражения атак пиктов; однако пограничные укрепления в Сирии не идут ни в какое сравнение с теми, что были возведены на границах империи на Рейне и Дунае.

Римская империя никогда не считала этот район уязвимым и никогда не концентрировала здесь серьезные военные силы. Здесь просто проходила административная, точнее сказать, таможенная граница, через которую шли караваны с благовониями и пряностями. Другая, соседствующая с Аравией империя — сасанидский Иран — приняла аналогичные меры предосторожности. Да и что было опасаться живших на полуострове кочевников-бедуинов, у которых еще господствовал первобытно-общинный строй и родоплеменные отношения, которые были язычниками-идолопоклонниками и занимались тем, что вели племенную междоусобицу да грабили караваны, шедшие с юга на север: из Йемена в Палестину, Сирию и на Синайский полуостров через Мекку и Ясриб (впоследствии Медина).

Будучи поглощены борьбой друг с другом, борьбой за влияние, не имевшей какой-либо религиозной почвы, и Византия, и сасанидский Иран не придали никакого значения проповедям Мухаммеда, который в условиях межплеменной междоусобицы твердо шел к тому, чтобы дать своим соотечественникам религию, которая позволила им не только сформировать единое государство, но стала также одной из крупнейших мировых религий, коей остается и сегодня, с ясно обозначенным ареалом распространения и множеством приверженцев. Над империей уже нависла смертельная угроза, когда Иоанн Дамаскин все еще считал ислам своего рода сектой, относясь к нему, как и к тем течениям христианства, которые считались ересью.

Когда в 632 г. пророк Мухаммед умер, все еще не было видимых признаков той опасности, которая столь очевидно проявилась спустя несколько лет. Византия не предприняла никаких мер по укреплению границ в Аравии. Совершенно очевидно, что если вторжения германцев всегда находились в поле зрения римских императоров и они думали о том, какие меры следует в этой связи предпринять, то удар со стороны арабов-магометан застал империю врасплох. В определенном смысле можно сказать, что стремительный успех арабов-магометан и расширение ареала распространения ислама произошло благодаря счастливому для них стечению обстоятельств и в известной мере случайно, если можно, конечно, употреблять слово «случайно» в отношении того, что явилось следствием целого комплекса взаимосвязанных и взаимозависимых факторов. Успех арабов объясняется тем, что Римская империя и сасанидский Иран были истощены упорной борьбой друг с другом, высшей точкой которой стала победа византийского императора Ираклия над Хосровом (ум. 627).

Византия восстановила свой авторитет и влияние; ее будущее казалось обеспеченным благодаря победе над давним противником и восстановлению контроля над Сирией, Палестиной и Египтом. Святое Распятие наконец-то было с триумфом возвращено в Константинополь. Византийскому императору прислал свои поздравления правитель Индии, а король франков Дагоберт заключил с Византией договор о вечном мире. После этого можно было ожидать, что Ираклий продолжит на западном направлении политику Юстиниана. Да, лангобарды заняли часть Италии, а вестготы в 624 г. отвоевали у Византии ее последние опорные пункты в Испании. Но что это было по сравнению со столь значительным восстановлением ранее утраченных позиций империи на Востоке?

Однако эти очевидные успехи потребовали от империи чрезмерных усилий, которые истощили ее и подорвали ее силы. Отвоеванные у Ирана территории были неожиданно захвачены арабами-магометанами. Император Ираклий (правивший с 610 по 541 г.) был обречен беспомощно наблюдать за первым мощным ударом той новой силы, которая внесла смятение в западный мир и разрушила его единство.

Арабские завоевания, которые потрясли и привели в замешательство и Европу, и Азию, были поистине беспрецедентны. Такого стремительного и быстрого успеха добивались лишь азиатские империи Аттилы, Чингисхана и Тамерлана. Но эти империи просуществовали недолго, а завоевания под флагом ислама пустили глубокие корни. До сих пор почти во всех странах, попавших под власть первых арабских халифов, ислам является главной религией. Его стремительное распространение, подобное вспышке молнии, выглядит настоящим чудом по сравнению с медленным и постепенным распространением христианства.

Что были по сравнению с этими яростными вторжениями, подобными извержению вулкана, вторжения германцев, которые сумели утвердить свое влияние лишь на самых окраинах Римской империи, «откусив» от нее лишь маленький кусочек?

Арабы же взяли под контроль практически все части рушащейся империи. В 634 г. они заняли византийскую крепость Востра в Южной Сирии; в 635 г. им сдался Дамаск; разгром византийцев в битве на берегах Ярмука в 636 г. дал им контроль над всей Сирией; в 637 или 638 г. перед ними открыл ворота Иерусалим, а в это же время арабы успешно действовали и на Востоке, за пределами Византии, завоевывая территории в Месопотамии и Иране. Затем наступил черед Египта; вскоре после смерти Ираклия (641) была взята Александрия, а короткое время спустя и весь Египет был занят арабами. Завоеватели на этом не остановились и продолжали захватывать византийские владения в Северной Африке.

Конечно, арабам помогло то, что их вторжения явились полной неожиданностью; что византийские войска не были в состоянии надлежащей готовности, а новый способ ведения боевых действий, примененный противником, оказал на них дезорганизующее и деморализующее воздействие; что христиане-монофизиты и христиане-несториане в Сирии были недовольны тем, что империя по-прежнему относилась к ним как к исповедникам ереси, не идя ни на какие уступки (в такой же ситуации оказалась и коптская церковь в Египте); а также то, что сасанидский Иран был столь же ослаблен, как и Византия[164].

Но перечисленных причин недостаточно для того, чтобы объяснить столь полный триумф. Масштаб и глубина тех результатов, которых достигли завоеватели, совершенно несопоставимы с их физической численностью[165].

Главный вопрос заключается в том, почему арабы, которых было ничуть не больше, чем германцев, в отличие от последних не были ассимилированы на тех территориях, которые они завоевали, хотя народы завоеванных стран принадлежали к более высокоразвитой цивилизации, чем сами завоеватели. Ответ один: они обладали большей силой духа, которая была должным образом оформлена, упорядочена и подчинена единой цели. В то время как германцам было нечего противопоставить распространенному в Римской империи христианству, арабы были приверженцами и носителями новой веры, которая поднимала их дух на небывалую высоту. Это и только это было причиной того, что они не подверглись ассимиляции и не растворились среди местного населения. Ведь с любой другой точки зрения они, как и германцы, не были настроены против цивилизации, которую покорили, и ничего против нее не имели. Наоборот, они с удивительной быстротой впитали в себя все из этой цивилизации, что им было необходимо: научные знания греков и древние традиции искусства греков и персов. На ранних этапах своего господства арабы не проявляли особого фанатизма, а, наоборот, демонстрировали известную терпимость: они не требовали, чтобы жители завоеванных территорий стали новообращенными мусульманами. Но они требовали от них покорности и повиновения единому Богу Аллаху и его посланнику Мухаммеду, а поскольку пророк Мухаммед был арабом, то, соответственно, и Аравии, откуда прибыли арабы, считавшие себя слугами Аллаха и исполнителями его воли.

«Ислам» — арабское слово, в переводе оно означает «покорность», «покорение» (единому Богу — Аллаху), а его последователи называются мусульманами (от арабского слова «муслим», то есть покорный, преданный). Аллах — единый Бог, и, соответственно, священный долг его слуг и исполнителей его воли состоит в том, чтобы заставить неверных покориться воле Аллаха. От завоеванных народов требовали не обращения в мусульманскую веру, а покорности; ты можешь не становиться мусульманином, но должен покориться мусульманам. И эту покорность они насаждали везде, куда бы ни пришли. После завоевания арабы рассматривали науку и искусство покоренных народов ни много ни мало как свою добычу, которая должна быть переработана и использована во славу Аллаха. Они даже сохранили государственные институты неверных в той степени, в какой им это было выгодно. Правда, сделать это они были вынуждены. Арабы не могли управлять завоеванными территориями, используя родоплеменные институты и органы управления, как не могли аналогичным образом управлять Римской империей германцы. Однако, в отличие от германцев, они становились хозяевами везде, где появлялись; они пришли править и повелевать. Покоренные народы были покоренными в прямом смысле слова: именно с них брали налоги, и им не было места в обществе правоверных. Этот барьер был непреодолим. Никакой смычки между мусульманами и местным населением не было и не могло быть. Как это разительно отличалось от того, к чему стремился и что делал выдающийся руководитель остготов Теодорих, который считал, что он должен служить тем, кого он покорил, и который стремился к тому, чтобы составить вместе с ними единое целое!