Замужняя невеста - Лариса Кондрашова

Едва Шастейль со служанкой отошли, как откуда‑то из‑за дерева Софью окликнули:

— Соня, я здесь!

— Слава Богу! — облегченно вздохнула она, незаметно приближаясь к тому месту, где прятался Разумовский. — Сиди пока, не высовывайся. Мои товарищи пошли в лавку купить что‑нибудь из одежды. Тебя не должны видеть в таких узнаваемых лохмотьях.

— Разве они на что‑то похожи? Разве их может носить обыкновенный человек?

Слышно было, как Разумовский горько усмехается.

— Обыкновенный не может, — согласилась Соня, — а раб вполне может. Или ты думаешь, что капитан «Джангара» тебя не станет искать?

— Ваше сиятельство! — Довольная Мари, как всегда, начала говорить, еще не дойдя до места, где стояла ее госпожа. — Мы нашли как раз такой плащ. И продали нам его совсем недорого. Оказывается, господин граф умеет торговаться, совсем как простолюдин.

— Наверное, потому, что сам недавно был простолюдином, — проговорил вполголоса Шастейль, подойдя к ожидавшей их Соне. — Мари, ты слишком громко говоришь. Если бы кто захотел нас выследить, а тем более узнать наши планы, ему это удалось бы безо всякого труда. Достаточно было лишь послушать вопли вашей служанки.

Мари, собиравшаяся что‑то сказать, осеклась и с тревогой посмотрела на Соню: не рассердила ли она госпожу своей столь явной радостью? А кто бы на ее месте не радовался? После стольких неприятностей они наконец прибыли туда, куда и собирались. Должно быть, у госпожи и в самом деле очень могущественный ангел‑хранитель…

А к тому же с некоторых пор жизнь Мари так переменилась, что вместе с нею вынуждена была меняться и она сама.

Наверное, оттого, что чувствовала себя нужной. Ее никто не оскорблял, она не делала ничего такого, за что ее мучила бы совесть. А когда с нею случилась беда, госпожа не бросила ее погибать, вызволила, и Мари вознесла хвалу Деве Марии за то, что судьба наконец сжалилась над нею.

Что поделаешь, если радость от этого иной раз в ней вы—плескивалась, как сейчас, когда хотелось говорить громко и много, забыв о наставлениях приютских воспитателей. И главное, слова вылетали из ее рта такие звучные, округлые, что Мари слушала их как музыку…

— Наш беглец не объявился? — совсем уж тихо осведомился Жан, оглядываясь вокруг. — Откровенно говоря, я уже не чаю очутиться дома, перед камином и наконец высушить эту соленую влажность, которой мы все пропитались, кажется, до самого нутра.

— Объявился, — тем же тоном ответила Соня. — Я пока приказала ему не высовываться. Отнеси ему плащ вон за то дерево. Леонид, ты слышишь, что я говорю?

Это уже Соня спросила по‑русски, хотя Разумовский вполне сносно говорил по‑французски.

— Слышу, — отозвался тот.

Когда оба мужчины вышли на свет, Соня едва не расхохоталась, так нелепо выглядел Леонид в купленном плаще. Нелепо, но не подозрительно. Вот только его босые ноги не вязались с одеждой остальных трех человек компании.

— Ничего, — ответила собственным мыслям Соня. — Главное, дойти до кареты, а там… Жан, нам далеко ехать до моего дома?

— Я еще не осмотрелся, — пробормотал тот, наморщив лоб. — Помню только, что он недалеко от порта.

— По‑моему, лучше будет доверить поиск верной дороги извозчику наемной кареты, в которой мы поедем. Если ты, конечно, помнишь адрес.

— Адрес помню, — с досадой отозвался Шастейль. Но тут же сказал себе, что в таком замечании Софи он сам виноват. Мог бы быть повнимательнее.

Но в этом не было ничего страшного. Даже если бы он забыл адрес, достаточно было бы достать из‑за пазухи — кажется, именно там ему придется носить документы всю жизнь! — купчую на особняк, принадлежащий теперь графине де Савари.

Впрочем, напрягать свою память ему не потребовалось, потому что извозчик и в самом деле привез их туда, куда следовало, и горевший у входа фонарь обрадовал Жана. Значит, живущий в соседнем особняке Пабло Риччи, с которым Шастейль познакомился в прошлый свой приезд, сдержал слово: его управитель присматривал за собственностью княжны.

Пришлось в такой поздний час побеспокоить соседей — если Шастейлю ценой невероятных усилий удалось сохранить документы, то ключи от дома сгинули — счастье, что он оставил запасные управителю Пабло.

На звонок дверного колокольчика вышел и сам хозяин.

— Здравствуйте, дружище! — Он обнялся с Жаном. — Но как вы одеты! Что‑то случилось с вами в дороге?

— Случилось, — со вздохом ответил тот, — еле живы остались.

Между тем обе женщины и Разумовский выбрались из кареты и теперь терпеливо ожидали, когда Жан закончит свои переговоры с соседом.

Художник — судя по всему, далеко не бедный — скосил взгляд в сторону Сони.

— Позвольте, я провожу вас в дом, — предложил он, подходя. И обратился к Соне, безошибочно определяя в ней главное лицо: — Все‑таки я достаточно изучил ваш дом и могу предложить усталым путникам все, что они пока здесь найти не смогут… Я понимаю, вы устали с дороги, вам не до того, чтобы уделять внимание постороннему человеку… но кто еще сможет о вас позаботиться, не слишком утруждая собственной персоной?..

Соня подумала, что и художник, наверное, как Жан Шастейль, разбогател совсем недавно, потому что речь у него не блистала изяществом, он, похоже, копировал кого‑то. Но то, что искренне хотел услужить, не позволило Соне отвергнуть его помощь.

— Если вас не затруднит, — скромно ответила она.

Художник просиял:

— Пабло Риччи всегда к вашим услугам, прекрасная сеньора! — Он пошел к своему дому, крича на ходу: — Бенито, иди сюда немедленно, куда ты запропастился, ленивый бездельник!

Соня с усмешкой оглянулась на Мари, и та, поняв, что хозяйка кивает ей на живую иллюстрацию ее же недавнего поведения, смущенно потупилась. Что поделаешь, не хватает ей пока лоска, чтобы прислуживать такой знатной госпоже, как хозяйка.

Жан Шастейль, не обращая внимания на разыгрывавшуюся перед домом сцену, поспешил к дверям, чтобы открыть замок.

Леонид Разумовский стоял позади всех и переминался с ноги на ногу.

— Ты же босой! — всполошилась Соня. — Еще не хватало заболеть после столь успешного освобождения и перенесенных страданий.

В доме не было никакой мебели, и Соня тщетно оглядывалась вокруг в надежде обнаружить хоть какой‑нибудь стул, чтобы рухнуть на него, такую вдруг почувствовала усталость.

И в этот момент снаружи раздался шум, стук, что‑то несли, проталкивали, задевая о косяк двери. Не успели путешественники оглянуться, как посреди самой большой комнаты на первом этаже возникли стол, стулья, еще двое слуг несли обитую парчой кушетку. Какая‑то толстая темнокожая служанка втащила корзину, полную еды.