Журнал «Если» 2010 № 2 - Василий Головачев

Гражданский генерал оказался прав: четыре зала ресторана, оформленные в классически-функциональном стиле, были практически пусты. Сели в отдельном кабинете, у панорамного окна с видом на небольшой садик, разбитый на прилегающей территории. Правда, смотреть там было особенно не на что — деревья давно облетели и поникли, детская площадка пуста, и даже вездесущие воробьи куда-то попрятались.

Официант принес меню, винную карту и праздничное настроение. Людмила Сергеевна посещала рестораны нечасто, в основном по приглашению на юбилеи, и совершенно не разбиралась в тонкостях этой кухни. Вот по схемам пятиразового питания в интернатах она могла бы отдельную лекцию прочитать, а здесь… Пусть выбирает завсегдатай!

Архангельский остановился на легком вине, выбрал к нему сыры, салаты, паштет. Потом жестом отпустил официанта и собственноручно разлил вино по бокалам.

— Я не умею говорить тосты, — сообщил он. — Поэтому просто скажу то, что думаю. В стране и даже на целой планете мало найдется людей, которые своим примером заставили меня по-новому взглянуть и на жизнь, и на некоторые вещи, которые казались основополагающими. Ты, Люда, одна из них. Я ведь знаю о тебе все. Уж извини, специфика профессии. И я восхищен тем, как ты сделала себя и как нашла свое призвание в помощи брошеным и больным детям. Мало кто сегодня задумывается о детях, я вот до сих пор вообще не задумывался, а ведь, как ни банально это звучит, дети — наше будущее. И другого будущего у нас нет. На них надежда, что все когда-нибудь станет иначе, по-другому. И если мы не будем дарить им добро, то кто его подарит нам через двадцать лет? С днем рождения, добрая светлая Людмила!

Они выпили. Людмила Сергеевна почувствовала себя растроганной. Она и представить не могла, что Архангельский когда-нибудь произнесет подобное. Значит, что-то человеческое в нем все-таки осталось.

— Пока шеф занимается главным блюдом, — сказал гражданский генерал, — я хочу сделать еще один маленький подарок.

Он покопался в кармане, вытащил мобильный телефон и, не глядя, ткнул в экран. Протянул телефон Людмиле Сергеевне — она осторожно поднесла его к уху.

— Людка, коза-егоза, ты на связи? — раздался далекий и до невыносимого родной голос.

— Кир?! Ты?! — Людмила Сергеевна чуть не задохнулась от нахлынувших эмоций. — Как ты? Где ты?

— Да все нормально, Люд, — засмеялся брат. — Ты, смотрю, в своем репертуаре. Здесь я, поблизости. Хочу тебя поздравить с днюхой, пожелать четко, по-военному, успехов, здоровья, счастья в личной жизни.

— Спасибо.

— С меня большой-большой сувенир, — пообещал Кирилл. — Надеюсь, после новогодних увидимся, — голос его посерьезнел. — Учти, я в курсе ситуации. Наблюдаю тебя каждый день. Да, не удивляйся. Будешь по синему коридору проходить, сделай ручкой. Мне будет приятно. Если же проблемы, то ты знаешь, как мне показать. Все, не могу долго говорить. Я тоже на службе. Целую в лобик.

Людмила Сергеевна в задумчивости вернула мобильник Архангельскому. Гражданский генерал тут же налил еще по бокалу.

— Ну вот видишь, все хорошо. Брат при деле. И в интернате вашем тоже порядок, я проверял недавно.

— Кира говорит, мы увидимся после новогодних праздников. Это возможно?

Архангельский, словно опытный дегустатор, покачал бокал, глядя сквозь вино на свет. Улыбка сошла с его лица.

— Увидитесь… И об этом я тоже хотел с тобой поговорить, позднее. В подземелье нельзя — там уши и камеры. Поэтому хочу обсудить перспективы здесь. Они неутешительны. Проект, похоже, закроют.

Людмила Сергеевна встрепенулась:

— Что значит, закроют? Как они могут закрыть?

— У американцев сдвинулись сроки, но своего они добьются. А наше дело растет, как снежный ком. В процесс вовлекается все больше людей. Утечки неизбежны. Когда-нибудь нас спросят — я в широком смысле о нас, — и нам придется отвечать. Мы, конечно, ответим, но нам не поверят. Давно уже не верят. Это самая простая модель исхода и, пожалуй, самая верная. Руководство хочет, чтобы до того, как нас спросят, все было подчищено.

У Людмилы Сергеевны оборвалось сердце.

— Нет, ничего страшного не произойдет, — торопливо заверил Архангельский, уловив, в каком раздрае чувств она сейчас находится. — Своей работой с Асем ты убедила руководство, что он больше не опасен. Его поместят в обычный пансионат для совершеннолетних даунов. Кто-то из воспитателей будет в курсе и продолжит наблюдение… А хочешь, я поговорю, и тебя назначат этим воспитателем? Между прочим, идеальный вариант!

— А костюм? Спускаемый аппарат?

— Исследовательский комплекс перепрофилируют на новую задачу. Костюм и спускаемый аппарат, скорее всего, уничтожат. Чтобы… э-э-э… не оставлять улик. Потом сделают информационный вброс через прикормленных уфологов. Выдадут в желтые листки полуправду. Дескать, во Владимирской области разбился НЛО, а труп инопланетного пришельца хранят в морозильной камере под Мавзолеем. Опошлят и дискредитируют тему так, что за нее ни одна разведка не возьмется. Даже если ты, например, после этого захочешь дать показания и предъявишь Ася в качестве доказательства, тебе никто не поверит. Отправят к тем же уфологам…

— Я этого не понимаю! — сказала Людмила Сергеевна, даже не сдерживая злости. — А тебе не кажется, Михаил, что это предательство? Чистое, незамутненное предательство! А как же патриотизм, долг перед Родиной? Ты же сам мне вещал недавно: «Вы нужны России»…

— Иногда патриотизм в том, чтобы отступить.

— Не позорься! Вы не Кутузовы, черт побери! И никогда ими не были! Обгадились и сдаете страну!

— Хватит! — рявкнул Архангельский.

Они замолчали. Официант принес горячее и поинтересовался, все ли в порядке. Гражданский генерал с мрачным видом отослал его.

Прошло несколько минут. Людмила Сергеевна выпила свое вино и с ожесточением принялась за бифштекс, не получая от процесса никакого удовольствия. Архангельский посидел, глядя в свою тарелку, потом сказал вполголоса:

— Люда, я попробую.

— Что? — Людмила Сергеевна оторвалась от еды.

— Но мне нужна… э-э-э… помощь. Мы сделаем это вдвоем. Я и ты.

— Что?

— Пан или пропал. Мы наденем костюм на Ася и попробуем вступить в контакт.

— Как?

— Будут праздничные каникулы. Почти две недели. Охрана и персонал запросятся на волю. Всем хочется к семьям и друзьям. Обычно мы строго с ними, но на этот раз я проявлю гуманизм и отпущу по максимуму. Сам останусь в комплексе и пронесу костюм в карантинный блок. Мы сделаем это, Люда. Мы должны попытаться. Я и сам себе не прощу, если не попытаюсь.