Последний дозор - Сергей Лукьяненко

Конечно, Темные не станут бесчинствовать. Помощь придет — из Англии, из Ирландии, из Уэльса. Найдутся и в Европе, и в Америке Светлые, кто поможет осиротевшему шотландскому Дозору.

Но не станет ли исчезновение Лермонта той каплей, что превратит Егора в зеркального мага?

— Пойдем, мой юный друг, — сказал Лермонт. — Ты прав, ты прав, а я спешу… еще не время… Но послушай, молодой маг! Послушай, как звенит тишина, как поют цикады в траве, как ночные птицы крылами бьют воздух…

То ли он заставил меня услышать, то ли это все было взаправду, но я услышал сквозь шумное дыхание великана и тишину, и звуки.

— Гляди, как жарко пылает огонь, как серебристые листья ловят лунный свет, как темна трава под ногами… — шептал Лермонт. — Здесь можно жить…

Я увидел.

— Мало кто из Иных при жизни побывал здесь… — Лермонт вздохнул. — Мы приходим сюда только после смерти, понимаешь? Приходим уже навсегда…

У меня по спине пробежали мурашки. Я вспомнил погибших в нашем Дозоре. Игоря, Тигренка, Андрея…

— Ты знал? Ты знал это раньше?

— Все Высшие, кто смог пройти на пятый слой, знают. — Голос Томаса был печален. — Но это слишком опасное знание, юный маг.

— Почему?

— Не стоит знать, что ждет тебя после смерти. Томас знает — и ему тяжело. Томасу хочется сюда. Подальше от людей, жестоких и жадных. Подальше от человеческого зла и человеческого добра. Так сладко… жить в мире Иных…

— Жить?

— Жить, юный маг… Здесь даже вампирам не нужна кровь. Здесь все другое, все иначе. Все так, как должно быть. Тут настоящий мир… на пятом, шестом и самом великом — седьмом слое. Тут возносятся к небу башни мудрецов, изучающих мироздание; кипят жизнью города, полные Света и Тьмы; бродят в девственных лесах единороги и охраняют свои горные пещеры драконы. Сюда мы придем… я — раньше, ты — позже… и друзья выйдут нам навстречу. Я тоже рад буду встретить тебя, юный маг…

Великанская рука обняла меня за плечи, будто ребенка. Фома глубоко и тяжело вздохнул. И продолжил:

— Но не время. Еще не время. Если бы я сумел пройти на седьмой слой… я бы не вернулся. Но здесь моей Силы не хватит. И твоей не хватит, юный маг.

— Я пока не спешу, — пробормотал я. — У меня…

Что у меня? Жена и дочь? Они Иные. Высшие Иные. Мы можем уйти все вместе. В города из Света и Тьмы… где счастливы вместе Алиса и Игорь, где никто не вспоминает о глупых людишках…

Я вздрогнул. Мне показалось, или я тоже стал выше? Или это уменьшается Лермонт?

— Фома, уходим!

— Подожди. Посмотри на это!

Над нашими головами заплясал белый огонек. Фома вытянул ручищу, указывая на плиту из прозрачного красного камня, прячущуюся в траве под ногами. Это что ж такое, рубин размером с большой поднос?

Я присел. Провел рукой по гладкой поверхности. Посмотрел на черточки кельтских букв.

— Что тут написано, Фома?

— Это писал Мерлин. — В голосе Лермонта появилась задумчивость. — Это писал Мерлин, это сразу и замочная скважина, и последний ключ. На коэлбрене тут написано… — Он помолчал. — Если говорить высоким слогом, то…

— Любым говори! — почти физически чувствуя, как уходит время, воскликнул я.

Венец Всего здесь скрыт. Всего лишь шаг остался.Но он — наследие для сильных или умных, —

каким-то чужим, более тонким и напевным голосом произнес Фома. И при первых же звуках его голоса вырезанные в камне буквы принялись светиться, будто под камнем зажгли мощную лампу. Одна за другой буквы превращались в тонкие столбцы света, бьющие в небо.

Получишь все и ничего, когда достать его сумеешь.Иди вперед, коль ты силен, как я;иди назад, коль ты, как я, умен.Начало и конец, глава и хвост, все слито воединоВ Венце Всего. Так жизнь и смерть неразделимы.

Последняя буква вспыхнула белым одновременно с последним словом Лермонта.

— Ненавижу караоке, — сказал я. — Что все это значит?

— Томас знает не больше тебя, юный маг. — Великан сгреб меня в охапку. — А теперь — уходим!

Я полагал, что Лермонт хочет шагнуть сразу в реальность. Но нет, он вначале вышел на пятый слой, махнул рукой Семену и негру:

— Уходите!

Долго упрашивать их не пришлось. А Лермонт подмигнул мне, наклонился над големом — и вырвал из тела змеи Руну Мерлина.

Глаза твари полыхнули яростью. Туловище петлями взвилось в воздух, две пасти синхронно открылись.

Но мы уже были вне досягаемости Стража. В обычном, человеческом мире. В комнате, полной мертвых тел.

Пожилой толстенький Лермонт отпустил меня и рухнул на пол. Его лицо покрывал пот, даже на топорщащихся усах повисли капли.

Вокруг уже шла привычная суета — Светлые Иные снимали следы ауры, изучали тела, брали кусочки плоти и капли крови для анализов. На меня и появившегося следом Семена сразу же уставились настороженные взгляды, по телу заелозили щупы заклинаний. Обнаружив в нас Светлых, да еще и высокого ранга, дозорные сконфуженно отдернули заклинания.

Чуть в сторонке я увидел и Брюса. Мастер вампиров уже не выглядел ходячим трупом, на щеках даже заиграл румянец. Он сидел в углу, на корточках, и пил что-то из стакана. Я не стал всматриваться, что именно.

— Во дела! — сказал Семен, крутя головой. Вид у него был совершенно счастливый. — И не думал не гадал, что на пятом слое побываю, будто Великий Гесер или Томас-Рифмач. Ох… теперь и помирать не страшно…

Он подмигнул мне.

— Рот зашью, — с очень знакомыми интонациями произнес Лермонт. — Пятый уровень Сумрака — не тема для сплетен.

— Ага, — быстро согласился Семен. — Это я так, по глупости своей балаболю…

— Фома… — Я протянул руку, помогая магу подняться. — Спасибо… что вернулись. И за то, что показали, — спасибо.

— Идем. — Фома быстро вышел в соседнюю комнату, к «причалу», где на темной воде колыхалась железная лодка. Я — за ним. Лермонт навесил над нами Зонтик Тишины — шум сразу стих. — Ты хочешь что-то спросить?

— Да. Кто они?

— Не знаю. — Фома достал платок, утер пот с лица. — До наследства Мерлина пытались добраться уже несколько раз. Но не уверен, что именно эти Иные… последняя попытка была больше века назад. И уж тем более никто раньше так широко не привлекал людей… Все очень серьезно, Антон. Но нам повезло — Мерлин третьим ключом озадачил всех.

— Что значит тот стих?

— Загадка. В ту пору очень любили загадки, Антон. Считалось хорошим тоном дать противнику возможность победить себя. Призрачную, но все-таки возможность.