Верное слово - Дарья Зарубина

– Но всё-таки место гибели «зигфридов» вы худо-бедно, но прочесали. Спустя рукава, прямо скажем, сударь мой, да-с, спустя рукава, но всё-таки. А «серафимы» во главе с весьма сильным магом товарищем Зиновьевой – сгинули в смоленских лесах бесследно. Так ведь по архивам выходит?

Виктор Арнольдович понурился, как бы в глубокой скорби.

– Всё так, Иннокентий Януарьевич. Погибли «ночные ангелы», до конца долг свой перед Родиной выполнили…

– Достаточно, Виктор Арнольдович, – холодно сказал Кощей, и глаза его опасно сузились. – Уж со мной дурака можете не валять. Мы с вами не на Политбюро. Там будете про выполнение долга перед Родиной рассказывать, Никите Сергеевичу наверняка понравится.

Он сплел сухие тонкие пальцы, нагнулся вперёд, словно кобра, гипнотизирующая добычу.

– Почему в деле «серафимов» столько пробелов? Почему так и не установлено точное место их гибели? Нам ведь доступны сейчас все трофейные документы немцев, вплоть до дивизионных журналов боевых действий. Почему не посланы соответствующие запросы? Почему нет вообще никаких привязок по местности, где действовали «ангелы» последние недели? Почему нет боевого приказа на их последнюю операцию? Почему нет точно сформулированного задания? Кто проводил инструктаж? Какие принимались меры безопасности? Ведь фактически вы оставили совершенно без внимания очень, очень опасное место, место потенциальной трагедии масштаба корсунской! Почему, почему всё это так вышло, а, сударь мой Виктор Арнольдович?! – Верховенский говорил сухо и отрывисто, не повышая голоса, но у Потёмкина аж в желудке заныло. – Это безответственность, товарищ Потёмкин. Самое меньшее – безответственность!

– Так ведь в той обстановке до бумажек ли нам было?! Приказы, бывало, вообще устно отдавались, прямо со связи. Писаря штабные в бой шли. Немцы пёрли, прорыв надо было затыкать…

– Прорыв затыкать надо было, несомненно. Но где конкретно вы его затыкали? Вы, именно вы и ваши «ангелы»?! – хлестнул вопросом Кощей. – В каком населённом пункте? В каком точно? Где соответствующие донесения? Хотя бы и задним числом составленные? Отчёты где? Ведь не простое дело, лучшая группа боевых магов погибла! Я смотрел – девушек наших надо было к Героям не посмертно представлять, а ещё за оршинское дело, в августе! Так где все материалы, Виктор Арнольдович, дорогой мой?

– В архиве Запфронта, где ж ещё?! – делано возмутился Потёмкин. – Я ж по поводу гибели группы, наверное, целый эшелон бумаг исписал! И в штаб армии, и в штаб фронта, и в ваше ведомство, дорогой Иннокентий Януарьевич, как сейчас помню, тоже особое отношение составлял! Вы ж наверняка его первым и прочли!

– Да-с, исписали, и да-с, прочитал! Что верно, то верно. И бумаги эшелон, и чернил цистерну извели. Да только толку от писанины вашей никакого, товарищ Потёмкин. Всё «по видимости», «можно заключить» да «позволяет предположить». Точное место их гибели – где?!

– Не знаю! – зло рубанул ладонью воздух Виктор. – Район поиска задавался «по обстановке, на усмотрение командира группы». Никакой информации о противнике не было, разведка отсутствовала как класс… А тут ещё, вдобавок, был срочно отозван в штаб фронта, а затем и в Ставку!

– Были, Виктор Арнольдович, были отозваны, – откашлялся Кощей. – Я проверял. Телефонограмма действительно имеется. Телефонограмма подлинная. Но вот что странно, сударь мой: немцы и впрямь наступают, целые дивизии наши в котлах, документы штабные сплошь и рядом какие утрачены, какие уже и прочитать невозможно, бумажки, на колене зачастую написанные. А вся эпопея ваша – в идеальном состоянии. И телефонограмма из Москвы, из Ставки, и запрос из штаба фронта, и прохождение через штаб армии со штабом корпуса. И ответ ваш. И командировочное удостоверение с отметками дорожных комендатур. Всё честь по чести, тыловиков оформлению документов в боевой обстановке учить по этому можно.

Потёмкин вновь развёл руками, мол, не моя то вина.

– Да-с, Виктор Арнольдович, задали вы нам задачу, – вздохнул Верховенский. – Мы потом посмотрели – «серафимы» были совокупно самой сильной нашей группой, погибшей за всю войну. Удивительно, правда?.. Хотя – почему удивительно? Сорок первый год, не берегли никого и ничего, элиту, племенной материал в бой бросали. Сильнее «ангелов» только те же «зигфриды» получаются. Встречались и у нас, и у немцев потом одиночно маги и выше уровнем, а чтобы средний показатель группы бы превысить – нет. Понимаете теперь, Виктор Арнольдович, почему меня это так волнует? Много лет после войны прошло, иных дел хватало и хватает, враг не дремлет, ни на миг не прекращает подрывную работу против Страны Советов… Ну, не морщитесь. Как писал товарищ Маяковский, «слова у нас, до самого главного, в привычку входят, ветшают, как платье». А враг-то он есть и подрывную работу – ведёт… так вот, простите старика, к чему бишь я? – Иннокентий Януарьевич сделал вид, что забыл. – Так вот, может, и не обратил бы я на это внимание, может, так и остались бы «серафимы» безвестно павшими героями, если бы не Корсунь. Если бы не посланьице от «зигфридов». Вот тут уж, извините-с, Виктор Арнольдович, я закрыть глаза на такое не мог. А если «ангелы» нам такое же пошлют? Или чего похуже, а? Вот почему вы, товарищ Потёмкин, об этом не думали, почему никаких мер не предпринимали? Пятнадцать лет после войны уж прошло, времени достаточно было!

– Товарищ Верховенский… – Потёмкин на миг прикрыл глаза. «Это как на фронте, – подумал он. – Концентрация – формирование – посылка – отзвук – коррекция – удар». – Иннокентий Януарьевич… я искал «серафимов». В архивах должны были мои запросы остаться. В центральный штаб партизанского движения запросы слал, командованию инженерных войск, в министерство строительства, в те главки, что вели восстановительные работы на Смоленщине… Нигде ничего, товарищ Верховенский. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал.

– Интересно-с, интересно-с. – Иннокентий Януарьевич обхватил подбородок тонкими аристократическими пальцами. – Запросов ваших не видел, врать не буду. Но в запросных книгах и книгах выдачи справок отметки должны были остаться… Продолжайте, товарищ Потёмкин.

– Вы мне что же, не верите, товарищ первый заместитель председателя Комитета государственной безопасности? Думаете, я вам тут врать буду? Я, коммунист ещё с Гражданской войны?! Посылал я эти запросы!

– Не горячитесь, Виктор Арнольдович, и не демонстрируйте мне тут свои обиды, будьте так любезны-с, – откинулся на спинку стула Кощей, сложил руки на скатерти, переплетя длинные пальцы. – Работа у меня такая, всех проверять. Бывает, человек за давностию лет уже и сам запамятовал, куда запросы слал. Уверяет, мол, запрашивал «Мостранс», а мы ему – да нет, дорогой, «Кузбассуголь». И бумажку ему на стол. Так что не обижайтесь, не обижайтесь. Значит, не пришло ничего по вашим запросам, так?

– Так, – опустил голову Потёмкин.

– И к какому же выводу вы пришли, Виктор Арнольдович?

– Что вывезли немцы «ангелов». Может, даже пленили. Но тела их, в отличие от тех же «зигфридов», на той земле не остались. Что, как вы понимаете, Иннокентий Януарьевич, существенно, на порядок примерно, уменьшает вероятность возникновения вторичных эффектов.

– Вот даже как, – сощурился Верховенский. – Интересно, товарищ Потёмкин, весьма интересно-с. Я так понимаю, очень было вам тяжело допустить даже тень мысли, что девушки наши к немцам в плен угодили? И, может, даже живы остались?

– Смертельно тяжело, – тихо выговорил Потёмкин. – Не хочу в это верить, мысль от себя гоню…

– И я тоже гоню, – неожиданно поддержал его Верховенский. – Отрицательные ответы, Виктор Арнольдович, это ещё не доказательство. Даже от партизан. Надо разбираться. По-нашему, по-коммунистически – тщательно, без оглядки на персоналии. Потому что еще одна Корсунь-Шевченковская аномалия нам не нужна, никак не нужна. С этой бы разобраться. В общем… – он вновь отпил чаю, – как я понял, на последнее задание «ангелы» ушли без вас. Прискорбно, товарищ Потёмкин, очень прискорбно. Потому что, как один из опытнейших и даровитейших наших магов…

– Спасибо, товарищ Верховенский.

– Это не комплимент, Виктор Арнольдович, а констатация факта. Впрочем, вопросы-то всё равно остаются. Как же так, товарищ Потёмкин, я, старик древний, покоя не нахожу, последние недели в архивную крысу превратился, понять пытаясь, что ж стряслось с «ангелами». И знаете что, Виктор Арнольдович? Ни-че-го я не понимаю, не могу дознаться. Молчат архивы. Невозможно понять ни как немцы их раскрыли, ни как перехватили, ни чем уничтожили. Боевая-то трансформация у них о-очень эффективная была, так, Виктор Арнольдович?

Потёмкин кивнул. По спине его стекал пот.

– И вот накрыли немцы наших героических девушек. Пали они в бою неравном, пропали без вести, так что и могил не осталось. Что именно случилось – совершенно неясно. Но что же вы предприняли? Может, после того, как фронт на запад откатился, поисковую операцию требовали провести? Может, лично на рекогносцировку в те края выезжали? Может, в вышестоящие инстанции писали, мол, требуется провести…