Чародей поневоле - Кристофер Сташеф

Род остановился и, нахмурившись, посмотрел на слугу.

— Да, вполне. А с чего это мне должно нездоровиться?

Большой Том глуповато улыбнулся.

— Спишь мало, — объяснил он. — Я подумал, что у тебя, наверное, лихорадка.

— Нет, — с облегчением улыбнулся Род, качая головой.

Он протиснулся мимо Тома.

— Это не лихорадка.

— А что же тогда?

Род рухнул навзничь на кровать, заложив руки за голову.

— Том, ты когда-нибудь слышал об игре под названием «крикет»?

— Сверчок? — нахмурился Том. — Это существо, которое стрекочет на очаге, господин.

— Правильно, но это также и название игры. Понимаешь, главное в ней — воротца. Одна команда пытается их сбить, бросая по ним мячом. Другая — защищает воротца, отбивая мяч битой.

— Странно, — пробормотал Большой Том, широко раскрыв глаза от изумления. — Крайне необычная игра, хозяин.

— Да, — согласился Род. — Но дальше еще хуже. Команды, понимаешь ли, время от времени меняются местами, и та, что прежде атаковала воротца, теперь защищает их.

Он посмотрел поверх пальцев ног на круглое, покрытое оспинками, лицо Тома.

— М-да, — пробормотал здоровяк, ошеломленно мотая головой. — И какой же смысл во всем этом, хозяин?

Род выпрямился и позволил себе расслабиться.

— Дело в том, что воротцам приходится одинаково туго независимо от того, кто победит.

— Да! — энергично закивал головой Большой Том. — Истинная правда, хозяин.

— Ну вот, у меня такое чувство, будто здесь идет грандиозная игра в крикет, только в ней участвуют три команды: советники, нищие...

— Дом Кловиса, — поправил Том. Род удивленно вскинул брови.

— Верно. Дом Кловиса. И, конечно, королева.

— Кто же тогда воротца? — спросил Том.

— Я, — Род перекатился на бок и, взбив кулаком подушку, со вздохом облегчения опустился на нее.

— А теперь я собираюсь соснуть. Спокойной ночи.

— Господин Гэллоуглас, — пропищал голос пажа.

Род закрыл глаза и помолился о ниспослании ему сил свыше.

— Да, паж?

— Вас зовут прислуживать королеве за завтраком, господин Гэллоуглас.

Род заставил себя приподняться и поглядеть в окно. Первые лучи солнца уже окрасили небо в розовый цвет.

Он зажмурился и сосчитал до десяти, чуть не задремав при этом. Затем сделал вдох, который заполнил бы бездонную шахту, спустил ноги с постели и сел.

— Эх, нет покоя воротцам. Что мне делать с этой проклятой формой, Том?

Род был вынужден признать, что Катарина Плантагенет обладает талантом драматурга и, более того, умело использует его в своих целях. Часовые заняли свои места в обеденном зале еще до рассвета. Лорды и леди, имевшие привилегию — или, точнее, несчастье — разделять с королевой ее утренний завтрак, прибыли сюда, как только прокричал петух. Но лишь когда все собрались и вдоволь наглазелись на поданное мясо, состоялся выход королевы. И, несмотря на столь ранний час, это был именно выход. Двери, ведущие в зал, широко распахнулись, и в океане света факелов появилась Катарина. Шесть трубачей затрубили в фанфары, все лорды и леди поднялись, а Род содрогнулся (высота тона в этой культуре была более или менее делом вкуса).

Затем Катарина, высоко подняв голову и слегка откинув назад плечи, вошла в зал. Она прошла четверть окружности зала и подошла к огромному позолоченному креслу во главе стола. Герцог Логайр шагнул вперед и отодвинул кресло. Катарина опустилась в него с изяществом и легкостью перышка. Логайр сел по правую руку от нее, и все остальные тоже опустились в кресла. Катарина взяла двузубую вилку, вельможи последовали ее примеру, и тут же со всех сторон налетели слуги в ливреях с деревянными блюдами в руках, наполненными беконом и колбасой, маринованной селедкой и белыми булочками, чашками с чаем и бульоном.

Каждую тарелку сперва подносили к Брому О'Берину, сидевшему по левую руку от королевы. Бром снимал пробу с каждого блюда и клал остатки на тарелку перед собой. Затем огромные деревянные блюда были расставлены по всему столу. И только тогда Бром О'Берин, убедившись, что все еще жив, передал наполненную тарелку королеве.

Общество с жадностью накинулось на еду, и желудок Рода настойчиво напомнил ему, что прошлой ночью в его пищеварительный тракт попало лишь вино со специями.

Катарина клевала пищу, как птичка. Ходили слухи, что она перекусывала в уединении своих апартаментов непосредственно перед формальной трапезой. Хотя она была столь худа, что Род находил эти слухи сомнительными.

Слуги носились туда — сюда с бутылками вина и огромными мясными пирогами.

Род стоял на посту у восточной двери. Таким образом он прекрасно видел всех, сидевших в северной части стола Катарину, милорда Логайра по ее правую руку, Дюрера справа от герцога и затылок Брома.

Дюрер нагнулся и прошептал что-то своему господину.

Логайр недовольно отмахнулся и кивнул. Он в один прием оторвал от куска мяса здоровенный ломоть, прожевал его и запил доброй порцией вина. Поставив кубок на стол, он повернулся к Катарине и прогрохотал:

— Ваше Величество, я встревожен.

Катарина холодно взглянула на него.

— Мы все обеспокоены, милорд Логайр. Но мы должны по мере сил нести бремя наших забот.

Губы Логайра плотно сжались, полоска его рта почти затерялась между усами и бородой.

— Я беспокоюсь о Вас и благополучии Вашего королевства, — продолжил он.

Катарина вернулась к своему блюду, сосредоточившись на разрезании кусочка свинины.

— Я смею надеяться, что мое благополучие и впрямь влияет на благополучие моего королевства.

Шея Логайра побагровела, но он упрямо гнул свое.

— Я рад, что Ваше Величество понимает: угроза Вашему благополучию означает угрозу всему королевству.

Катарина поморщилась и повернулась к герцогу.

— Я разделяю вашу тревогу.

— Зная, что жизни королевы угрожает опасность, народ испытывает беспокойство.

Катарина отложила вилку и откинулась на спинку кресла.

Голос ее был мягок и даже нежен.

— Значит, моей жизни угрожает опасность, милорд?

— Мне кажется, да, — осторожно промолвил Логайр. — Ибо баньши снова был ночью на вашей крыше.

Род навострил уши.

Катарина закусила губу и закрыла глаза. За столом воцарилось молчание. В наступившей тишине прогремел голос Брома:

— Баньши видели на крыше замка Ее Величества уже много раз, а королева до сих пор жива.

— Замолчи! — оборвала его Катарина. Она выпрямилась и, наклонившись вперед, взяла свой кубок.

— Я не желаю больше слышать о баньши.

Она осушила кубок и протянула руку вбок.

— Слуга, еще вина!

Дюрер сорвался со своего места и в миг очутился рядом с королевой. Выхватив кубок из ее рук, он повернулся к подбежавшему слуге и держал чашу до тех пор, пока тот не наполнил ее из кувшина, а весь двор пялил глаза — подобная учтивость по отношению к королеве была несвойственна Дюреру.