Возвращение графа - Эдит Лэйтон

Кристиан – самозванец может дать ей наслаждение, но даже если он на ней женится, у них нет будущего. Его либо повесят, либо однажды ночью он сбежит, пока она спит. Даже если он будет ей верен и если избежит наказания, заниматься любовью с таким человеком – все равно что сбежать с цыганом и ночевать в стогу, как та бедная леди, о которой поется в старинной песне.

На это она не пойдет. Даже если бы он предложил ей бежать с ним – а этого не будет, – она бы отказалась. Потому что это означало бы, что он мошенник. Она почти отдала ему свое тело, но жизнь мошеннику не отдаст.

Так она решила. Но противиться влечению у Джулианы не хватало сил, она словно участвовала в захватывающей пьесе и хотела знать конец.

И сейчас она ждала, когда появится Кристиан и начнется второй акт.

Главный зал Эгремонта был залит светом из высоких окон над лестницами-близнецами, и лица ожидающих актеров были отчетливо видны. Софи, небесное видение в розовом платье, была похожа на капризного ребенка в кондитерской – чопорная и жадная. Хэммонд оделся, как на прогулку, но по лицу было видно, что ему не по себе. Сквайр тоже нервничал; его жена сидела с вытянутым лицом. Разобрать что-либо в лице сэра Мориса было невозможно; сухой и благопристойный, как викарий, в аккуратном черно-сером наряде, он сидел и поглядывал на золотые часы в своей тонкой, длинной руке.

Когда высокие часы в холле начали бить, старый джентльмен защелкнул крышку часов.

– В тюрьме их учат молиться и работать, но, как видно, не учат правилам хорошего тона, – сухо заметил он.

Джулиана нахмурилась. Баронет это заметил.

– Пунктуальность – черта джентльмена, – пояснил он. – Даже тот, кого за преступление сослали на край земли, не должен этого забывать. Вот еще одно доказательство моих подозрений, дорогая. Потому что людей нашего класса с детства учат, что, если человека ждут к определенному часу, он...

Они услышали, как распахнулась входная дверь, и с последним ударом часов раздался голос Кристиана:

– Доброе утро.

Он отдал пальто лакею и вошел в зал. У Джулианы бешено забилось сердце. Он выглядел сокрушительно: темно-коричневый сюртук, горчичного цвета жилет, шейный платок, завязанный безыскусно, но элегантно, серовато-коричневые бриджи, сверкающие коричневые сапоги с золотыми кисточками. Других украшений не было, но глаза сияли, как драгоценные камни; в них сверкнул веселый огонек, когда он взглянул на нее, потом на остальных и поклонился.

– Надеюсь, я не заставил себя ждать. Лошадь была не оседлана, как я заказал, и это съело несколько критических минут.

Он не стал представляться баронету, но с интересом посмотрел ему в лицо. Баронет ответил невыразительным взглядом. Джулиана подумала: они как пара котов, готовых вцепиться друг в друга. Она заметила, что они очень похожи в том, как молча оценивают друг друга, и воспрянула духом. Может, они соперничают, но по самообладанию Кристиан не уступает баронету.

Затянувшееся молчание прервала Джулиана:

– Сэр Морис, позвольте представить вам Кристиана Сэвиджа.

Баронет наклонил голову.

– Сэр, – сказал Кристиан, поклонившись. – Хотя мы с вами родственники, но никогда не встречались.

– Если мы с вами родственники, – поправил баронет. – Но мы действительно не встречались.

– Но вы встречались с моим отцом, – любезно произнес Кристиан. – Он однажды упомянул о вас, когда рассказывал о членах семьи, отказавшихся ответить на его письма с просьбой о помощи.

Баронет вскинул брови:

– Да, Джефри Сэвидж мне писал. И я исследовал свидетельские показания против него и его сына. Они мне показались убедительными, поэтому я не стал ему помогать. Однако это сделал мой бедный кузен граф, его дом и сокровища я сейчас имею честь показывать вам. Здесь много ценностей, уверен, вы это знаете. У меня имеются обязанности перед семьей, вот почему я предложил эту экскурсию. Добавлю, что слугам известна ценность того, что я намерен показать, и они будут настороже. Что ж, начнем? – Он повернулся к остальным.

Обе стороны изящно провели схватку, подумала Джулиана. Хорошо. Она глубоко вздохнула и пошла за баронетом, который повел всех в громадный дом.

– Многие ее не заметили бы, – продолжал баронет, взяв в руки желто-коричневую вазочку, – но она стоит больше, чем полотно, висящее над ней. Обратите внимание на глазурь. Похожа на урну, которую я вам показывал в длинной галерее, помните? – Он посмотрел на Джулиану.

– Да, очень похожа, – соврала она, потому что не помнила урну.

Он был доволен; улыбнувшись, осторожно поставил вазочку на место.

– А теперь пройдемте в Голубую гардеробную, примыкающую к Королевской комнате. Думаю, вы найдете там много интересного.

– Разве не Ван Дейк висит над вазой? – спросил Кристиан.

Сэр Морис остановился.

– Да, это Ван Дейк, – резко сказал он, – ваза на триста лет старше, а в данном случае старость имеет преимущество перед молодостью. Особенно когда молодость несовершенна, а старость прекрасна. – Улыбнувшись Джулиане, он добавил: – Ну что, идем в Королевскую комнату?

Джулиана кивнула. Она не знала, чем восхищаться. Следуя по пятам за баронетом, она думала: все равно что надышаться множеством духов – уже не чувствуешь разницы. У нее не было недостатка в образовании, но она чувствовала себя как дикарь, которого вытащили из леса и потребовали восхвалять сокровища Эгремонта. Она видела столько богатств, слышала столько терминов, ей показали столько вещей вроде мраморных терм и дверей с фронтонами, что у нее кружилась голова.

Имена королевских штукатуров и резчиков, знаменитых архитекторов и художников баронет ронял одно за другим, показывая на камины, потолки, фризы, экраны и литые решетки, колонны и барельефы. И это была только часть, главные архитектурные особенности. В каждой комнате они выслушивали лекцию о меньших ценностях. Джулиана таращилась на шкатулки, тарелки, зеркала, урны, ложки, наперстки, выставочные шкафы и многое другое, что тут же забывала. Она была ошеломлена этим великолепием и своим невежеством.

Но каждая вещь, которую показывал баронет, была прекрасна или хотя бы интересна тем, что он о ней говорил. Было видно, как он все это любит. Это чувствовалось по теплоте в голосе, по той нежности, с которой он брал в руки вещи. И хотя Джулиана понимала, что не играет роли в его планах, сэр Морис был так добр, что давал ей время все рассмотреть и понять. Старик выглядел грозно, но имел безупречные манеры. Он с самого начала обращался с ней галантно.

По правде говоря, реакция остальных не была вдохновляющей, и Джулиана понимала, почему баронет их игнорирует. Софи онемела и, как и ее родители, так растерялась от великолепия сокровищ и благоговения перед сэром Морисом, что не могла вымолвить ни слова. Хэммонд восхищался, но вопросов не задавал. Кристиан знал и часто спрашивал. Но поскольку он все время держался рядом с Джулианой, сэр Морис, отвечая, смотрел на нее, чтобы не говорить с Кристианом.