В путах времени - Анатолий Шалин

— Но ведь Кальт калиец, неужели ронги уступят власть над собой иноземцу? Разве такое возможно? Было ли такое когда-либо в истории Ронгонии? Летописи, хроники древних царств молчат о том.

— Мой повелитель, если такого события и не бывало доселе, это не доказывает его неосуществимость. Вам ли не знать, как сильны Кальты! Что с того, что принц Клай родился на солнечном юге, он отлично, как на своем родном языке, говорит на ронгском. Его жена чистокровная ронгонка из рода Фишу. Его сыновья законные внуки императора.

— Если Кальт станет императором, я погиб! — прошептал Пирон. — Этого нельзя допустить! Найди мне надежных людей, Сей! Надо подослать их в лагерь Кальта. Пообещай им, что хочешь! Я готов отдать половину своих богатств, лишь бы он не доехал до Кароса! Сей, что же ты молчишь? Ты слышишь меня?

— Я весь внимание, мой повелитель! По счастью, принц Клай воюет с Мигу на севере. Правда, по последним донесениям моих агентов, успехи у Кальта ощутимее, чем у нас. Не сегодня-завтра падет столица царства Вах и тогда руки у принца будут развязаны. Вот поэтому-то нам нужно спешить. Мы должны успеть в Карос раньше Кальта.

— А Корг?

— Корг… С ним что-нибудь придумаем. Пока надо договориться с царем Харотии. Думаю, он уже знает о событиях на севере и…

— Не запросит многого!

— Да, мой повелитель. Поэтому, получив от вас подробнейшие инструкции, я готов сейчас же тайно отправиться к царю. Скоро наступит ночь. Ночью мне легче выбраться из города незамеченным. За неделю, за две, думаю, все решится.

Минуту Лов молча смотрел в глаза своего бывшего раба. Через длинные, узкие решетчатые окна дворца падал свет Тосы, маленького багрового спутника Лураса. Блики красных тонов смешивались на лице Сея с отблесками от зажженных светильников, и физиономия слуги казалась Пирону зловещей, уродливой карнавальной маской. Что было за этой маской, какие мысли бродили в голове Сея, маршал отгадать не мог и колебался, понимая, что приходится вручать свою судьбу пусть и близкому ему существу, но все же существу коварному, опасному. Наконец, решившись, Пирон кивнул:

— Хорошо! Даю тебе десять дней на все: и на дорогу, и на переговоры. Если к исходу десятого дня не будет от тебя вестей, я поведу армию к столице Харотского царства! И возможно, мне повезет, как повезло Кальту. Иди, готовь грамоты! И пусть боги судьбы покровительствуют нам!

Глава 7. Смерть императора

Наиболее дальновидные жители ронгской столицы пришли в сильнейшее смятение, когда было объявлено о смерти принца Крома. Смятение это объяснялось вовсе не тем, что императорский сынок снискал себе всеобщие симпатии жителей Кароса или пользовался народной любовью, напротив, принца при жизни больше ненавидели за наглость и высокомерие. У многих знатных горожан Кароса в памяти еще были дикие выходки и загулы Крома, унижения, которым он подвергал не угодивших ему придворных. Конечно же, мало кому доставлял удовольствие и капризный характер наследника, все в Каросе отлично знали, что определяющими чертами этой царственной натуры были глупость, мстительность, истеричная жестокость, переходящая зачастую в трусливый садизм. Нет, совсем не безвременная кончина принца раздосадовала и обеспокоила жителей Кароса, их ужаснуло другое: страна оставалась без прямого законного наследника.

Старый император был тяжело и неизлечимо болен. И аристократы Кароса в ужасе предчувствовали грядущую смуту, междоусобицы царедворцев, а то и открытые столкновения знатных родов Империи, гражданскую войну и развал государства.

Наиболее мудрые чиновники и землевладельцы, понимая, что в стороне от начинающейся грызни из-за императорского трона им не остаться, потеряли сон и покой, прикидывая так и эдак, сторону которого наиболее вероятного претендента на престол им принять, кому оказать поддержку золотом, либо наемниками, либо протекцией в сенате. Самые осторожные из горожан заблаговременно приостанавливали свои торговые дела в столице, поглубже закапывали ценности и потихоньку удирали из Кароса в имения, спешили под любым благовидным предлогом отправиться в путешествие по западным, не охваченным военными действиями, провинциям Империи.

Среди всех этих беспокойств и предгрозовой мышиной суеты, казалось, лишь сам Великий Фишу сохранял обычную безмятежность и полнейшее безразличие к происходящему. Даже смерть сына вроде бы прошла для императора незамеченной, как думали многие из придворных, слабо разбиравшихся в характере своего властелина. Однако это внешнее императорское спокойствие было обманчивым.

Сказать, что в душе старика императора шевельнулись какие-то давно забытые чувства и он потрясен смертью сына, было бы не совсем верно. Увы, за свои семьдесят с лишним лет Фишу наблюдал такое количество всевозможных смертей как своих соперников, врагов, так и близких родственников и к стольким из этих смертей он прямо или косвенно был причастен, что сам по себе еще один факт чьей-то смерти (будь это и смерть сына) уже не будоражил его сознание. У старика были со смертью свои, особые, можно сказать полуприятельские, отношения. Каких-либо отцовских чувств к Крому император уже давно не питал, чаще глупости принца вызывали его гнев либо глухое раздражение, однако гибель наследника оказалась неожиданным, а потому и сильным ударом. До этого Фишу как-то не задумывался, что станет с его детищем, его Империей, после его ухода к богам: была уверенность — Великое государство ронгов, а с ним и могучий род Фишу, будет процветать вечно… И вот удар, и первые сомнения стали закрадываться в помраченное болезнями сознание властелина. А не напрасна ли его борьба за трон? И все многочисленные казни, и смерти, и ночные убийства соперников, и мучения, на которые он обрекал противников и не угодных ему лиц? Ведь только в глазах подданных он был велик, и велики были его труды и деяния, и велики были злодейства его и его слуг… Перед судьбой же и временем он оставался жалким, больным стариком… Эти и другие им подобные мысли прокрадывались в меркнущее сознание умирающего императора, но усилием воли, железной привычкой к дисциплинированному мышлению Фишу их отгонял.

— Нет… Нет… — бормотал он, вперив застывший, полусумасшедший взгляд воспаленных глаз в пламя очага и привычно поглаживая своего леопарда. — Так было угодно богам… Я прав. Я всегда был прав… Кром… Эта смерть… Она ничего не решает. Из него бы получился негодный правитель… Возможно, все к лучшему… К лучшему… Не забыть казнить виновников его гибели… Завистники, враги… Лепал, он был там… Губернатор… Надо допросить их, расследование… Не забыть… У меня есть дочери, есть внуки, у меня еще есть власть! Бара!