Третья - Агата Кристи

– Мосье Пуаро?

– C'est moi.

– Чем вы заняты? Что вы успели сделать?

– Я сижу в кресле, – сказал Пуаро. – Размышляю, – добавил он.

– И все? – спросила миссис Оливер.

– Это очень важно, – ответил Пуаро, – хотя я не знаю, преуспею я или нет.

– Но вы должны найти эту девочку! Может быть, ее похитили!

– Бесспорно, такое впечатление может возникнуть, – сказал Пуаро. – С дневной почтой пришло письмо от ее отца с настоятельной просьбой приехать к нему и рассказать, насколько я продвинулся.

– Так насколько вы продвинулись?

– К настоящему моменту, – неохотно ответил Пуаро, – нинасколько.

– Право же, мосье Пуаро, вам надо взять себя в руки!

– И вы тоже!

– Что значит, и я тоже?

– Подгоняете меня.

– Почему вы не поедете в Челси, туда, где меня стукнули по голове?

– Чтобы и меня стукнули по голове?

– Я просто вас не понимаю, – объявила миссис Оливер. – Я ведь дала вам зацепку, выследив девочку в кафе! Вы сами так сказали.

– Знаю. Знаю.

– А вы тут же взяли и потеряли ее!

– Знаю. Знаю.

– А женщина, которая выбросилась из окна? Вы что-нибудь установили?

– Я навел справки.

– Ну и?..

– Ничего. Одна из многих. В юности они очень привлекательны, у них романы, они очень страстны; а потом романов становится все больше, а привлекательности все меньше, они чувствуют себя глубоко несчастными, и пьют слишком много, и думают, что у них рак или другая неизлечимая болезнь, и в конце концов от отчаяния и одиночества выбрасываются из окна!

– Вы же сказали, что ее смерть важна… Что она что-то означает!

– Так должно было быть.

– Право же! – И, не найдя нужных слов, миссис Оливер повесила трубку.

Пуаро откинулся в кресле, насколько вообще можно было откинуться на прямую спинку, сделал знак Джорджу унести кофейник и телефонный аппарат и принялся размышлять о том, что ему было известно или неизвестно. Для прояснения мыслей он говорил вслух и перечислил три философских вопроса:

– Что я знаю? На что могу надеяться? Что мне следует сделать?

Он не был уверен, в правильном ли порядке их перечислил или что это именно те вопросы, но все равно принялся над ними раздумывать.

– Может быть, я слишком стар! – вырвалось у Эркюля Пуаро в отчаянии. – Что я знаю?

Поразмыслив, он пришел к выводу, что знает слишком много.

– На что я могу надеяться?

Что же, надеяться никому не заказано. И он может надеяться, что его превосходный, несравненный мозг рано или поздно найдет ответ на загадку, которую, подумал он тревожно, ему не удается даже толком понять.

– Что мне следует сделать?

Ну, тут сомнений не было, ему следует отправиться к мистеру Эндрю Рестарику, который, несомненно, сходит с ума от тревоги за дочь и, конечно, будет винить Пуаро, потому что он еще не доставил ему дочь целой и невредимой. Пуаро мог это понять, мог посочувствовать его точке зрения, но ему очень не хотелось представлять себя в столь неблагоприятном свете. Остается только позвонить по некоему номеру и узнать, как там дела.

Но прежде надо вернуться к вопросу, с которого он начал: «Что я знаю?»

Он знал, что Уэддербернская галерея находится на подозрении – до сих пор там закона не преступали, но не колеблясь надували невежественных миллионеров, подсовывая им сомнительные картины.

Он вспомнил мистера Боскомба, его белые пухлые руки, его обильные зубы, и решил, что он ему не нравится. Такой человек почти наверное занимается темными делишками, хотя, несомненно, надежно себя оградил. Этот факт мог оказаться полезным, поскольку тут не исключалась связь с Дэвидом Бейкером. Затем сам Дэвид Бейкер. Павлин. Что он о нем знает? Он с ним познакомился, он с ним разговаривал и пришел к кое-каким заключениям. Дэвид Бейкер пойдет на любую нечестную сделку ради денег, он женится на богатой наследнице ради ее денег, а не по любви, вероятно, от него можно откупиться. Да, скорее всего, можно. Эндрю Рестарик, несомненно, в этом убежден и, вероятно, прав. Разве что…

Он задумался об Эндрю Рестарике, сосредоточившись больше на портрете над его столом, чем на нем самом. Он вспомнил волевое лицо, сильный подбородок, уверенный, решительный вид. Затем подумал о покойной миссис Эндрю Рестарик. О горьких складках у ее рта… Пожалуй, надо еще раз побывать в «Лабиринте» и посмотреть на этот портрет – посмотреть внимательнее. Не даст ли он ключа к Норме?.. Нет, пока о Норме ему думать не следует. Так что же еще?

Еще Мэри Рестарик, которая, по словам Сони, должна иметь любовника, потому что она так часто ездит в Лондон. Он взвесил это предположение и не согласился с Соней. Он подумал, что миссис Рестарик так часто посещает Лондон, потому что ищет недвижимость, которую можно приобрести: роскошные квартиры, особняки в Мэйфере, антикварные вещи – все то, что деньги могут купить в столице.

Деньги… Пожалуй, все, что он перебирал в уме, в конце концов сводится к ним. Деньги. Важность денег. Ощущение присутствия больших денег в этом деле. Каким-то неясным образом деньги имели тут значение. Деньги играли свою роль. До сих пор ничто не оправдывало его уверенности, что Норма причастна к трагической смерти миссис Шарпантье. Ни единой улики, ни подобия мотива. И все же, несомненно, какое-то звено здесь должно быть. Девочка сказала, что «кажется, совершила убийство». Всего за день-два до этого произошла смерть – произошла в доме, где она жила. Слишком уж неправдоподобное совпадение, если тут нет связи, ведь так? Он подумал о таинственной болезни Мэри Рестарик. Случай просто классический в своей простоте. Отравление, когда отравителем может быть только кто-то живущий в доме. Сама Мэри Рестарик себя отравила? Муж пытался ее отравить? Соня подсыпала яд? Или виновницей была Норма? Все, вынужден был признать Эркюль Пуаро, все указывало на Норму. Это было только логично.

– Tout de même, – сказал Пуаро, – раз я ничего не могу найти, eh bien, значит, логика летит в окно.

Он вздохнул, поднялся с кресла и попросил Джорджа взять ему такси. Пора было ехать к Эндрю Рестарику.

Глава 19

На этот раз вместо Клодии Риис-Холленд в приемной Пуаро встретила пожилая женщина и, сказав, что мистер Рестарик ждет его, открыла перед ним дверь в кабинет.

– Ну? – спросил Эндрю Рестарик, не дав ему переступить порог. – Что вы выяснили про мою дочь?

– Пока еще, – Пуаро развел руками, – ничего.

– Но послушайте! Должно же быть хоть что-то. Хоть какой-то след. Девушка не может просто провалиться сквозь землю!

– Почему же? В прошлом девушки это проделывали не раз. И, конечно, будут проваливаться сквозь нее и впредь.

– Вы поняли, что с расходами считаться не надо? Что любые, любые суммы… Я… я… больше не могу.

Он, казалось, действительно держался из последних сил. Лицо осунулось, покрасневшие глаза говорили о бессонных ночах.

– Я понимаю вашу тревогу, но, поверьте, я сделал все возможное, чтобы найти ее следы. Увы, ускорить такие розыски невозможно.

– Что, если она потеряла память?.. Или она… вдруг ее… Заболела, хочу я сказать. Внезапно.

Пуаро не сомневался, что Рестарик оборвал фразу на словах «ее нет в живых». Опустившись в кресло перед столом, он сказал:

– Поверьте, я понимаю вашу тревогу и обязан снова напомнить вам, что все можно ускорить, если вы обратитесь в полицию.

– НЕТ!

– У них отлаженный механизм, более широкие возможности. Поймите, деньги тут далеко не все. Деньги не обеспечат вам тех результатов, какие можно получить с помощью специальной организации.

– Оставьте ваши уговоры. Норма моя дочь… моя единственная дочь, моя плоть и кровь. Кроме нее, у меня никого не осталось.

– Вы уверены, что рассказали мне о вашей дочери все? Все без исключения?

– Что еще я могу вам сказать?

– Это вы должны спросить не меня, а себя. Ну, например, какой-нибудь случай в прошлом?

– Какой еще случай? О чем вы?

– Те или иные проявления психической неуравновешенности?

– Вы полагаете, что… что…

– Откуда мне знать?

– А мне откуда? – с внезапной горечью спросил Эндрю Рестарик. – Что я знаю о ней! После стольких лет. Грейс была несгибаемой натурой. Она не забывала и не прощала. Иногда мне кажется, что… что она была неподходящей воспитательницей для Нормы.

Он встал, прошелся по комнате. Снова сел.

– Конечно, я не должен был бросать жену. Я знаю. Бросил и предоставил ей воспитывать девочку. Но тогда я находил этому извинения: Грейс прекрасный человек, преданно любит Норму. Наилучшая опекунша для нее. Но так ли было на самом деле? Некоторые письма Грейс ко мне прямо-таки дышали злобой и мстительностью. Что же, наверное, это только естественно. И все эти годы меня не было тут. Я должен был бы иногда навещать ее. Приезжать почаще, следить за тем, как растет девочка. У меня кошки на душе скребут. Да что теперь искать оправдания!

Он мотнул головой.

– Да, когда мы с ней увиделись теперь, я заметил в Норме неврастеничность, несдержанность. Но надеялся, что они с Мэри… со временем поладят лучше. Хотя не могу отрицать, что она мне не кажется вполне нормальной. Я подумал, что для нее будет полезнее найти занятие в Лондоне, а домой приезжать на воскресенья, так чтобы ей не навязывалось общество Мэри. Ну, да, я только и делал, что портил. Но где она, мосье Пуаро? Где она? Как по-вашему? Могла она лишиться памяти? О таких случаях все время пишут.