Плененный принц - К. С. Пакат

Эразм, покорно преклонивший колени на подушке цвета желтых яблок, напоминал экзотическое украшение. Воплощение ненавязчивого изящества, он прислуживал Торвельду за завтраком, а затем собирал его седельные принадлежности. Короткая туника в патрском стиле оставляла руки и ноги обнаженными, но все-таки скрывала шрамы. Вернувшись в шатер, Дэймен не мог отвести от него глаз.

Эразм потупился, пытаясь сдержать улыбку, и покраснел, медленно и густо.

– Здравствуй, – сказал Дэймен.

– Я знаю, это каким-то образом устроил ты. – Не в силах скрывать эмоции, Эразм буквально лучился смущенным счастьем. – Ты сдержал слово. Ты и твой господин. Я же говорил, что он добрый.

– Говорил, – кивнул Дэймен, радуясь, что видит Эразма счастливым. Что бы юноша ни думал о Лоране, переубеждать его Дэймен не собирался.

– И беседовать с ним одно удовольствие. Ты знаешь, что он приходил со мной поговорить?

– Правда? – удивился Дэймен, ничего подобного не ожидавший.

– Он спросил… о случившемся в саду. Потом предупредил. Насчет вчерашнего вечера.

– Он предупредил тебя, – повторил Дэймен.

– Сказал, что Никез заставит меня выступать перед придворными и это будет ужасно, но, если я не испугаюсь, все может хорошо закончиться. – Эразм с любопытством взглянул на Дэймена. – Почему ты удивлен?

– Сам не пойму. Ничего удивительного. Принц любит продумывать все наперед, – ответил Дэймен.

– Если бы ты не попросил его помочь, он никогда не узнал бы о таком, как я, – сказал Эразм. – Он принц, его жизнь очень важна, и наверняка многие от него чего-то хотят. Я рад, что могу поблагодарить тебя. Если есть способ отплатить тебе, я найду его. Клянусь, что найду!

– В этом нет нужды. Мне достаточно видеть тебя счастливым.

– А как насчет тебя? Без нас тебе не будет одиноко?

– У меня добрый господин, – сказал Дэймен. Учитывая обстоятельства, фраза прозвучала вполне естественно. Эразм закусил губу, золотые кудри упали ему на лоб.

– Ты… влюблен в него?

– Не совсем, – ответил Дэймен.

Повисла тишина. Прервал ее Эразм:

– Я… меня учили, что долг раба священен, что мы почитаем господ своим повиновением, а они почитают нас в ответ. И я верил этому. Но когда ты сказал, что прислан сюда в наказание, я понял, что здесь никакой чести в повиновении нет и что рабом быть стыдно. Возможно, я начал понимать это еще до встречи с тобой. Я пытался убедить себя, что высшая степень повиновения – стать никем, не иметь никакой ценности, но не сумел. Однако, в отличие от тебя, для меня повиноваться естественно, мне нужно кому-то принадлежать.

– Этот кто-то у тебя есть, – заметил Дэймен. – В Патрах рабов ценят, а Торвельд тобой очарован.

– Он мне нравится, – смущенно признался Эразм и покраснел. – И глаза его тоже. Он очень красивый. – От собственной смелости Эразм покраснел еще гуще.

– Красивее принца Акилосского? – поддразнил Дэймен.

– Принца Акилосского я никогда не видел, но не думаю, что он красивее моего господина, – заявил Эразм.

– Сам Торвельд тебе этого не скажет, но он великий человек. – Дэймен улыбнулся. – Даже среди принцев. Бо́льшую часть жизни он провел на севере, в сражениях на границе с Васком. Именно его стараниями между Патрами и Васком установился мир. Он не только младший брат, но и самый преданный слуга короля Торгира.

– Другое королевство… В Акилосе мы и за пределы дворца выбраться не чаяли.

– Мне жаль, что тебя опять срывают с места. Но на сей раз будет иначе. Тебя ждет приятное путешествие.

– Да… Я… Я немного напуган, но жду его со смирением, – проговорил Эразм. И снова покраснел.

* * *

Егеря и псари с первого участка вернулись раньше всех. Псари привели обессилевших гончих и, когда мимо пронеслись всадники, выпустили свежую стаю. Псарям также предстояло добить собак, смертельно раненных острыми клыками вепря.

Измученные собаки едва дышали, да и сами псари пребывали в странном настроении. В их лицах читалось нечто необъяснимое. У Дэймена засосало под ложечкой. Охота на вепря – занятие опасное. Встав у входа в шатер, Дэймен окликнул одного из псарей:

– Что-то случилось?

– Будь осторожен, – посоветовал тот. – Твой господин не в духе.

Ну вот, порядок восстановлен.

– Попробую угадать: вепря убил другой охотник?

– Нет, принц, – мрачно проговорил псарь. – Но ради этого он загубил свою лошадь. У нее не было ни единого шанса. Еще до схватки с вепрем, во время которой бедняжке раздробило голень, принц до крови исполосовал ей весь бок шпорами. – Псарь кивнул Дэймену на спину. – Ну, сам знаешь как не понаслышке.

Дэймен молча взглянул на него, вдруг почувствовав легкую дурноту.

– Храбрая была девочка, – продолжал псарь. – Другой принц, Огюст… он с лошадьми здорово ладил… Так вот, он помогал объезжать ее молодой кобылкой.

Осуждать принца решительнее никто из слуг не осмелился бы.

Другой псарь, следивший за этим разговором, подошел к Дэймену немного позже.

– Не слушай Жана. Он просто не в духе. Это ему пришлось перерезать горло израненной кобыле. А принц его выбранил за то, что он возился слишком долго.

К шатру принц вернулся на дюжем сером коне, а следовательно, кто-то из придворных в кавалькаде ехал на коне вдвоем.

Регент вошел в шатер первым, снял перчатки, отдал меч слуге.

Снаружи грянул лай: судя по всему, вепря привезли и начали разделывать, извлекая внутренности и отдавая собакам потроха.

– Племянник, – позвал регент.

Лоран вошел в шатер с бесшумной, мягкой грацией. Голубые глаза не выражали решительно ничего, но при этом не оставалось сомнений: «не в духе» – сильное преуменьшение.

– Когда облавы устраивал твой брат, лошади не гибли, – начал регент. – Однако сейчас мы об этом говорить не будем.

– Не будем? – повторил Лоран.

– По словам Никеза, это ты убедил Торвельда попросить у нас рабов. Но почему тайком? – Регент медленно окинул Лорана внимательным взглядом. – Хотя, наверное, правильнее спросить, что подвигло тебя на такую затею?

– Мне показалось вопиющей несправедливостью, что вы выжигаете своим рабам кожу, – протянул Лоран, – но не разрешаете мне чуток ободрать кожу своему.

Дэймену стало нечем дышать.

Регент переменился в лице.

– Вижу, разговаривать с тобой бесполезно. Настроению твоему я потакать не намерен. Капризный ребенок – это некрасиво, а взрослый – отвратительно. Ты сам ломаешь свои игрушки, вот и вини самого себя.

Регент вышел из шатра, приоткрытый полог которого привязали красными шелковыми веревками. Снаружи слышались голоса и бряцанье упряжи – целая какофония большого отряда охотников; а вблизи – как ветер треплет холщовые стены шатра. Голубые глаза Лорана нашли Дэймена.

– Есть что сказать? – осведомился Лоран.

– Слышал, вы убили свою лошадь.

– Подумаешь, лошадь. Дядя купит мне новую.

Похоже, Лорана веселила жестокость собственных слов; в его голосе слышался скрываемый от всех