Заговор Сатаны. ИСПОВЕДЬ КОНТРРАЗВЕДЧИКА - Игорь БЕЛЫЙ

14. ПОИСКИ МАРТИНА БОРМАНА

Нашей контрразведке было поручено пленить и вывозить врачей-изуверов, бывших на службе третьего рейха. Тем же, кого вывезти на территорию СССР было невозможно, зачитывался приговор военного трибунала, и их расстреливали на месте.

Нас, сотрудников СВПК СССР, удивляло одно немаловажное политическое явление. Было известно, что среди высшего звена гитлеровского генералитета находились евреи, но когда попадали в наши сети гитлеровские врачи-евреи, мы терялись в догадках. Ведь гитлеровский фашизм уничтожал евреев, но почему же тогда врачи-евреи служили Гитлеру верой и правдой? Эти врачи гитлеровского фашизма — евреи по национальности, тоже были врачами-извергами, не слабее других в своей бесчеловечности, ставили всевозможные эксперименты над женщинами оккупированных территорий, в том числе и над еврейками.

Я давно убедился, что в криминальных, финансовых и политических делах не бывает национальностей. То есть только порядочные люди сохраняют человеческие ценности, находясь у вершин бизнеса или политики, сохраняют человеческие привязанности, уважение к своей нации и к другим нациям, естественно, тоже. Но порядочные люди не часто оказываются у кормила высокой власти. К общей беде, возглавляют крупнейшие финансовые корпорации часто люди, одержимые идеей стяжательства, люди, для которых не существует ни моральных ограничений, ни законодательных, потому что они — над законом, то есть все могут оплатить и купить. Они не щадят никого, не только соплеменников, даже родственников уничтожают без малейшего сочувствия. Только этим можно объяснить эксперименты названных мной выше лагерных врачей еврейской национальности. Так же, как и немецкие врачи-лагерники уничтожали с издевательствами заключенных немцев-коммунистов. Вот на этой финансово-аморальной базе и созданы воинственно¬ разрушительные системы, представляющие сегодня опасность для существования всего человечества.

Возвращаясь к поиску нашими людьми врачей-изуверов, обращаю внимание читателя, что американцы тогда не только охраняли их, этих извергов, но и прятали, перевозили их из одной страны в другую. Поэтому наши контрразведчики, не считаясь с жизнью и временем, отыскивали этих преступников. Зачитав им приговор военного трибунала, расстреливали их на месте. Как пример, приведу некоего Махима Айдмана, который покалечил на территории Белоруссии 947 девушек и женщин, на территории Молдавии и Украины — 1314 женщин. Скрывался он в Италии, в Мила¬ не, конечно, под другой фамилией. 11 января он был вывезен за Милан, ему был зачитан приговор военного трибунала за все его «героические действия». После чего его расстреляли и оставили в песчаном карьере, на счастье ворон.

Оставались неуловимыми до 1972 года только Борман и Моль, которых, как заслуженных туристов, американцы перемещали из одной страны в другую. Здесь следует объяснить, кто такой Моль, он малоизвестен, в отличие от Бормана. Этот Моль возглавлял медицинский центр, который следовал за линией фронта. В этом центре у наших военнопленных отбирали всю кровь и обескровленные трупы выбрасывали.

Военный преступник, врач-убийца Моль вывез из Германии 400 тонн консервированной крови, и американцы приняли у него эту кровь как валютный вклад.

Мы можем гордиться своей контрразведкой за все достижения — с 1942 года во время войны и после войны, когда Даллес пытался что-то сделать с СССР, ничего у него не получалось. Мы давили все его задумки в самом зародыше, начиная с Хелен Бреун и Берии. Наша, почти 125-тысячная контрразведка, пополнилась тогда за счет перебежчиков из разведслужб Запада, и особенно за счет США, на 19 тысяч человек, некоторые и сейчас плотно работают с нашей контрразведкой СВПК СССР Все авантюры Аллена Даллеса нами гасились в самом начале или разоблачались и становились достоянием гласности тех стран, против которых готовились эти авантюры. По возвращении в Москву мы все проанализировали, что успели сделать и что не успели, и — почему намеченное осталось невыполненным. 20 января я вернулся в Казахстан. 22 января провели совещание контрразведки в зале заседаний крайкома под видом совещания партхозактива с присутствием Юсупова и Ниязбекова. Совещание потребовало времени 12 часов. После совещания мне доложили, что было два перехода границы со стороны Афганистана. Ничего подозрительного у нарушителей не было, их подержали двое суток и отправили тем же путем, но в обратном направлении. Бухара ничем себя не проявляла, но в пунктах, за которыми наблюдали, было какое-то оживление, приезжали гости, — пошашлычили и разъехались. При прослушивании разговора выяснилось: ожидаются гости из Иордании. В Приамурье задержаны два человека неустановленной национальности, представляются глухонемыми. Глянув на фотографии, я понял, кто они такие и почему они онемели. Этих шпионов ждали, но не в Приамурье, а через Польшу. Я быстро созвонился с Супруновым и сказал ему: «Подъезжай ко мне и возьми с собой пару человек в командировку». 27 января 1958 г. полковник Супрунов со своими товарищами отправился в Приамурье, решили мы этих «глухонемых» привести в фильтр-пункт ТуркВО. Дорога в то время была неблизкой, поэтому я успел пошоферить в совхозе, побывать в техникуме, побыть дома, чтобы от меня не отвыкли. Настоящему семьянину, каким я по долгу службы не мог быть, трудно поверить в то, что я жил большой жизнью всей страны, а для семьи оставалось очень мало времени. Даже когда 5 февраля у меня родился сын, то старшая сестра пришла вечером и говорит: «Ты хоть знаешь, кто у тебя родился? — а я невпопад: — Что, уже родился, кто?» Она меня распекала так, что я, наконец, почувствовал, что я и в самом деле семейный человек. Мои родственники «ни сном ни духом» не знали, что шофер-то я липовый, что служу я всей семье великого Советского Союза. А служил я и служу верой и правдой. 10 февраля 1958 г. в ТуркВО мы «познакомились с глухонемыми», привезенными полковником Супруновым, через 30 минут «глухонемые» заговорили и, к моему удивлению, на чисто русском языке. И во всем признались. Дальнейшую работу с ними проводил полковник Супрунов со своими сотрудниками. 14 февраля 1958 г. я с группой товарищей, уже из Москвы, вылетел в Испанию, так как Г.К. Жукову доложили, что Борман со своей свитой под охраной ЦРУ разместился в роскошном особняке в Севилье. Каждый, даже разведчик или контрразведчик, когда смотрит кинофильм, восхищается, как ловко работают наши агенты в других странах, как будто Господь Бог нас охраняет, и может показаться, что все у нас так легко получается.

В Мадрид мы прилетели в 01.30 ночи местного времени, разумеется, нас встретили наши сотрудники СВПК, помню Василий Скобликов, Захар Прокопенко и Валентин Данилюк. До утра мы выстраивали алгоритмы, нет, не пленения и вывоза Бормана на территорию любого государства социалистического лагеря — планировалось его физическое уничтожение. Роль основную я взял на себя. Через день мы: Василий Скобликов, Валентин Данилюк (у них — знание испанского языка, испанские документы, как на испанцев, я же, Казаков Владимир Устинович, не имел ни того и ни другого, к тому же на испанца ни с какой стороны не был похож) и я выехали из Мадрида в Севилью. Через 2,5 часа установили место этого особняка, подошли втроем метров на 300 к нему, и я решил один пойти осмотреть местность с близкого расстояния, установить входы и выходы на территорию усадьбы, а если удастся, то и сам особняк.

Двухэтажный особняк был окружен апельсиновыми и лимоновыми деревьями, окутан вьющимися растениями, хмелем, виноградом и цветами и показался мне не рукотворным сооружением, а какой-то особенной частью самой матушки-природы, так и хотелось зайти в этот райский уголок сада. Но, по-видимому, я слишком размечтался и опомнился тогда, когда почувствовал, что сильная рука меня схватила за шиворот. Оглянулся и увидел здоровенного негра с перекошенной физиономией вампира. Только и успел подумать о том, что хорошо, что я без оружия, если сразу не пристрелят, то выкручусь. При втором ударе по голове я потерял сознание и очнулся только в тюремном изоляторе Севильской тюрьмы.

Болела голова, в ушах звенело, пахло нашатырем. Вглядевшись, я увидел сочувственные глаза врача-женщины. Она меня спросила по-испански:

— Как вы себя чувствуете?

Я понимал испанскую речь, но сам объясняться не мог, а потому молчал и продолжал на нее смотреть. Минут через десять она ушла, и тут же по звуку шагов я понял, что пришли «костоправы», их было двое. У одного в руках я увидел свой паспорт.

— Казаков Владимир Устинович? — Он ткнул меня кулаком в лоб, — рус?

Слышу, заговорили по-английски. Поняли, что я русский — значит советский.

Один подошел, посмотрел на мои ладони и показал руками, как крутить баранку, я ему согласно кивнул головой и проговорил, что я шофер. Принесли мне какой-то баланды и кусок хлеба, есть я не хотел, сильно тошнило, но я уже начал свою игру — жадно съел хлеб и похлебал эту похлебку они, глядя на меня, смеялись. Потом попросили подняться и пройти по тусклому и вонючему коридору. Прошли мы метров 20, они открыли дверь, и я увидел первый спектакль пыток, истязаний китайца или японца, который то орал от боли, то дребезжал, когда подключали ток. Смотрел я на эту сцену минут 45, пока бедолага не потерял сознание. Меня вывели в коридор, затем завели в такую же комнату, но оснастка была поразнообразнее. Как ни странно, мне предложили сесть на мягкое кресло, и появился испанец лет 45, владеющий русским языком. Начал этот «русскоязычный» тип издалека и был на удивление ласков. Я ответил на все вопросы: как попал сюда, почему уехал из Москвы. Он то выходил, то снова заходил и снова «расковыривал» меня, а я продолжал играть Иванушку-дурачка.