Пташка - Ксения Скворцова

в пыльных степях, где обитали свирепые кочевники, то в иссушённых зноем пустынях, по которым бродили загадочные исполинские вельблуды.

Зима в Кранн Улл была куда мягче, чем в Залесье, но влажный ветер, приходивший с моря, пробирал до костей. Несмотря на это, сид принуждал Гнеду проводить почти всю светлую часть дня вне дома. Он по-прежнему натаскивал девушку в метании ножа, добавив новым снарядом сулицу. Гнеда ни капли не верила, что эти мужские навыки могут ей пригодиться, не сомневаясь, что, если дело дойдёт до драки, она не успеет даже достать оружия. Но Фиргалл, совершенно не внимая её доводам, упрямо стоял на своём, и Финд только осуждающе покачивала головой, прикладывая к незаживающим мозолям на руках своей госпожи липкую мазь.

К удивлению девушки, сид не сдавался и в своей надежде научить её обороняться мечом и ножом, что, впрочем, у неё тоже получалось без значительного успеха. Хотя Гнеде теперь удавалось с большей, нежели прежде, ловкостью уходить от нападения, она не могла ответить. Мысль о том, чтобы ударить человека, заставляла её колени подгибаться. Всякий раз, когда Фиргалл требовал от неё действий, перед девушкой вставала невидимая стена. Гнеда цепенела, не в силах занести руки, несмотря на все увещевания наставника о том, что от решимости в нужный миг может зависеть её жизнь.

Это было особенно долгое, изматывающее занятие. День выдался пасмурный и сизый, такой, в который птицы и звери прячутся, и даже ветер стихает, свернувшись клубком промеж горных вершин. Когда Гнеда с Фиргаллом выехали на лесную прогалину, где обычно проводили урок, девушке показалось, что они вошли в покои к спящему, настолько неправильным было их вторжение в полный умиротворения и тишины мир. Но сид невозмутимо спешился и, привязав Ска, скинул плащ. Зловещий в своих чёрных одеждах, он словно бросал вызов окружающей нетронутой белизне.

Фиргалл был молчаливее обычного, и на задворках сознания Гнеда почувствовала смутное опасение. Сид делал хладнокровные, злые выпады, от которых по коже пробегали мурашки.

— Бей, — сквозь сжатые зубы потребовал он, и это было одно из первых слов, произнесённых им за утро.

Девушка покорно ударила, угодив в крестовину его короткого меча.

— Сюда, — холодно возразил Фиргалл, указывая свободной рукой на своё лицо.

Гнеда несколько раз сжала и разжала пальцы на рукояти, еле удерживаясь, чтобы не облизнуть пересохшие губы. Она медлила, пытаясь спрятаться за ненужными движениями, и это не укрылось от сида. Девушка успела заметить в его очах осколок недоброй усмешки, прежде чем он начал неторопливо приближаться к ней.

— Ты ни на что не способна. Никчёмная, жалкая, слабая. – Фиргалл выплёвывал оскорбления ей в лицо, мешая слова всех языков, одновременно надвигаясь на девушку. – Из тебя никогда не выйдет проку. Ты не стоишь моих усилий, не стоишь внимания моего сына!

Гнеда безвольно опустила руки, неосознанно делая шаг назад. Она не отрывала от наставника огромных от страха и неверия глаз и чувствовала, что ей не хватает воздуха для нового вдоха.

— Ты лишь пустая трата времени. Не нужная никому, даже собственному деду. Безродная дочь, нагулок, вымесок, отродье Северянина!

И вдруг в доли мгновения что-то случилось. Белая вспышка и следом — резкая, неожиданная, хлёсткая боль. Она не поняла, как это произошло. Не успела подумать, взвесить, дать себе разрешение. Один миг – и место обиды и раздавленного достоинства заняла ярость. Красная пелена заволокла всё перед глазами, и Гнеда ощутила, как её руки превращаются в звериные когти, а из горла вырывается дикий, нечеловеческий рык. Сухой холодный воздух обжёг ноздри, а на языке засвербело тошнотворно-солёным привкусом крови.

Гнеда бросилась на сида, желая впиться ему в глотку, расцарапать глаза, вырвать волосы. Она совсем забыла, что в её руках ещё оставался меч Айфэ, без разбора нанося удары противнику.

Гнеда затихла, только когда Фиргалл не без труда обезоружил её и скрутил, почти до хруста вывернув обе руки. Он крепко держал девушку, пока та постепенно трезвела, а сердце переставало биться о грудь безумной птахой.

— Отпусти, — прохрипела она, — я больше не трону тебя.

Тиски его предплечий разжались. Гнеда упала навзничь и вдруг услышала хохот Фиргалла. Девушка сделала несколько неловких движений в рыхлом снегу, отползая от сида, но он не обращал на неё никакого внимания, продолжая заходиться в неистовом смехе. Его голос был звонким и мальчишеским, и Гнеде трудно было поверить в то, что он принадлежал её наставнику. Теперь она отчётливо видела на щеке Фиргалла яркий багряный след и с медленно наползающим ужасом осознавала природу своей пронзительной боли в ладони.

Успокоившись, сид подошёл к девушке и протянул руку, помогая подняться. Гнев полностью оставил Гнеду, и она ощущала лишь опустошённость и стыд, не находя сил посмотреть опекуну в лицо.

— Ты ударила меня, и за дело, — сказал Фиргалл, вынуждая её встретить свой взгляд, в котором не осталось ни капли прежней весёлости. — Тебе не в чем себя винить. — Волосы сида были взъерошены, а очи блестели, и он казался совсем молодым. — Обещаю, этого больше не повторится. Должно быть, я плохой учитель, не взыщи. — Нижняя челюсть Гнеды начала предательски подрагивать. — Запомни чувство, когда кто-то растаптывает и смешивает с придорожной грязью твою гордость. Ты никому не должна позволить вновь заставить тебя испытать его.

Он поднял свой плащ и бережно обернул его вокруг трясущихся плеч девушки, дух которой захватило от этой скупой нежности.

— Едем домой.

***

Фиргалл сидел в кресле, уже четверть часа притворяясь, что слушает ключника, обстоятельно докладывающего о положении дел в усадьбе. Сид смотрел сквозь слугу, деловито загибающего толстые заскорузлые пальцы, перечисляя оставшихся на зиму телят, ярок и свиней. Рука Фиргалла с зажатым в ней писалом застыла над восковой дощечкой ещё на кадках, так своевременно убранных челядью в медушу. Вторая его рука подпирала подбородок, скрывая поджатый рот. Взгляд сида безошибочно приходил в одну точку, как бы он ни старался направить его в другую сторону.

Гнеда читала в противоположном углу, рядом с очагом, не отрывая сосредоточенного взора от большой книги в алом переплёте. В отсвете пляшущего пламени кожа девушки казалась золотистой, но Фиргалл знал, что она успела немного побледнеть с лета.

Коса Гнеды гладкой толстобокой гадюкой убегала за спину, а в волосах вместо неизменных перьев, которые она полюбила вслед за его сыном, красовались три кружевных листа падуба, расцвеченные кровавыми бусинами ягод. Фиргалл мысленно усмехнулся, вспомнив все подаренные им украшения, пылившиеся в её