Южная пустошь 3 - Алёна Цветкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ворота во двор усадьбы Жерена были распахнуты. А внутри царил страшный беспорядок: кто-то выволок и поставил посреди двора резные сани, которые использовали для выезда зимой, тут же, чуть в стороне стояла пустая карета, с распахнутыми дверцами, а чуть поодаль валялась опрокинутая хозяйственная телега, возле которой лежал какой-то скарб… Между ними неприкаянно бродили полузапряженные лошади, равнодушно пережевывая цветы с клумбы. С той самой клумбы, покушение на которую Селеса расценивала, как покушение на собственную жизнь.
Я встревожилась. Неужели у моих друзей случилось что-то нехорошее?
— Ваше величество, — меня кто-то окликнул. Я обернулась, в простенке между домом и амбаром прятался общий сын Селесы и Жерена. Ему сейчас было что-то около шестнадцати-семнадцати, если мне не изменяла память.
— Что у вас случилось, Агнат? — нахмурилась я.
— Папка с ума сошел, — голос юного барона был полон горечи, слегка разбавленной страхом. — Хотел к его величеству на санях ехать. А когда мы ему объясняли, что летом на санях не ездят, сердился и кричал. Я никогда не видел его таким…
— А мама твоя где? — теперь и я испугалась за подругу. Как бы не случилось чего-то непоправимого. Жерен определенно не в себе. Вероятно сказалось долгое воздействие магией.
— Она там, — Агнат кивнул в сторону дома. — Папка в кабинете заперся и никого не пускает. А мамка пытается уговорить его выйти. — Он на мгновение потерял контроль и рот скривился, выдавая панику. Мальчишка пытался выглядеть взрослым и держался молодцом, пряча свои чувства. Но ему было очень страшно.
— Все будет хорошо, — улыбнулась я. — Ты пока наведи порядок здесь, — кивнула я на загроможденный двор, — и убери лошадей от клумбы, а то твоя мама потеряет сознание, когда увидит, во что превратились ее цветы. А я посмотрю, что там с твоими родителями.
Агнат неловко улыбнулся. Младший сынишка Жерена, выросший в благополучии и спокойствии, совсем не был похож на своих старших братьев. И Миха, и Сирга в таком возрасте уже были похожи на молодых, но очень дерзких волчат. Они скорее скрутили бы Жерена и вразумили бы его кулаками, чем стали бы прятаться в подворотне.
В доме, с самого порога тоже были видны следы беспорядка. Двери во все комнаты были распахнуты настежь, слуги исчезли, а на диване в гостиной лежала шуба и валенки, явно принесенные из летних хранилищ.
— Жерен, дорогой, — услышала я плачущий голос Селесы, — пусти меня. Или выйди сам. От себя же не спрячешься… Все равно тебе придется с нами поговорить. И с его величеством. Выходи, Жерен…
Моя подруга стояла на коленях у двери и, заглядывая в замочную скважину, причитала, слезно умоляя Жерена открыть дверь кабинета.
— Елька, — всхлипнула она, увидев меня. Села на пол, и разрыдалась, вытирая слезы подолом своего платья. Она как будто бы забыла, что давно уже не просто баба из ремесленного околотка, а баронесса. И для таких случаев у нее есть носовой платок. — Беда у нас случилась! Ох, какая беда! Убили Апросима. Ночью прямо в постели зарезали. А Жерен уже второй день из кабинета не выходит. Ни есть, ни пить не просит…
— Жерен! — Я резко постучала по двери и приказала, — открой. Это я…
— Елька? — голос Жерена прозвучал глухо и подавлено. — Это, правда, ты⁈
— Конечно. Кто же еще! Открывай.
Мы с Селесой замерли, вслушиваясь в то, что происходит за дверью… Тихие, крадущиеся шаги медленно приблизились к выходу. А потом замок щелкнул и дверь приоткрылась не больше чем на два пальца. В щели появился глаз Жерена, внимательно оглядевший композиция: рыдающая на полу Селеса и я…
— Входи. — Жерен, пристально изучив мое лицо, посторонился, пропуская меня в кабинет.
Я улыбнулась Селесе, которая разрыдалась, но в это раз с облегчением, и вошла внутрь. Здесь, в кабинете Жерена, тоже царил беспорядок. На столе и на полу валялись смятые исписанные и покрытые кляксами листы, разодранные испачканные в чернилах перья, сама чернильница была сильно помята и перевернута, а на стене красовалась огромная длинная клякса. Как будто бы кто-то швырнул полную чернильницу прямо в стену, не в силах справится с эмоциями…
— Что случилось, друг? — Я сделала вид, что не замечаю ничего и опустилась в кресло, оставшееся стоять у стола. Второе валялось рядом. — Ты в порядке?
— Нет, — качнул головой Жерен, — не в порядке… Елька, я, кажется, сошел с ума…
— Почему ты так решил? — изобразила я удивление. — Я думаю, ты, Жерен, преувеличиваешь. Да, бардак ты, конечно, устроил знатный, — махнула я рукой обозревая разгромленный кабинет, — и домашних напугал до полусмерти. Но сейчас ты определенно находишься в здравом уме…
Жерен тяжело вздохнул, поднял кресло, и плюхнулся в него, обхватив голову руками…
— Ничего не понимаю, — простонал он. — Вчера я проснулся в полной уверенности, что сейчас начало весны. Понимаешь? Когда мне сообщили, что умер… этот… Апросим, я приказал подавать сани, чтобы ехать к королю. А когда мне попытались возразить, мол, может вам нужна карета, я пришел в такую ярость. Я готов был прибить всех собственными руками. Даже Селесу… И это, Елька, я говорю не для красного словца. Все так и было на самом деле. У меня голова болела так сильно, что казалось, будто бы расколется, как камень, по которому со сей силы ударили долотом.
Я кивнула…
— Но знаешь, Елька, что самое странное? — Жерен повернулся ко мне. И я увидела. как пусты его глаза. Кроме потухшего страха в них ничего не было. Как давно прогоревший костер, в котором не осталось даже пепла. Только черное пятно среди травы…
— Что? — выдохнула я, невольно проникаясь этой пустотой. Одновременно нащупала пузырек с отваром Алиса в кармане платья. Кажется, я захватила его не зря. Кувшин с остатками воды нашелся тут же. И пока он говорил приготовила лекарство.
— Я понятия не имею, кто такой этот Апросим… Хотя Селеса утверждает, что он мой самый верный друг и помощник… И что я уже несколько месяцев держу его при себе… понимаешь?
Я снова кивнула и протянула ему стакан. Жерен нахмурился, словно ему что-то не нравилось в происходящем, тем не менее одним глотком проглотил снадобье.
— Нет, ты не понимаешь, — вздохнул он, а потом наклонился ко мне близко-близко и прошептал, — Елька, я думаю, что это маг… Ну, помнишь, мы обсуждали, что в монтийской епархии могли остаться маги? И мне кажется
