Артистка - Юлия Монакова

И тут её внезапно осенила блестящая идея. Вика даже подскочила на кровати, громко выдохнула:

– Чёрт побери!.. – и счастливо рассмеялась, поражаясь, как такая простая и замечательная мысль раньше не приходила ей в голову.

На соседней кровати недовольно и тяжело, как Чудо-юдо Рыба-кит в океане, заворочалась Зойка.

– Слушай, ну совесть-то имей… – проворчала она брюзгливо. – Ночь на дворе…

Вика потянулась за мобильником, чтобы посмотреть время.

– Ничего и не ночь! – победно заявила она. – У тебя сейчас будильник зазвонит, две минуты осталось…

– Вот блин, – простонала Зойка, натягивая одеяло до самого носа. – Как же я ненавижу зиму, когда приходится просыпаться и вставать в абсолютной кромешной темноте…

Возбуждённая Вика тем временем соскочила с кровати и зажгла свет.

– Что на тебя нашло с ранья?! – воскликнула Зойка, не показываясь из-под одеяла. – К чему такая резвость и прыть?

– Я придумала, как можно повидаться с Белецким! – торжественно заявила Вика.

С Зойки моментально слетел сон, и она, откинув одеяло с лица, рывком села на постели. Глаза её – страстной почитательницы чужих лав-стори – сияли неподдельным интересом.

– Выкладывай! – потребовала она.

Зойка была в курсе всех подружкиных терзаний и метаний – Вика не утаила от неё историю с невероятной встречей на Ленинградском вокзале и покупкой билета в Самару. Они вдвоём сокрушались, что актёр не оставил номера своего телефона, и всячески прикидывали, как Вика могла бы с ним связаться. Зойка посоветовала ей прошерстить Интернет, но тут их тоже ждало разочарование: Белецкий оказался страшным затворником. Он не поддался всеобщей истерии среди звёзд, поголовно заводящих себе аккаунты в соцсетях. Его не было ни в контакте, ни в фейсбуке, ни в инстаграме. Вернее, поиск, конечно, выдавал несколько страничек с якобы артистом Белецким, но даже беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться: это всё лже-Александры, обыкновенные фейки, рассчитанные разве что на совсем глупых доверчивых поклонниц, не подвергающих сомнению то, что реальный Белецкий запросто может часами напролёт переписываться в соцсети с пятнадцатилетними малолетками.

– Ну, не томи! – взвыла Зойка. – Как ты собираешься его выцепить?

– Театр! – выдохнула Вика.

Зойка сделала охотничью стойку.

– А точнее?

– Меня тут вдруг осенило… Ведь, помимо ролей в кино, Белецкий ещё и в театре играет! Я читала, что он регулярно занят в нескольких постановках.

– И-и-и…?

– Я пойду на его спектакль и подкараулю возле служебного входа! – выпалила Вика и зажмурилась.

Теперь, когда её замысел был озвучен вслух, ей стало страшно – неужели всё действительно так достижимо, доступно и легко?

Зойка задумалась.

– Вообще, это дельная мысль, – признала она наконец. – Он, вроде бы, разъезжает без свиты телохранителей и в театр проникает не по тайным подземным переходам… А значит, выловить его возле служебки вполне возможно.

– А-а-а-а!!! – заорала Вика, окрылённая, и закружилась по комнате. – Сегодня же разыщу в Интернете расписание всех его ближайших спектаклей!

– А что ты ему скажешь? – сгорая от любопытства, спросила Зойка, но Вика лишь беззаботно махнула рукой: мол, да какая разница, подумаю об этом прямо на месте!..

Ближайшим спектаклем оказался «Горе от ума» – нашумевшая постановка скандального молодого режиссёра. Взяв классическую пьесу Грибоедова и не изменив там ни строчки, он с лёгкостью перенёс действие в наши дни, в современную Москву. Так, служанка Лизанька превратилась в молодую домработницу Фамусовых – пышнобёдрую особу в коротком форменном платьице, словно пародирующую горничных из немецких порнофильмов. Сам Фамусов глотал виагру, регулярно снимая молоденьких проституток. Его дочь Софья Павловна блистала наращенными волосами и ресницами, носила сумочки от Birkin и постоянно посылала сообщения Молчалину в Whats App Messenger. Что касается Молчалина, то тот был типичным метросексуалом – ухоженным нежным юношей, который не мог окончательно определиться, кто ему нравится больше: Лиза или Чацкий, и постоянно делал своим айфоном «селфи» для инстаграма. Репетилов воплощал собою образ современного московского тусовщика, вечно обдолбаного, кочующего из одного в клуба в другой.

Белецкий играл в постановке главную роль – Александра Андреевича Чацкого, ну и в остальном актёрский состав был весьма «звёздным». Спектакль пользовался популярностью, поэтому цены на места поближе к сцене были баснословно дорогими. Вика купила себе билет на шестнадцатый ряд, утешившись тем, что у неё хорошие зрение и слух. Можно было, конечно, и вовсе не ходить на представление, а просто подождать Александра у служебки после окончания спектакля. Но Вика решила, что сходить стоит. В конце концов, она так давно не была в театре… Ну, и ужасно хотелось увидеть Белецкого в действии, на сцене.

Спектакль ей понравился. Кажущаяся на первый взгляд нелепость сочетания классического текста и современных костюмов с декорациями не вызывала отторжения: напротив, этот контраст только усиливал ощущение того, что со времён комедии Грибоедова в обществе мало что изменилось. Многие фразы были применимы к современности даже без редактуры. «Что нового покажет мне Москва? Вчера был бал, а завтра будет два…» Или диалог Чацкого с Фамусовым:

– Не поминайте нам, уж мало ли крехтят!С тех пор дороги, тротуары,Дома и всё на новый лад.– Дома новы, но предрассудки стары.Порадуйтесь, не истребятНи годы их, ни моды, ни пожары.

Белецкий был великолепен в роли Чацкого – интеллигентный, язвительный, остроумный, стремительно-порывистый в движениях и в чувствах… Каждое его появление на сцене публика встречала радостными аплодисментами – ему вообще досталось больше всего оваций. Оглядевшись по сторонам, Вика сделала вывод, что большая часть зрителей пришла сегодня именно «на Белецкого», несмотря на замечательный в целом актёрский состав спектакля.

В устах Александра привычные фразы комедии заиграли совершенно по-новому, приобретая особый смысл. Когда он высказывался о Молчалине: «А чем не муж? Ума в нём только мало; но чтоб иметь детей, кому ума недоставало? Услужлив, скромненький, в лице румянец есть…» – публика рыдала от смеха. Когда же Чацкий предавался невесёлым размышлениям о Москве и ветрености своей возлюбленной, трудно было сдержать слёзы.

– Душа здесь у меня каким-то горем сжата,И в многолюдстве я потерян, сам не свой.Нет! недоволен я Москвой.…Ну вот и день прошёл, и с нимВсе призраки, весь чад и дымНадежд, которые мне душу наполняли.Чего я ждал? что думал здесь найти?Где прелесть эта встреч? участье в ком живое?Крик! радость! обнялись! – Пустое.

Вике казалось, что у Белецкого с этим спектаклем связано что-то личное, какие-то особые чувства или ассоциации. Во всяком случае, он был невероятно убедителен в роли Чацкого: с трудом верилось в то, что это всего лишь игра. Впрочем, может быть, это и отличало просто способного артиста – от истинного гения?..

К заключительному монологу Чацкого атмосфера накалилась до предела; у Вики по спине бегали мурашки, когда она всматривалась из глубины зрительного зала в страдающее, разочарованное, отчаявшееся и такое прекрасное лицо.

– Вы правы: из огня тот выйдет невредим,Кто с вами день пробыть успеет,Подышит воздухом одним,И в нём рассудок уцелеет…

На финальном поклоне артистов завалили морем цветов. Белецкому дарили сплошь розы – роскошные, благоухающие на весь зал букеты, каждый из которых стоил раз в десять больше Викиной стипендии. Она пожалела, что пришла без цветов; хотя, конечно, смешно было бы конкурировать с этим великолепием…

В гардеробе образовалась такая очередь, что Вика испугалась: она могла проворонить Александра, дожидаясь своего пальто. Получив из рук гардеробщицы верхнюю одежду, она не стала утруждать себя одеванием, а резво рванула прямо к выходу – нужно было обежать театр слева направо, против часовой стрелки, чтобы оказаться возле служебного входа (она уже провела разведку, как только приехала). На ходу просовывая руки в рукава, Вика старалась привести в порядок участившееся дыхание. Сердце колотилось от страха, как у загнанного зайца; было и жутко, и радостно – неужели она сейчас его увидит?..

Возле служебки толпился народ. Не много – человек пятнадцать, но всё же этого было достаточно, чтобы Вика слегка растерялась. Ей как-то не приходило в голову, что не одна она может оказаться такой сообразительной и подстерегать кумира после спектакля.

Среди ожидающих преобладали молодые девушки. Этих Вика опасалась больше всего, уловив хищное выражение лиц каждой из них – уж они-то не собирались сдаваться без боя и, если надо, стали бы расчищать дорогу к артисту локтями.