Великая Америка. Тайная сила власти - Томас Джефферсон

Одно положение законопроекта предусматривало, что расходы на содержание начальных школ должны нести жители графства, каждый пропорционально размеру выплачиваемого им налога. Это переложило бы на богатых расходы на образование бедняков, а судьи, принадлежа, как правило, к более богатому классу общества, не желали взваливать на него это бремя, и я думаю, что к осуществлению закона так и не приступили ни в одном графстве. Я снова вернусь к этому вопросу в конце моего повествования, если мне хватит жизни и решимости завершить его, поскольку я уже устал писать о самом себе.

Законопроект о рабах явился простым сведением действующих в отношении их законов без малейшего намека на какие-либо планы их общего освобождения в будущем. Считалось, что лучше будет такие попытки сдерживать и попробовать добиваться этих целей лишь путем принятия поправки к законопроекту при его рассмотрении. Тем не менее принципы такой поправки были согласованы, а именно – свобода для всех родившихся после определенной даты и депортация из штата по достижении соответствующего возраста. Однако выяснилось, что общественное мнение пока еще не готово принять это предложение и даже не готово к этому и по сей день. И все же недалек тот час, когда надо будет смириться и принять это, иначе будет хуже. В книге судеб ничто не записано более определенно, чем то, что люди должны быть свободны, и не менее определенно, что эти две расы, в равной степени свободные, не могут жить вместе в одном государстве. Природа, обычаи, убеждения провели между ними неизгладимые линии различий. Пока еще в нашей власти провести процесс освобождения и депортации рабов мирно и настолько медленно и постепенно, что зло изживет себя незаметно, а их место будет, pari passu, заполнено свободными белыми работниками. Если же, напротив, зло останется и навяжет себя, то человечество должно будет содрогнуться перед предстоящей перспективой. Напрасными были бы поиски подходящего примера в испанской депортации или изведении мавров. Этот прецедент совсем не подошел бы для нашего случая.

Я считаю, что эти четыре законопроекта, принятые или внесенные на рассмотрение, образуют систему, которая лишила бы корней старую или будущую аристократию и заложила бы основу истинно республиканского правления. Отмена законов о майорате предотвратит накопление и сохранение богатства навечно в избранных семьях, спасет земли страны от того, чтобы день за днем они все больше переходили в «мертвые руки». Отмена права первородства и замена его распределением наследства поровну – лучшими из всех земельных законов – устранила феодальные и неестественные различия, которые делали одного члена семьи богатым, а остальных – бедными. Восстановление права на свободу совести избавило людей от налога на поддержку чуждой им религии, потому что господствующая религия поистине была религией богатых, а диссидентские секты целиком состояли из менее состоятельных людей. Все они благодаря биллю о всеобщем образовании смогут получить возможность осознать свои права, сохранять их и разумно использовать свое право участия в самоуправлении. И все это может быть достигнуто без какого-либо нарушения естественных прав любого из граждан. А в качестве последующей гарантии к этому можно было бы добавить введение жюри присяжных в канцлерских судах, которые уже присвоили и продолжают присваивать себе столь большую степень юрисдикции над нашей собственностью.

1 июня 1779 г. я стал губернатором штата и покинул легислатуру. Будучи также избранным одним из попечителей колледжа Уильяма и Мэри (его совет попечителей сам избирал своих членов), я предпринял в тот же год, во время моего пребывания в Вильямсберге, изменения в организации этого учебного заведения, упразднив грамматическую школу и две кафедры – богословия и восточных языков, заменив их кафедрами права и правопорядка, анатомии, медицины, химии и современных языков. Поскольку устав колледжа ограничивал число профессоров шестью, преподавание естественного права человека и народов, а также изящных искусств мы вменили в обязанность профессору этики, а естественной истории – профессору математики и физики.

Поскольку теперь моя жизнь слилась с делами штата, ее описание в эти два года моего губернаторства было бы пересказом общественной истории штата на данном отрезке революции. Это сделали другие, и в частности г-н Жирардин, написавший продолжение «Истории Виргинии» Берка. Находясь неподалеку отсюда, в Милтоне, г-н Жирардин имел свободный доступ ко всем моим бумагам в процессе своей работы и подготовил столь же достоверное сообщение, какое только мог бы составить и я сам. Поэтому за описанием этого периода моей жизни я отсылаю читателя к истории г-на Жирардина. Полагая, что в условиях вражеского вторжения, при которых мы тогда работали, народ будет иметь больше уверенности именно в военном руководителе и что военачальник, наделенный также и гражданской властью, сможет в интересах обороны штата использовать свои полномочия с большей энергией, быстротой и эффективностью, я ушел в отставку с поста губернатора в конце второго года пребывания в этой должности и на смену мне был назначен генерал Нельсон.

Вскоре, после того как я покинул Конгресс, в сентябре 1776 г., а именно – в последний день этого месяца, я вместе с д-ром Франклином должен был ехать во Францию в качестве уполномоченного для ведения переговоров с французским правительством о заключении союзного и торгового договоров. Находившийся тогда во Франции в качестве агента по закупке военных припасов Сайлас Дин должен был присоединиться к нашей комиссии. Но состояние моей семьи было таково, что я не мог покинуть ее, как не мог подвергнуть ее опасностям морского путешествия и захвата британскими кораблями, бороздившими тогда весь океан. Я понимал также, что главная работа в действительности должна была исполняться дома, где многое и очень важное нужно было сделать для создания новой модели правительства и управления общественными делами, многое для защиты наших храмов и очагов от вторгшегося противника, теснившего нас на всех направлениях. Вследствие этого я отклонил это предложение, и вместо меня был назначен д-р Ли.

15 июня 1781 г. вместе с г-ном Адамсом, г-ном Франклином, г-ном Джеем и г-ном Лоуренсом меня назначили полномочным посланником для ведения переговоров о мире, заключение которого ожидалось тогда при посредничестве русской императрицы. Однако по тем же причинам я был вынужден отказаться и от этого назначения, а переговоры на деле так никогда и не начались. Но осенью следующего, 1782 г., когда Конгресс получил основания полагать, что общий мир будет заключен в течение зимы и последующей весны, Конгресс 13 ноября того же года вновь назначил меня полномочным посланником. За два месяца до этого я потерял незабвенную спутницу моей жизни, с которой прожил последние десять лет в ничем не омраченной взаимной крепкой любви и полном счастье. В общественных интересах, как и для моего морального состояния, предложенная смена обстановки была желательна, и я принял назначение.

19 декабря 1782 г. я выехал из Монтичелло и 27 декабря прибыл в Филадельфию. Французский посланник Люзерн предложил мне переплыть океан на фрегате «Ромулус», и я принял это предложение. Но этот корабль, скованный льдами, в это время находился в нескольких милях вниз от Балтимора. Поэтому я провел месяц в Филадельфии, просматривая в Конгрессе документы, с тем чтобы ознакомиться с общим состоянием наших международных отношений, а затем выехал в Балтимор ожидать освобождения фрегата ото льда. После почти месячного ожидания мы получили сообщение, что 3 сентября 1782 г. наши представители подписали Предварительный мирный договор, который должен был стать постоянным после заключения мира между Францией и Великобританией. Учитывая, что теперь моя поездка в Европу станет бесполезной для общества, я немедленно возвратился в Филадельфию для получения распоряжений от Конгресса. Конгресс освободил меня от дальнейшего исполнения этих обязанностей, и потому я возвратился домой, куда прибыл 15 мая 1783 г.

6 июня легислатура избрала меня делегатом в Конгресс. Мое назначение вступало в силу 1 ноября, когда истекал срок полномочий предыдущей делегации. В соответствии с этим я выехал из дома 16 октября и 3 ноября прибыл в Трентон, где заседал Конгресс, и занял свое место 4 ноября, в день, когда было объявлено о перерыве в работе Конгресса до 26-го и переносе заседаний в Аннаполис.

Конгресс теперь стал настолько малочисленным, а делегаты стали настолько пренебрегать своими обязанностями, что большинство представительства штатов, необходимое в соответствии со «Статьями Конфедерации» для кворума даже при решении второстепенных вопросов, невозможно было собрать вплоть до 13 декабря.

Уже 7 января 1782 г. Конгресс занялся рассмотрением состояния денежного обращения в нескольких штатах и дал указание уполномоченному по финансам Роберту Моррису доложить таблицу курсов, по которым иностранные монеты должны приниматься казначейством. Этот чиновник, а вернее его помощник Гувернер Моррис, дал ответ Конгрессу 15 января в компетентном, четком и подробном сообщении о достоинстве денег, находившихся в обращении в отдельных штатах, и о сравнительной стоимости основных иностранных монет, имевшихся у нас в обращении. Далее он перешел к рассмотрению необходимости установления у нас стандарта стоимости и о принятии денежной единицы. Он предложил в качестве такой единицы принять такую долю чистого серебра, которая была бы общим делителем для стоимости пенни всех штатов, причем без остатка. Таким общим делителем, по его расчетам, являлась 1/1440 часть доллара или 1/1600 часть кроны стерлингов. Следовательно, стоимость доллара должна быть выражена 1440 единицами, а кроны – 1600, причем каждая единица должна содержать четверть грана чистого серебра. Когда в следующем году Конгресс снова вернулся к этому вопросу, в письме от 30 апреля 1783 г. уполномоченный по финансам дал дальнейшие разъяснения относительно предложенной им единицы и настаивал на ее принятии. Однако ничего больше сделано не было вплоть до следующего года, когда вопрос снова был принят на рассмотрение и передан в комитет, членом которого я состоял. Общие рассуждения Р. Морриса были здравыми, а принцип, который он предлагал положить в основу своей единицы – весьма изобретательным. Но она была слишком мелкой по своему масштабу, слишком громоздкой для повседневного использования и слишком трудной для подсчетов как в уме, так и на бумаге. Буханка хлеба стоимостью 1/20 доллара стоила бы 72 единицы.