Великая Америка. Тайная сила власти - Томас Джефферсон

Но против такой отмены закона решительно возражал г-н Пенделтон, который был ярым приверженцем старых порядков и который оказался самым способным оратором, которого мне когда-либо приходилось встречать. У него, правда, не было поэтической фантазии г-на Генри, его возвышенного воображения, высокопарной и захватывающей манеры говорить. Но он был невозмутим, приятен и убедителен. Его речь была плавной, чистой и образной. Он обладал быстротой мышления, был проницателен и находчив. Победить его было невозможно, потому что если он и проигрывал основное сражение, то вскоре снова атаковал вас и, искусно маневрируя, оспаривая детали и используя небольшие преимущества, ничего не значащие в отдельности, но важные, будучи взятыми вместе, отыгрывался настолько, что сводил все сражение к ничьей. От него невозможно было отделаться, и своей настойчивостью он не давал покоя до тех пор, пока не лопалось терпение у всех тех, у кого оно было меньше, чем у него. Добавьте к тому же, что он был очень добропорядочным и великодушным человеком, добрейшим другом, самым приветливым и приятным компаньоном, поэтому всему, что он говорил, был обеспечен благосклонный прием. Обнаружив, что главный принцип майората не может быть сохранен, он выступил с поправкой, содержавшей предложение вместо полной отмены майората разрешить такому собственнику, если он того захочет, превращать его в поместье, наследуемое без ограничений. Для такого хотя бы частичного спасения старого закона ему не хватило всего нескольких голосов. И в результате был принят законопроект о полной отмене майората.

В одном из законопроектов по организации нашей юридической системы, который предлагал создание канцлерского суда, я предусмотрел рассмотрение в суде присяжных всех дел по факту, так же как и в обычных судах. Он провалил законопроект, включив всего четыре слова – «если пожелает одна из сторон». В результате, поскольку ни один истец не скажет своему судье: «Сэр, я Вам не доверяю, передайте мое дело суду присяжных», присяжные заседатели редко, можно, вероятно, сказать, даже никогда не появятся в этом суде, если только их не призовет председатель Канцлерского суда по собственному почину.

Напомним, что первое поселение в Виргинии, ставшее постоянным, было основано в 1607 г. Я не обнаружил никаких упоминаний о наличии негров в колонии приблизительно до 1650 г. Первые негры были доставлены сюда как рабы голландским кораблем. После этого работорговлю начали англичане, которые продолжали ее вплоть до нашей революционной войны. Она приостановила пока, ipso facto, дальнейший ввоз рабов, а легислатура была постоянно занята военными делами, и по этому вопросу ничего не предпринималось вплоть до 1778 г., когда я внес законопроект, запрещавший их дальнейший ввоз. Он был принят без возражений и, запретив ввоз рабов, остановил разрастание зла, оставив его окончательное искоренение на будущие времена.

Первыми поселенцами колонии были англичане, верноподданные короля и церкви, а хартия, выданная сэру Уолтеру Рэли, содержала недвусмысленную оговорку о том, что законы поселенцев «не должны быть направлены против истинной христианской веры, исповедываемой в настоящее время англиканской церковью». Сразу же после создания колонии она была разделена на приходы, в каждый из которых был назначен священник англиканской церкви, получавший твердое жалование табаком, дом на церковном участке и участок земли вместе со всем необходимым. Для покрытия этих расходов все жители приходов облагались налогом независимо от того, принадлежали они к англиканской церкви или нет. Отношение к прибывшим сюда квакерам было крайне нетерпимым, их изгоняли из колонии с помощью самых суровых наказаний.

С течением времени, однако, здесь появились и другие секты, в основном пресвитерианского толка. Англиканские священники, пожизненно обеспеченные жильем и зарплатой, дополняли ее, как правило, доходами от работы в классической школе. Всю неделю они были заняты на своих фермах и в школьных классах и только воскресенья посвящали службе и проповедям в приходской церкви для наставления своей паствы. Другим своим пасторским обязанностям они уделяли мало внимания. При такой их бездеятельности энтузиазм и усердие сектантских проповедников имели явное и неоспоримое преимущество, так что ко времени революции большинство жителей отошло от англиканской церкви, но все еще было обязано делать взносы на содержание пасторов для меньшинства. Это несправедливое принуждение содержать проповедников верований, которые люди считали религиозными заблуждениями, тяжело, и без какой-либо надежды на избавление ощущалось во время королевского правления.

Но уже первая республиканская легислатура, собравшаяся в 1776 г., была завалена петициями об уничтожении этой духовной тирании. Они вызвали самые ожесточенные споры, в которые я когда-либо был вовлечен. Нашими главными противниками были г-н Пенделтон и Роберт Картер Николас – честные люди, но ярые церковники. Петиции передали в комитет всей палаты по рассмотрению положения штата. После отчаянных споров в комитете, проходивших почти ежедневно с 11 октября по 5 декабря, нам удалось только отменить законы, по которым считалось преступным оказывать поддержку каким-либо иным религиозным взглядам, воздерживаться от посещения церкви или отправления любого иного вида богослужения, и затем освободить диссидентов от взносов на содержание англиканской церкви и прекратить, правда только до следующей сессии, взимание налога с прихожан англиканской церкви для выплаты жалования их собственным священникам. Потому что хотя большинство наших граждан и были диссидентами, как уже отмечалось, однако большинство членов ассамблеи были англиканами. Среди них, однако, были разумные и либеральные люди, которые дали нам возможность при голосовании получить по некоторым пунктам незначительное большинство.

Но 19 ноября наши противники провели в общих резолюциях комитета декларацию о том, что религиозные собрания должны контролироваться, и о том, что необходимо предусмотреть продолжение преемственности духовенства, а также надзор за его поведением. И в принятый только что законопроект была включена четкая оговорка, оставляющая нерешенным вопрос о том, должно ли устанавливаться законом общее обложение каждого жителя податями для содержания выбранного им пастора или же все следует свести к добровольным взносам. По этому вопросу, дебатировавшемуся на каждой сессии с 1776 по 1779 г. (некоторые наши союзники-диссиденты, достигнув своих частных целей, перешли теперь к сторонникам всеобщего обложения), мы смогли добиваться лишь временной приостановки взимания налога от сессии до сессии вплоть до 1779 г., когда решение об отмене всеобщего обложения было, наконец, принято и англиканская церковь была полностью лишена ее прежнего положения. Справедливости ради по отношению к двум упомянутым мною честным, но рьяным противникам я должен сказать, что, хотя они по своему характеру и были больше расположены соглашаться с уже существующим порядком вещей, чем идти на риск нововведений, тем не менее всякий раз, когда бы ни принималось решение, выражавшее общественную волю, не было людей более верных и строгих в повиновении ей, чем они.

Местопребывание нашего правительства первоначально было определено на полуострове Джеймстаун, где находилось первое поселение колонистов, а позднее было перенесено на несколько миль в глубь страны, в Вильямсберг. Но это было в то время, когда наши поселения не выходили за пределы побережья. Теперь же они перешли за Аллеганские горы, и центр переместился на большее расстояние от старого. Тем не менее Вильямсберг все еще оставался хранилищем наших архивов, привычной резиденцией губернаторов и многих других должностных лиц, постоянным местом проведения сессий легислатуры и сосредоточением наших военных складов. Но он был расположен настолько открыто, что в случае войны мог быть захвачен в любую минуту, а особенно сейчас; противник мог бы ночью переправиться через любую из рек, между которыми находится город, высадить десант и захватить все, лишив нас возможности спасти как людей, так и имущество. Я предложил перенести местопребывание нашего правительства еще в октябре 1776 г., но это предложение не было принято вплоть до майской сессии 1779 г.

В начале майской сессии 1779 г. я подготовил и получил разрешение внести законопроект, который определял, кого следует считать гражданами, подтверждал естественное право экспатриации и излагал способы применения этого права. Когда я покидал палату 1 июня, я передал Джорджу Мейсону этот законопроект, и он был принят 26 числа того же месяца.

Говоря о законопроектах, которые я сам составлял и вносил на рассмотрение, я никоим образом не собираюсь приписывать себе заслугу их принятия. Во время дебатов у меня было много временных и энергичных помощников. Но один был особенно стойким, способным и усердным. Он один стоил многих. Это был Джордж Мейсон, один из тех деятелей нашей революции, кто выделялся своей мудростью; человек глубокого ума, широких суждений, убедительный в своих доводах, знаток нашей прежней конституции, убежденный сторонник республиканских изменений на демократических принципах. Его речь не была ни плавной, ни гладкой, но его язык был сильным, манера говорить – очень выразительной, а в нужные моменты, когда вызов этого требовал, она усиливалась всплесками язвительного цинизма.