Тусовщица - Анна Дэвид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примерно минут через двадцать — хотя, может, и через пару часов — я понимаю, что мой организм и не думает погружаться в нечто похожее на сон. Мои руки и ноги как будто заново ожили, и, уверенной поступью проследовав на кухню, чтобы достать последнюю упаковку «Кэмел лайтс» из купленного на прошлой неделе блока, я понимаю, что хочу побыть сейчас среди людей. Эта радикальная мысль приводит меня в ужас, но, когда я обнаруживаю, что блок пустой, потому что я докурила последнюю сигарету из пачки, про которую думала, что она предпоследняя, я еще больше убеждаюсь, что меня сейчас может спасти только общение с людьми.
Я решаю зайти в «Барниз Бинери», в бар на моей улице, который был построен еще где-то в 20-х годах, поэтому выглядел соответствующим образом. Добравшись туда, я прямиком направляюсь к стойке, где заказываю «Амстел лайт», рюмку текилы и пачку «Кэмел лайтс». Мне так сильно хочется выпить текилы, что я даже не дожидаюсь, когда бармен с козлиной бородкой поставит передо мной соль и дольку лимона, а просто выпиваю ее залпом и запиваю большим глотком пива. Потом осматриваюсь и вижу, что за одним столиком сидит толпа здоровенных мускулистых парней в рубашках Университета Южной Калифорнии. Я тайком осматриваю сперва противоположную сторону помещения, потом обращаю взор на столпившихся у караоке людей, затем на группу девушек, пробирающихся через черный ход. Наконец я поднимаюсь со своего безопасного насеста у стойки, решив, что полезнее всего сейчас будет поискать кого-нибудь, у кого есть кока, и начинаю переходить от стола к столу.
Я подхожу к столику с УЮК, хлопаю по плечу высокого бледноватого парня и спрашиваю, не знает ли он Гаса. И, хотя Гас нас не знакомил, и вообще парень вряд ли в курсе, кто такой Гас, мне нужно хоть как-то начать разговор.
Он с улыбкой качает головой.
— А Гас — твой бойфренд?
Теперь уже моя очередь с улыбкой покачать головой.
— У мен нет бойфренда, — отвечаю я.
Парень говорит, что его зовут Саймон, и предлагает присесть.
— Почему бы нет? — говорю я. — Мои друзья пока не подошли. — И в общем-то, это правда, как я думаю. Здесь нет никого из моих так называемых друзей.
Я сажусь за столик, тут возвращается друг Саймона с «Голдшлагером»[32], и я с видом знатока начинаю нести всякую чепуху, что вот, мол, в «Голдшлагере» до сих пор плавают золотые блестки еще со времен калифорнийской золотой лихорадки. Помнится, мне сообщил об этом один парень в каком-то баре в Сан-Франциско, но я была так пьяна, что не смогла сказать ему, что, по моему мнению, он их уже достаточно наглотался. Но Саймон со своими приятелями — Джошем, Тоддом и, кажется, двумя Джонами — покупаются на это, и вот я уже вовсю с ними болтаю. Мы рассказываем друг другу всякие забавные истории о том, как нам доставалось в школе за распитие спиртных напитков.
Когда я заканчиваю свой рассказ о том, как однажды напилась, а потом написала об этом в «Хэйр», учась на первом курсе, Саймон возвращается из туалета, нагибается и что-то шепчет мне на ухо. Еще прежде, чем он открывает рот, я точно знаю, что он сейчас скажет. Клянусь, ни одна натасканная на наркотики собака не сравнится со мной, когда дело доходит до попытки вычислить потребителей кокаина.
— Я оставил своему приятелю несколько дорожек на подоконнике над первой кабинкой в мужском туалете, — говорит мне Саймон и подмигивает. — Почему бы тебе не забрать их себе?
Это настолько щедро со стороны Саймона, что я почти даже прощаю ему его ужасные джинсы «Гесс» и это дешевое подмигивание. Я киваю и потихоньку выбираюсь из-за столика.
В мужских туалетах мне приходилось бывать не меньше миллиона раз, но они всегда были пустые, в то время как в женских было полно народу, поэтому я знаю, как зайти туда с таким видом, будто это совершенно обычное дело. Однако у лысого парня, который писает в писсуар, явно в этом отношении опыта поменьше, судя по его шокированному взгляду. Я же просто пожимаю плечами и шепотом говорю:
— В женский ужасная очередь, — запираюсь в первой кабинке, замечаю рассыпанные на подоконнике дорожки и дожидаюсь, когда парень уйдет. Как только он уходит, я достаю скрученную трубочкой купюру, поднимаюсь на унитаз и вдыхаю дорожки. Я испытываю немедленное облегчение, ну или, во всяком случае, нечто похожее на него.
Однако как только я возвращаюсь за столик, со мной начинает происходить нечто странное: такое ощущение, будто я утрачиваю способность говорить. Сначала мне было хорошо, но уже в следующую секунду я не могла выдавить из себя ни слова. Это напоминало то, как я сидела дома на диване, не в состоянии пошевелиться, но сейчас я встревожилась гораздо сильнее, потому что находилась в компании людей, которые не должны заподозрить, что со мной что-то не так. По счастью, Саймон, видимо, ничего не замечает. Он что-то рассказывает, его друзья хохочут, и мне тоже хочется посмеяться, но меня тошнит, а голову будто сдавило тисками, хотя я не очень хорошо понимаю, как это должно было бы выглядеть. Голова раскалывается, мне хочется прилечь, хотя настоящей усталости я не ощущаю.
— Мне нехорошо, — еле-еле выдавливаю я из себя.
Саймон кивает, как будто так и должно быть.
— Кей начинает действовать? — спрашивает он как бы между делом.
— Кей? — переспрашиваю я. И мысленно представляю себе эту букву в алфавите.
Кто-то из друзей Саймона, нечаянно нас услышав, тут же вскрикивает:
— Так вот куда подевался спешл-кей, который ты должен был оставить мне!
Я перевожу взгляд с Саймона на его приятеля, и хотя я мало что соображаю в этот момент, но еще в состоянии провести ужасную аналогию.
— Спешл-кей? — спрашиваю я. Саймон с друзьями вроде как разражаются хохотом, но ощущение такое, будто все звуки в природе выключили, потому что я ничего не слышу. Но даже в таком состоянии я понимаю, что такое спешл-кей: это кетамин, убойный транквилизатор.
— Но… — я пытаюсь объяснить Саймону, что он-то сказал мне, будто это кока, но не могу вспомнить, действительно ли он говорил так или я сама так решила.
— Выйду подышу, — говорю я, Саймон кивает. Отчасти меня оскорбляет то, что он не предложил проводить меня, хотя, по большому счету, я испытываю от