Нечеловеческий фактор - Василий Головачев

– Мне понадобится консультант, – заявил он, – спец в области астрофизики космоса. Такой, чтобы от зубов отскакивало, фанат своего дела.

– Роза Линдсей не подойдёт? – предложил Грымов. – Она была консультантом экспедиции год назад.

– У неё не будет времени заниматься исследованиями.

– Но за два дня мы не успеем найти такого спеца.

Тогда Шапиро и предложил кандидатуру Бодхи.

– Он пакистанец, лет под сорок пять, но очень знающий, креативный, с самим Шпольским работал, создал теорию замкнутых суперструнных петель. Я с ним встречался пару раз, мужик очень целеустремлённый.

Думали недолго, рекомендации Всеволода Дмитриевича никогда не были голословными, и ровно через сутки после беседы с Шапиро Исфандияр Бодха вошёл в состав экспедиции.

– Буду на базе через полчаса, – закончил свои воспоминания Воеводин.

– Я уже на базе, – сказал Грымов, выключая линию.

Воеводин выключил аппаратуру кабинета, собираясь проследовать к метро, но его остановил ещё один вызов, по «красной» линии. Эту линию использовали только руководители тревожных служб или особо секретные сотрудники.

– Включи.

Инк развернул виом связи.

В глубине объёма сверкнул золотой кинжальчик – символ консорт-доступа, проявилась фигура абонента. Это был директор ФСБ Михал Вондлярский.

– Моё почтение, генерал.

– Добрый день, Михал.

– Что у вас происходит, Степан Фомич? У меня только что был Гицгер, жаловался на туман, который вы напустили вокруг внешней контрразведки.

Воеводин скупо улыбнулся.

– Без тумана в нашей работе никак.

– Тадеуш человек злопамятный, лучше его не раздражать. Он пойдёт выше, если я не предприму каких-нибудь дисциплинарных мер в отношении вас.

– Вы уже приняли.

– Не понял?

– Ваш меморандум о понижении статуса внешней службы уже внедряется в жизнь. Мне начинают совать палки в колёса.

– Я хотел вас предупредить…

– Но не предупредили.

– Это вынужденная мера, рождённая в недрах Совбеза. У вас там почему-то много недоброжелателей. Мне с трудом удалось избежать резких формулировок. Ограничение деятельности вашего филиала – самая мягкая.

– Поздравляю, – усмехнулся Воеводин.

Несколько мгновений глава ФСБ Земной Федерации смотрел на него изучающе и с сомнением, но продолжать тему не стал.

– Последний вопрос, генерал. Где «Ра»?

Воеводин выдержал паузу.

– «Ра» ещё не вернулся, господин директор.

– Не вернулся? А мне показалось…

– Вам показалось. Можете проверить базу на Умбриэле. Ждём вестей. Как только получим сообщение, я вам доложу.

Вондлярский тоже выдержал паузу.

– Хорошо, буду ждать.

Изображение главы ФСБ растаяло.

Воеводин, склонив голову к плечу, рассматривал пустой виом, и у него крепло убеждение, что директор знает о возвращении «Ра».

Глава 15

Преисподняя

Маккена никогда ещё не испытывал такого душевного подъёма, как нынче, после старта спейсера «к чёрту на кулички», по образному выражению Шапиро.

Провожали «Ра» только руководители «Сокола»: Воеводин, Грымов и Плетнёв, а также начальник третьей базы на Энцеладе Виссарион Петренко. Ни одного представителя из самой «конторы» (ФСБ) не было, что говорило о секретности старта больше, чем принятые меры безопасности.

Маккена ни разу не был на Энцеладе. Этот пятисоткилометровый ледяной спутник Сатурна его никогда не интересовал, несмотря на то, что внутри него существовал океан жидкой воды и присутствовала какая-то бактериальная жизнь.

Оказалось, что здесь, подо льдами Долины Гейзеров, прячется секретная база «Сокола», о существовании которой знали только ответственные лица контрразведки. В две тысячи двести восемнадцатом году в этом месте располагалась исследовательская станция, которая, как утверждали источники, утонула в результате подвижек верхнего слоя льда Энцелада. Но станция не утонула, её нашли контрразведчики (впрочем, тогда внешней контрразведки ещё не существовало, делом занимались безопасники), восстановили, накрыли «зеркалом», и она превратилась в базу, с которой мог стартовать даже такой гигант, как «Ра».

После возвращения из экспедиции к Омеге Кентавра отдых экипажа длился всего сутки. Затем он начал готовиться к новому походу, теперь уже за пределы не только родной галактики Млечный Путь, в точку пространства, которую отделяло от Солнца расстояние в три миллиарда световых лет.

Космолётчики готовились деятельно, для них не существовало неразрешимых задач, и новый поход они воспринимали как рутинно-естественное событие, несмотря на всю необычность столь дальнего броска.

Все сдружились. В кают-компании корабля всё чаще звучали голоса Вероники Солнышко и Артура Воеводина, и даже Роза Линдсей с удовольствием принимала участие в вечерних посиделках.

Шапиро и новый эксперт экспедиции Исфандияр Бодха кают-компанию навещали редко, зато каждый раз это вызывало оживлённые дискуссии – о прошлом и будущем Вселенной, о Теории Всего, о новом виде взаимодействий – «несимметричном хроноделении», развивающем теорию Хью Эверетта III, и о существовании иных метавселенных.

Маккена, олицетворявший собой гаранта безопасности экспедиции, не покидал рубки, но дискуссии слушал с интересом.

Шапиро был горяч в приведении доказательств, Исфандияр Бодха отвечал ему с убийственной меланхоличностью, несмотря на горячую пакистанскую кровь, и в кают-компании возникал коллоквиум, в котором участвовали почти все космолётчики.

С любопытством выслушал Маккена и спор о будущем звёзд, которому предшествовали разглагольствования Всеволода Дмитриевича о первоначальном Большом Бабахе, породившем Метавселенную человечества. Шапиро считал, что произошло частичное «перетекание» физических законов в наш «пузырёк»-домен из соседнего, что и породило взрыв.

Бодха вообще отвергал эту гипотезу, разработав свою идею «жидкой фазы» континуума, внутри которого «подтаял» фрагмент и развился в гигантский кипящий «пузырь». Затем Шапиро преподнёс увлечённым слушателям своё видение далёкого будущего Вселенной, и оказалось, что у его оппонента примерно такие же взгляды на эволюцию Мироздания. Вариантов того, чем всё закончится, мировая наука предлагала много, но и Шапиро, и Бодха склонялись к тому, что вероятны из них всего два.

Первый: при продолжавшемся ускорении расширения метагалактического домена, который люди стали называть Метавселенной, а этот процесс шёл уже шесть миллиардов лет, как раз с момента появления в домене Знающих-Дорогу, расширение должно было привести к Большому Разрыву. В этом случае все материальные объекты космоса ждал печальный финал: они должны были рассыпаться, разорваться на мельчайшие частицы типа нейтрино и на кванты энергии, после чего Вселенная превращалась в колоссальный и действительно абсолютно пустой объём.

Именно этого, по всем расчётам контрразведчиков, и добивались Знающие-Дорогу, запустившие каким-то образом процесс фазовой перестройки вакуума.

Не совпали у спорщиков только сроки окончания процесса. Астрофизик утверждал, что ждать надо не меньше ста триллионов лет. Шапиро доказывал, что гораздо меньше, а после взрыва звёзд Оси Зла в Омеге Кентавра срок окончательного «разрыва материи» приблизился, и человечеству осталось жить пару десятков миллионов лет.

Зато в случае остановки процесса ускоренного расширения и перехода к «плоскому» расширению Вселенную ожидал совсем другой конец.

Через двадцать миллиардов лет должны были столкнуться галактики Млечный Путь и туманность Андромеды. К этому моменту процесс столкновения многих галактик местной группы также должен был закончиться, результатом чего должно было стать «бродяжничество» сорванных со своих орбит миллиардов планет с живущими на них существами. Кроме того, Солнце должно было превратиться в белый карлик, и человечеству, если оно ещё сохранится, пришлось бы искать другой источник света.

Через сто триллионов лет должна была взорваться последняя из оставшихся массивных звёзд. Галактики и звёзды вне Млечного Пути станут для людей невидимыми из-за гигантских расстояний между ними.

Ещё через сто триллионов лет погаснет последняя звезда. Спустя десять в тридцать четвёртой степени лет распадутся все протоны Вселенной – основа барионного вещества. Космос заполнит никем не видимое излучение. А ещё через десять в сотой степени лет испарятся и чёрные дыры галактического масштаба. И Вселенная опять же станет по-настоящему пустой.

Тут Шапиро и Бодха заспорили, не соглашаясь друг с другом в философском аспекте проявления жизни, а тем более разума в те невообразимо далёкие времена.

Бодха уверял, что движение материи, какой бы она ни была, нельзя остановить, и жизнь будет, даже если изменятся её носители. Эволюция продолжится. Разум изменит формы, но выживет, даже если обработка информации станет очень медленной – по нынешним меркам.