Азазель - Борис Акунин

– Бросьте говорить глупости, – раздражённо дёрнул подбородком Бриллинг. – Неужто вы думаете, что в случае фиаско я стану мальчишкой прикрываться? Я в вас верю, Фандорин. И этого довольно.

– Спасибо, – тихо сказал Эраст Петрович.

Иван Францевич саркастически поклонился:

– Не стоит благодарности. И всё, хватит нежностей. К делу. Адрес Каннингема я знаю, он живёт на Аптекарском острове, во флигеле Петербургского эстерната. У вас оружие есть?

– Да, купил в Лондоне револьвер «смит энд вессон». В саквояже лежит.

– Покажите.

Фандорин быстро принёс из прихожей тяжёлый револьвер, который ему ужасно нравился своей тяжестью и основательностью.

– Дрянь, – отрезал шеф, взвесив пистолет на ладони. – Это для американских «коровьих мальчиков», спьяну в кабаке палить. Для серьёзного агента не годится. Я у вас его отбираю. Взамен получите кое-что получше.

Он ненадолго отлучился и вернулся с маленьким плоским револьвером, который почти целиком умещался в его ладони.

– Вот, бельгийский семизарядный «герсталь». Новинка, специальный заказ. Носится за спиной, под сюртуком, в маленькой кобуре. Незаменимая вещь в нашем ремесле. Лёгкий, бьёт недалеко и некучно, но зато самовзводящийся, а это обеспечивает скорострельность. Нам ведь белку в глаз не бить, верно? А жив обычно остаётся тот агент, кто стреляет первым и не один раз. Вместо курка тут предохранитель – вот эта кнопочка. Довольно тугая, чтоб случайно не выстрелить. Щёлкнул вот этак, и пали хоть все семь пуль подряд. Ясно?

– Ясно. – Эраст Петрович загляделся на ладную игрушку.

– Потом налюбуетесь, некогда, – подтолкнул его к выходу Бриллинг.

– Мы будем арестовывать его вдвоём? – с воодушевлением спросил Фандорин.

– Не болтайте глупостей.

Иван Францевич остановился возле «аппарата Белла», снял рожкообразную трубку, приложил к уху и покрутил какой-то рычажок. Аппарат хрюкнул, в нём что-то звякнуло. Бриллинг приставил ухо к другому рожку, торчавшему из лакированного ящика, и в рожке запищало. Фандорину показалось, что он разобрал, как тоненький голосок смешно проговорил слова «дежурный адъютант» и ещё «канцелярия».

– Новгородцев, вы? – заорал в трубку Бриллинг. – На месте ли его превосходительство? Нет? Не слышу! Нет-нет, не надо. Не надо, говорю! – Он набрал в грудь побольше воздуха и закричал ещё громче. – Срочный наряд для задержания! Немедленно отправьте на Аптекарский остров! Ап-те-кар-ский! Да! Флигель эстерната! Эс-тёр-на-та! Неважно, что это значит, они разберутся! И пусть группа обыска приедет! Что? Да, буду лично. Быстрей, майор, быстрей!

Он водрузил трубку на место и вытер лоб.

– Уф. Надеюсь, мистер Белл усовершенствует конструкцию, иначе все мои соседи будут в курсе тайных операций Третьего отделения.

Эраст Петрович находился под впечатлением волшебства, только что свершившегося на его глазах.

– Это же просто «Тысяча и одна ночь»! Настоящее чудо! И ещё находятся люди, осуждающие прогресс!

– О прогрессе потолкуем по дороге. К сожалению, я отпустил карету, так что придётся ещё искать извозчика. Да бросьте вы ваш чёртов саквояж! Марш-марш!

Однако потолковать о прогрессе не удалось – на Аптекарский ехали в полном молчании. Эраста Петровича трясло от возбуждения, и он несколько раз попытался втянуть шефа в разговор, но тщетно: Бриллинг был в скверном настроении – видимо, всё-таки сильно рисковал, затеяв самочинную операцию.

Бледный северный вечер едва прорисовался над невским простором. Фандорин подумал, что светлая летняя ночь кстати – всё равно спать нынче не придётся. А ведь он и прошлую ночь, проведённую в поезде, глаз не сомкнул, всё волновался, не упустит ли пакет… Извозчик подгонял рыжую кобылку, честно отрабатывая обещанный рубль, и к месту прибыли быстро.

Петербургский эстернат, красивое жёлтое здание, прежде принадлежавшее корпусу инженеров, по размеру уступал московскому, но зато утопал в зелени. Райское местечко – вокруг были сады, богатые дачи.

– Эх, что с детьми-то будет, – вздохнул Фандорин.

– Ничего с ними не будет, – неприязненно ответил Иван Францевич. – Миледи назначит другого директора, да и дело с концом.

Флигель эстерната оказался импозантным екатерининским особнячком, выходившим на уютную, тенистую улицу. Эраст Петрович увидел обугленный от удара молнии вяз, тянувший мёртвые сучья к освещённым окнам высокого второго этажа. В доме было тихо.

– Отлично, жандармы ещё не прибыли, – сказал шеф. – Мы их не ждём, нам главное Каннингема не спугнуть. Говорю я, вы помалкиваете. И будьте готовы к любым неожиданностям.

Эраст Петрович сунул руку под фалду пиджака, ощутил успокоительный холод «герсталя». Сердце сжималось в груди – но не от страха, ибо с Иваном Францевичем бояться было нечего, а от нетерпения. Сейчас, сейчас всё разрешится!

Бриллинг энергично затряс медный колокольчик, и раздалось заливистое треньканье. Из раскрытого окна бельэтажа выглянула рыжая голова.

– Откройте, Каннингем, – громко сказал шеф. – У меня к вам срочное дело!

– Бриллинг, это вы? – удивился англичанин. – Что такое?

– Чрезвычайное происшествие в клубе. Я должен вас предупредить.

– Одна минута, и я спускаюсь вниз. У лакея сегодня выходной день. – И голова исчезла.

– Ага, – шепнул Фандорин. – Нарочно лакея спровадил. Наверняка с бумагами сидит!

Бриллинг нервно постукивал костяшками пальцев по двери – Каннингем что-то не спешил.

– А он не удерёт? – переполошился Эраст Петрович. – Через чёрный ход, а? Может, я обегу дом и встану с той стороны?

Но тут изнутри раздались шаги, и дверь открылась.

На пороге стоял Каннингем в длинном халате с бранденбурами. Его колючие зелёные глаза на миг задержались на лице Фандорина, и веки едва заметно дрогнули. Узнал!

– What's happening?[32] – настороженно спросил англичанин.

– Идёмте в кабинет, – ответил Бриллинг по-русски. – Это очень важно.

Каннингем секунду поколебался, потом жестом предложил следовать за ним.

Поднявшись по дубовой лестнице, хозяин и незваные гости оказались в богатой, но явно не праздной комнате. По стенам сплошь тянулись полки с книгами и какими-то папками, у окна, возле необъятного письменного стола из карельской берёзы, виднелась стойка с ящичками, на каждом из которых красовался золотой ярлычок.

Однако Эраста Петровича заинтересовали отнюдь не ящички (не будет же Каннингем хранить на виду секретные документы), а бумаги, лежавшие на столе и наскоро прикрытые свежим номером «Биржевых ведомостей».

Иван Францевич, видимо, мыслил сходно – он пересёк кабинет и встал подле стола, спиной к раскрытому окну с низким подоконником. Вечерний ветерок слегка поколыхивал тюлевую гардину.

Отлично поняв манёвр шефа, Фандорин остался возле двери. Теперь Каннингему деваться было некуда.

Кажется, англичанин заподозрил неладное.

– Вы странно себя ведёте, Бриллинг, – сказал он на правильном русском. – И почему здесь этот человек? Я его видел раньше, он полицейский.

Иван Францевич смотрел на Каннингема исподлобья, держа руки в карманах широкого сюртука.

– Да, он полицейский. А через минуту-другую здесь будет много полицейских, поэтому у меня нет времени на объяснения.

Правая рука шефа вынырнула из кармана, Фандорин увидел свой «смит энд вессон», но не успел удивиться, потому что тоже выхватил револьвер – вот оно, начинается!

– Don't…![33] – вскинул руку англичанин, и в тот же миг грянул выстрел.

Каннингема кинуло навзничь. Остолбеневший Эраст Петрович увидел широко раскрытые, ещё живые зелёные глаза и аккуратную тёмную дырку посреди лба.

– Господи, шеф, зачем?!

Он обернулся к окну. Прямо в лицо ему смотрело чёрное дуло.

– Его погубили вы, – каким-то ненатуральным тоном произнёс Бриллинг. – Вы слишком хороший сыщик. И поэтому, мой юный друг, мне придётся вас убить, о чём я искренне сожалею.

Глава четырнадцатая,

в которой повествование поворачивает совсем в иную сторону

Бедный, ничего не понимающий Эраст Петрович сделал несколько шагов вперёд.

– Стоять! – с ожесточением гаркнул шеф. – И не размахивайте пистолетиком, он не заряжен. Хоть бы в барабан заглянули! Нельзя быть таким доверчивым, чёрт бы вас побрал! Верить можно только себе!

Бриллинг достал из левого кармана точно такой же «герсталь», а дымящийся «смит энд вессон» бросил на пол, прямо под ноги Фандорину.

– Вот мой револьвер полностью заряжен, в чём вы сейчас убедитесь, – лихорадочно заговорил Иван Францевич, с каждым словом раздражаясь всё больше. – Я вложу его в руку невезучего Каннингема, и получится, что вы убили друг друга в перестрелке. Почётные похороны и прочувствованные речи вам гарантированы. Я ведь знаю, что для вас это важно. И не смотрите на меня так, проклятый щенок!