Все хроники Дюны (авторский сборник) - Герберт Фрэнк

— Мне нужен верный товарищ, который командовал бы армией. Ты возражаешь?

— Но почему женщины?

— Между полами существует большая поведенческая разница, и поэтому женщины особенно ценны в роли гвардейцев.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Ты полагаешь, что они не подходят на эту роль?

— Некоторые из них выглядят весьма крепкими, но…

— Но другие проявили непозволительную мягкость, не правда ли?

Айдахо покраснел.

Лето нашел эту реакцию очаровательной. Дунканы оставались одними из немногих в эти времена, кто сохранил способность краснеть. Все это было понятно и объяснимо — Айдахо прошел курс обучения в те времена, когда были иные понятия о чести — он был настоящий рыцарь.

— Я не понимаю, почему вы доверили женщинам охранять свою жизнь? — Кровь медленно отхлынула от его щек. Он взглянул в глаза Лето.

— Но я всегда доверял им так же, как доверяю тебе, — я доверяю вам свою жизнь.

— От какой опасности мы должны вас охранять?

— Тебя введут в курс дела Монео и Говорящие Рыбы.

Айдахо переминался с ноги на ногу, тело его дрожало в такт бешеному сердцебиению. Он лихорадочно озирался, осматривая блуждающим взглядом стены и потолок маленького помещения. Внезапно он принял решение и посмотрел в лицо Лето.

— Как мне обращаться к вам?

— Ты согласишься называть меня Господь Лето?

— Да… господин, — Айдахо, не отводя взор, посмотрел в голубые фрименские глаза Лето. — Правду ли говорят Рыбы, что… вы храните множественную память… память о…

— Да, мы все здесь, Дункан, — теперь Лето говорил голосом своего деда с отцовской стороны, потом:

— Здесь даже женщины, — теперь звучал голос бабки Лето по отцовской линии.

— Ты их знал, а они знали тебя, — сказал Лето.

Дрожа всем телом, Айдахо перевел дух.

— Мне потребуется какое-то время, чтобы к этому привыкнуть.

— Моя реакция была поначалу точно такой же, — отозвался Император.

Айдахо разразился хохотом. Лето подумал, что его намек вряд ли мог быть поводом для такого безудержного смеха, но ничего не сказал.

Успокоившись, Айдахо заговорил:

— Ваши Говорящие Рыбы должны были привести меня в хорошее расположение духа?

— Они преуспели в этом, не правда ли?

Дункан внимательно присмотрелся к лицу Императора, узнавая в нем отчетливые черты Атрейдесов.

— Вы, Атрейдесы, всегда хорошо понимали, чем можно меня расположить к себе, — сказал Айдахо.

— Вот так-то лучше, — похвалил его Лето. — Ты начинаешь понимать, что я не один Атрейдес, а все они вместе взятые.

— Это когда-то говорил мне Пауль.

— Я говорю то же самое! — этого человека могли убедить только голос и интонации Пауля Муад'Диба.

Айдахо судорожно глотнул и повернулся к двери.

— Вы что-то отняли у нас, — проговорил Айдахо. — Я это чувствую. Монео, женщины…

Мы против вы, подумал Лето. Эти Дунканы всегда, что бы ни происходило, берут сторону людей.

Айдахо вновь посмотрел в лицо Лето.

— Что вы дали нам взамен?

— Мир Лето во всей Империи!

— И я вижу, что все счастливы до блаженства! Именно поэтому вы нуждаетесь в личной охране.

Лето улыбнулся.

— Мой мир усилил спокойствие, а люди всегда восстают против спокойствия.

— И кроме того, вы даете нам Говорящих Рыб.

— И иерархию, которая определяется людьми безошибочно.

— И женскую армию, — процедил сквозь зубы Айдахо.

— Это сила, способная обуздать мужчин, — заметил Лето. — Секс всегда был средством подчинить себе агрессивность мужчины.

— Именно этим они и заняты — смирением агрессивности?

— Они предотвращают и сглаживают инциденты, которые в противном случае могли бы привести к еще большему насилию.

— И это вы заставили их поверить в вашу Божественность? Я бы не сказал, что мне это нравится.

— Путь святости для меня не менее тяжел, чем для тебя.

Айдахо нахмурился. Он ожидал совершенно иного ответа.

— Какую игру вы ведете, Господь Лето?

— Очень древнюю, но по новым правилам.

— По вашим правилам!

— Ты хочешь, чтобы я снова позволил устанавливать правила ОСПЧТ Совету Земель и Великим Домам?

— Тлейлаксианцы говорят, что Совета Земель больше не существует. Вы упразднили всякое самоуправление.

— Ну хорошо, тогда, допустим, я мог бы уступить место Бене Гессерит, или иксианцам, или тем же тлейлаксианцам. Ты хочешь, чтобы я нашел еще одного барона Харконнена и вручил ему власть над Империей? Скажи только слово, Дункан, и я отрекусь!

От такого натиска Айдахо только покачал головой.

— В злых руках, — сказал Лето, — монолитная централизованная власть — опасный и скользкий инструмент.

— А ваши руки — подходящие для этого?

— Я не могу с уверенностью сказать, подходят ли мои руки для того, чтобы держать власть, но я могу сказать это со всей определенностью о руках тех, кто был ДО меня. Их-то я знаю очень хорошо.

Айдахо повернулся к Лето спиной.

Какой очаровательный, чисто человеческий жест, подумал Лето. Неприятие вкупе с осознанием своей уязвимости.

Лето заговорил в спину Айдахо:

— Ты совершенно прав в том, что я иногда использую людей без их осознанного согласия.

Айдахо обратил к Лето свой профиль, потом взглянул в лицо Императору, слегка приподняв голову, чтобы взглянуть в синие, как небо, глаза повелителя.

Он меня изучает, подумал Лето. Но для вынесения суждения он может пользоваться только лицом.

Атрейдесы учили своих людей читать мысли и чувства людей по малейшим нюансам жестов и мимики, но в данном случае задача была за гранью способностей Айдахо.

Дункан откашлялся.

— Что плохого вы от меня ждете? — спросил он.

Как это похоже на Дункана! — подумал Лето. Этот был классическим представителем, он не нарушит верность Атрейдесам, но при этом не сможет подняться над рамками своей личной морали и нравственности.

— От тебя потребуется охранять меня всеми необходимыми средствами и хранить мою тайну.

— Какую тайну?

— Что я уязвим.

— Так вы не Бог?

— Не в этом конечном смысле.

— Ваши Говорящие Рыбы рассказывали о мятежниках.

— Они действительно существуют.

— Почему?

— Они молоды и мне не удалось убедить их, что мой путь лучше. Очень трудно убедить молодежь в чем бы то ни было. Они обременены слишком большими знаниями.

— Я не помню, чтобы Атрейдесы прежде так презрительно относились к молодежи.

— Вероятно, это оттого, что сам я очень стар — моя старость помножена на старость других. Моя задача усложняется с каждым следующим поколением.

— В чем заключается ваша задача?

— Постепенно ты сам это поймешь.

— Что будет, если я не справлюсь со своей задачей? Ваши женщины меня ликвидируют?

— Я не стану отягощать женщин чувством вины.

— Значит, вы отяготите им меня?

— Если ты примешь это условие.

— Если я найду, что вы хуже Харконнена, то обращусь против вас.

В этом весь Дункан. Они меряют все зло Харконненами. Как мало знают они о зле.

— Барон пожрал целые планеты, Дункан. Что может быть хуже этого?

— Пожрать всю Империю.

— Я чреват Империей, Дункан. Умирая, я дам ей жизнь.

— Если бы я мог в это поверить…

— Ты будешь командовать моей гвардией?

— Но почему я?

— Потому что ты самый лучший.

— Воображаю, какая это опасная работа. От нее принимали смерть мои предшественники?

— Некоторые из них.

— Хотелось бы мне иметь их память.

— Ты не можешь ее иметь и поэтому будешь оригинален в решениях.

— Тем не менее я хотел бы о них знать.

— Ты узнаешь о них.

— Итак, Атрейдесам все еще нужны острые ножи.

— У нас есть дела, которые можно доверить только Дункану Айдахо.

— Вы хотели сказать — Дунканам… — Айдахо поперхнулся, посмотрел на дверь, потом на лицо Лето.

Лето заговорил с ним как Муад'Диб, но голосом Лето.

— Когда мы последний раз вместе карабкались к сиетчу Табр, то были верны друг другу — ты мне, а я тебе. С тех пор ничто не изменилось.

— Но то был ваш отец.

— Это был я! — восклицание Муад'Диба поразило гхола до глубины души.

— Все вы… в одном теле… — прошептал Айдахо. Он был сломлен и сдался, прекратив сопротивление.

Лето молчал. Наступил решительный момент.

Айдахо улыбнулся своей характерной улыбкой, выражавшей: «Да черт бы вас всех побрал в конце концов!»

— Тогда я хочу говорить с первым Лето и Паулем, с теми, кто лучше всех меня знал. Используйте меня как следует, ведь я действительно любил вас.

Лето прикрыл глаза. Эти слова всегда расстраивали его. Он знал, что это была любовь к тем, по отношению к кому он был наиболее уязвим.