Сильная и независимая для котика (СИ) - Вада Маричка

Когда меч Императора возвращался бумерангом владельцу, Гидросу пришлось ещё раз прыгнуть, и в этот момент другой рукой Император оттолкнул его психосилой в груду обломков стены. Пока канцлер приходил в себя от мимолётного помутнения и выбирался из-под камней, Син напрыгнул сверху, в миллиметре от шеи вонзив в пол клинок.

Гидрос спихнул его, изловчился, перепрыгнул противника и оказался позади. Побежал в атаку, пригнулся от молнии, отбил удар сверху. Удар со спины, удар в лицо и успел даже гардой попасть прямо в глаз, но не успел увернуться от следующего пронизывающего выпада. Меч Императора впился в его бок.

Пронзительная боль застелила мраком перед Гидросом лицо Сина. Последнее, что видел канцлер, теряя сознание, так это надменную улыбку Императора, а затем странное скоротечное удивление во взгляде, и вместо тьмы забвения в глаза канцлера прилетело что-то горячее и красное, оросило всего его с ног до головы и отбросило назад от врага.

Глава 34-2

Диковинная троица — наставник, ученица и её клон — передвигались по подземным тоннелям храма не так быстро, как им того хотелось. Но Мурси прекрасно понимала, Христов слишком слаб, хоть и не показывает этого. Каждый шаг даётся ему нелегко, каждое малейшее движение приносит несговорчивую внутреннюю боль. И он просто-напросто экономит силы. К тому же, присутствовала в наставнике незримая уверенность, что всё течет по Замыслу, Дуку никуда от них не денется. Об этом он напомнил вслух, в качестве напутствия, всем заговорщикам, отправляющимся по разные стороны света.

Их разделяла Моту. Она шла между и иногда забывалась, а от того слишком пристально разглядывала то одного провожатого, то другого. Будто старалась запомнить эти лица, впитать в себя черты проявления неконтролируемой человеческой мимики. От капитана не ускользнуло и то, как клон едва заметно повторяет всё на себе, словно паяц, учащийся на живых экспонатах актёрскому мастерству.

Но вскоре Моту надоело кривляться, видимо мысли другого толка заняли её голову и она попыталась взять Христова за руку, от чего тот очнулся от внутренней борьбы и, под стать Моргану, поспешно одёрнул ладонь.

— Мне страшно, — трагически промолвила Моту и использовала против своего спасителя секретное оружие самой Мурси.

Она так же взглянула исподлобья — трогательно, по-детски, оттопырив нижнюю губу — и Джес не смог ей противиться. Мелькнула на его лице добрая полуулыбка, и он крепко сжал маленькую ручку клона в своей.

— Доверься мне, будь хорошей девочкой, — с нажимом, но ласково произнёс Христов. — Всё Путём.

Капитан тихонько хмыкнула пришедшему на ум очевидному, но почему-то неожиданному для неё выводу, отводя взгляд в сторону. Вот почему и она, сама лично, предпочитает в разговорах с наставником изображать из себя маленькую беззащитную глупышку. Это действует на Джеса мгновенно и предсказуемо. Такой паттерн поведения у них двоих закрепился уже очень давно. Мурси делает что-то непозволительное, Христов начинает отчитывать, она строит из себя несмышленого кворчонка и, вуаля — наставник не может больше злиться. Но неужели нет другого пути выстроить их отношения? Неужели капитан теперь вынуждена будет всю свою долгую бесконечную жизнь разыгрывать из себя «нюню»? Джес вообще слышит её в такие моменты или как всегда полагается на собственный разум? Он, в принципе, воспринимает Мурси как самостоятельную личность, а не придаток к самому себе?

— О чём задумалась? — перебил поток её мыслей наставник. — Ответь чётко и коротко. Ты доверяешь Кавоту? А канцлеру Шнобби?

— В прошлый раз именно эти двое помогли мне сбежать, — напомнила Мурси.

— Да, но у них вполне могли быть и свои цели. Канцлер Шнобби, насколько я успел с ним познакомиться, никогда не упускал возможности заработать денег или же прибрать власть к рукам. Его карьера выстрелила как залп лазерного пулемета наёмника. Явился из ниоткуда, без монастыря и покровителя, а погляди! Уже занял должность военного канцлера. Он может использовать грандмастера Дуку в своих целях. Помочь сбежать, а там…

— Нет, Шнобби — катар, — завертела головой, не соглашаясь, Мурси. — Его цели, как раз таки, самые кристально ясные.

— Стереотипы! До сего момента сиднем посиживал, бездействовал. А теперь рвение, достойное похвал, проявил. Хотел бы расправиться с Дуку, давно бы сделал это. Ты видела, каков катар в бою. Попросил бы аудиенции и тихо бы…

— Нет. Шнобби выжидал, потому что я на том настояла. Наставник, я же во тьме двигалась, на ощупь! Пребывала бы со мной уверенность о вашем благополучии, дала бы наказ Шнапсу ухайдохать Дуку. А так, пришлось сиднями посуществовать. Щито поделать, — развела руками капитан. — Но теперь наш розовоносый канцлер не упустит возможность нанести справедливость. В катарском её понимании. И так слишком долго сдерживался из-за моих прихотей.

— Мила! — сердито окликнул Христов и на долю секунды остановился. — Ты не имеешь права вступать в личные отношения с держателем Силы! Долг превыше личных чувств. Следи за своими желаниями. Ибо в Бездну страсти способны ввергнуть неокрепший разум.

— Ну, началось, — закатила капитан глаза к потолку. — У нас со Шнобби нет никаких отношений, кроме финансовых, — Мурси хотела ещё что-то добавить на тему нудных проповедей, но внезапно переменилась в лице, ехидно ухмыльнулась и поинтересовалась: — А вы шо, ревнуете, наставник? Не может быть! Никогда бы о вас такого не подумала. Эти чувства вроде тоже под запретом Ордена.

— Нет. Просто заявляю права, — успокоился Христов и монотонно, безэмоционально продолжил: — Ты — моя наречённая. Не позорь наставника, если уж есть куда ещё ниже падать.

— Считаете, я достигла дна нижнего дна? — съехидничала Мурси. — Ну как всё закончится, вы можете спокойно отказаться от меня. Делов-то.

— Смешно, — равнодушно проронил Христов, потом громко, протяжно вздохнул и, когда заговорил, слова его прозвучали более эмоционально, но не менее занудно. — Знаю я вас, женщин. Стоит только появиться на горизонте смазливой мордашке, так куда девалась вся любовь к наречённому. Хватит того раза, когда ты нарисовала перманентным маркером рога на моём лбу. С настоящими ходить ни малейшего желания не имею я.

— Я вам не рисовала ничего на лбу, — опешила от беспочвенного обвинения Мурси. — Опять галлюники поймали?

— Не помнишь? — по-доброму усмехнулся Христов. — Наверняка. Тогда совсем маленькой была. Нечаянно уснул, оставив тебя за художеством. А ты возьми и накалякай мне непотребство на самом видном месте. Весь класс смеялся, когда увидел учителя с таким безобразием. Не понимал этого веселья только я один. Отвратительно, когда за спиной потешаются.

— Гигиена залог здоровья! И чести мужицкой, — назидательно изрекла Мурси и расхохоталась. — Вы шо не умывались тоды ни капельки?

— Умылся, но зеркала же запрещены Орденом, чтоб грех гордыни не возымел над чистыми помыслами. Вот и не заподозрил о шкоде, учинённой над телом моим ученицей. Подкинул тебя в младшие классы, а сам поспешил на лекции. Как раз тогда объединенной аудитории материал о древних наречиях зачитывал. Представляешь масштабы последовавшей катастрофы?

— А что, что последовало? — с нескрываемым любопытством спросила Моту. — Мне такого не рассказывали!

— Да ничего необычного. Месяца два ещё говаривали, что связь с дочерью греха меня до изгнания доведёт, вот уже отметины хаоса на голове расти начали. Но к тому моменту привык я к подобным толкам. Главное, что тогда поразило, так это — отчего все старшие молчали? Килим же лично разговаривал со мной, когда из рук подопечную мою принимал. Если бы Гидрос не отвёл в сторонку, не поинтересовался, что ночью приключилось, так бы и проходил ещё несколько дней, словно исчадие Бездны.

— Всем известно, монастыри — это оплот крепкого мужицкого союза! Все там друг другу — братья, товарищи и дружбаны, — сыронизировала Мурси. — Вы же поэтому к чужим жёнам приставали? Исключительно из чувства долга перед товарищем и комарадом? Подсобляли, так сказать, в интимной сфере?