Ангел-мечтатель (СИ) - Буря Ирина

— Конечно! — горячо и искренне уверил я его.

Глава 20.6

В конце концов, однажды я уже искал убежище для моей дочери и юного стоика — если существуют более удаленные и, в силу этого, надежные, они могут прийтись весьма кстати в случае неудачного поворота событий на земле.

— Отлично! — принял он мою горячность с явным удовлетворением. — Когда Вы отправляетесь с докладом к своему главе?

Я вновь отметил про себя его выбор слов — как будто в течение нашего разговора произошло нечто такое, что заставило его отказаться признавать нашего главу своим собственным.

— Завтра, — опять оставил я свои замечания при себе.

— Тогда после доклада зайдите ко мне, пожалуйста, — проинструктировал он меня. — Я думаю, я смогу уговорить их.

— Кого? — насторожился я.

— Похоже, мы действительно выходим на финишную прямую, — задумчиво произнес он, — и пора уже отбросить чрезмерную осторожность и собрать все силы воедино. Сбросив маски и явив друг другу истинные лица.

Я понял, что раньше мне только казалось, что меня гнетет нетерпение — к концу дня я уже был уверен, что оно просто гложет меня, как ненасытный зверь.

Особенно в отношении фразы Гения о сброшенных масках.

Особенно после возвращения карающего меча и его сообщения об обновлении сканеров.

Особенно на фоне последовавшей за этим вспышки Татьяны. Лично у меня известие о внесенных в сканеры изменениях не вызвало ничего, кроме чувства глубочайшей благодарности. Со всей его непревзойденной чуткостью, Гений наверняка обратил внимание, каких трудов даже мне стоило держать под постоянным контролем свое чрезмерно раздробленное сознание, нацеленное на одновременное выполнение множества разнообразных задач — и без лишних слов пришел мне на помощь.

Карающему мечу даже в голову не приходило задуматься, что его постоянные мысленные вызовы — по любому капризу, из простого желания вновь и вновь подтвердить иллюзию его руководящей позиции — могут быть зафиксированы сторонними наблюдателями. В силу этого мне постоянно приходилось держать и так работающее на износ сознание под ежеминутным напряжением, чтобы в случае неожиданного и конфиденциального мысленного контакта мгновенно заблокировать его от многоканальной трансляции всего происходящего в офисе как нашему главе и Гению, так и на сканер.

Гений же — в отличие от карающего меча и в свете участившихся в последнее время мысленных обменов — предусмотрительно предпочел заранее обезопасить их и сделать это в максимально вежливой и деликатной форме. Замершее на пару мгновений изображение на экране сканера не могло вызвать никаких вопросов — занятым умственным трудом свойственно задумываться — и, вместе с тем, служило цивилизованным, как стук в дверь, предупреждением о предстоящем контакте, дающим адресату необходимое время подготовиться к встрече.

То, как воспринял проявление воспитанности Гения карающий меч, меня не удивило. В его эгоцентрическом представлении о мире любое изменение — даже самое прогрессивное и благонамеренное — всегда направлено против его неприкасаемой персоны, неоднократно при этом замеченной в двойной игре и закулисных интригах.

Было только справедливо напомнить ему об этом — на что он ответил с типично светлой кичливостью, а вот затем произошло нечто совершенно непредвиденное. Казалось, в Татьяну Марина вселилась — с ее типично резкими выпадами в сторону как карающего меча, так и меня самого, требованием неукоснительно соблюдать принятые договоренности и угрозой уйти в самостоятельное плавание в случае нашей неспособности сделать это.

Не скрою, первой у меня возникла мысль о кукловоде-хранителе. У Татьяны случались всплески противления светлому давлению и попытки идти своим путем — но исключительно в отсутствие ее горе-хранителя, когда его взяли под стражу и изъяли из ее окружения. Но как только он вернулся — как только Гений помог ему освободиться! — Татьяна немедленно превратилась в точную копию своей земной ипостаси: вечно молчащей, вечно инертной, вечно покорно следующей за своим светлоликим повелителем.

Меня всегда удивляло увлечение ею Гения. Допустим, став ангелом, она сумела каким-то образом раскрыть секрет инвертации — но с моей точки зрения, это была всего лишь крайне досадная случайность: тайна открытия, совершенного нашим течением, по какой-то ошибке мироздания досталась даже не представителю наших угнетателей, а всего лишь кандидату в них.

Точно также и ее горе-хранитель, наткнувшись однажды на закон надобности, сформулированный в нашей цитадели, извратил его, выхолостил до примитивного эгоистичного уровня и посмел после этого называть его своим — что у Гения, кстати, тоже вызвало лишь добродушную усмешку, повергающую меня в полное недоумение.

В тот вечер, однако, я глянул на значимость Татьяны в глазах Гения под несколько иным углом.

Согласно ее заявлению, он пообещал вернуть ее на землю — очевидно, это и были те ключевые слова, которые заставили ее отказаться от предположительно спонтанного решения остаться там после переговоров с моей дочерью и юным стоиком.

С другой стороны, несмотря на то, что эти переговоры явно закончились ничем, Гений не предпринимал никаких видимых попыток их возобновления.

Но проницательность Гения уже давно вошла в нашей цитадели в поговорку — и было только логично предположить, что даже того короткого времени на земле Гению хватило, чтобы осознать без малейших сомнений, что избежать присутствия Марины на повторных переговорах не получится.

А вот Татьяна всегда являлась одной из редчайших даже среди людей личностей, к которой Марина испытывала сколько-нибудь заметную привязанность — и в силу этого вполне могла послужить тем единственным участником переговоров, который был способен отвлечь от их сути Марину.

В такую версию прекрасно укладывались и все его подробные расспросы о ней — по всей видимости, он стремился составить себе ее максимально полный психологический портрет, чтобы воздействовать на нужные стороны ее темперамента, если — паче чаяния — она все же вступит в его разговор с моей дочерью и юным стоиком.

После такого совершенно логичного вывода мне оставалось лишь вновь снять шляпу и склонить голову перед несравненной предусмотрительностью и обстоятельностью Гения. На фоне которой мой очередной контакт со светлоликими параноиками показался мне особо режущим ухо диссонансом.

На следующее утро я отправился в нашу цитадель не сразу после схватки с карающим мечом. У Гения в тот день вновь нашлись некие неотложные дела в другом месте, а у меня все истории, рассказанные ему накануне, всколыхнули крайне яркие воспоминания о бесчисленных случаях, когда карающему мечу приходилось признавать мою правоту, общаться со мной на равных и даже следовать моим советам. В результате, я в кои-то веки отказался от данного моему главе обещания демонстрировать полное подчинение светлому самодурству в офисе — и преподал его носителю свой собственный урок, лишь немного уступив в результативности Гению.

Как выяснилось, карающий меч это тоже заметил — и запомнил со всей мелочной мстительностью правящего течения.

Сразу после этого урока и еще до возвращения в офис — Гения всегда отличало пристальное внимание к мельчайшим подробностям — он попросил меня задержаться, чтобы проверить систему оповещения на моем сканере.

Я с готовностью пошел ему навстречу — однако, начал он с горе-хранителя и карающего меча, с которыми процесс проверки сканеров занял довольно много времени, что совершенно не удивило меня, знающего, к сожалению, не понаслышке о полном отсутствии у них обоих самой элементарной ментальной самодисциплины.

Мой сканер, разумеется, занял у Гения всего несколько минут — после чего он перешел к более важному и насущному вопросу.

— Я сегодня довольно занят, — произнес он с ноткой искреннего сожаления в голосе, — но ни в коем случае не хочу откладывать исполнение своего обещания. Как закончите со своим докладом главе, поднимитесь, пожалуйста, ко мне — я договорился, Вас там будут ждать.