Жизнь волшебника - Александр Гордеев

снова поднимается клубящийся пыльный

столб. Дождя здесь не было и нет. Вокруг всё так же хмуро и серьёзно, а влаги – хоть бы капля.

Катерина, встретившая мужчин у ворот, с недоверием смотрит на них, едва не до нитки

вымокших непонятно где.

– Да мы вон там, на въезде, остановились да вылили на себя по ведру воды, – смеётся Матвей.

Романа её озадаченность забавляет. Это в детстве казалось, что каждый дождь идёт сразу на

всём белом свете. Мир прост, но многомерен. Перенесись сейчас куда-нибудь на юг, и ослепнешь

там от красок, одуреешь от запахов. В этом мире все рядом: дождь и пыль, душевный гнёт и

свобода, ложь и правда, хорошая жизнь и так себе…

* * *

Под вечер, когда небо неожиданно прояснивает, кажется, специально для демонстрации

сочного, багрового заката, Матвей идёт к мотоциклу, чтобы отвезти Романа с детьми на

подстанцию. Но Федька, оказывается, уже спит.

– Не буди его, – вдруг как-то робко предлагает Катерина, – оставь у нас до завтра. Он

спокойный, не испугается. Да я к нему за день-то уже привыкла. С ним хорошо…

426

Роман соглашается, тем более что ночью сынишка спит, не просыпаясь. Матвей отвозит их

домой с Машкой. Первым делом Роман идёт к оборудованию. Там, слава Богу, всё нормально.

Потом, остановившись в ограде и подумав, что забот у него сегодня без Федьки в два раза меньше,

решает поболтать с Машкой.

– Иди-ка, доча, посиди со мной, – зовёт он, присев на чурку и пошлёпав ладонью по её

обветренной горбушке.

Роман рассказывает дочке о том, куда они ездили с «дядей Мотей». Машка слушает его на

удивление внимательно, не перебивая вопросами, словно это какая-то сказка. Однако

повествование заканчивается быстро. Дойдя в нём до детской площадки в Октябрьске, Роман

вдруг замолкает от неожиданной мысли. Давно уже, хоть и не очень уверенно, хотелось ему из

этой чурки, на которой они сейчас сидят, чувствуя её дневное тепло, вырубить какую-нибудь

фигуру. Правда, никак не мог догадаться, какую именно.

– Ну-ка, ну-ка, погоди, – говорит он теперь дочке, спуская её на землю.

Поднатужась, ставит чурку на попа. Да уж… То, что он хочет, – это не ковыряние перочинным

ножиком в коряжках, найденных на берегах Байкала и Ледяной. Плохо, что на высоком, почти в его

рост чурбане три глубоких запила «Дружбой». Однако их можно обойти. Интересно, что за лицо

может здесь получиться? Что подсказывает само дерево? Вот здесь могут быть глаза, здесь – нос,

здесь – борода. Похоже, это старик. Мудрый, весёлый старик. Несколько минут Роман намеренно

расфокусировано, как делал и раньше, чтобы найти общий образ, смотрит на дерево, на его

извивы, трещинки и вдруг оторопело обнаруживает, что воображаемое лицо совершенно

определённо смотрит прямо на него. Так бывает при взгляде в окно, когда в него кто-нибудь

заглядывает. Ты хочешь посмотреть вдаль, а лицо уже перед твоими глазами. Видение держится

лишь мгновение, а потом снова тает в дереве. Надо как-то зафиксировать образ, отчеркнуть его

основные черты, пока он помнится. Но как и чем? Роман бежит в дом, хватает со стола карандаш,

но грифель на почти серебристом, обветренном дереве не виден. Конечно же, лучше углём,

обычным углём из печки. Роман снова бросается в дом, одним прыжком взлетев на крыльцо.

Машка, ошалевшая от мальчишеской беготни отца, припускает следом. Распахнув дверцу

поддувала, Роман просеивает золу сквозь пальцы. Машка топает ножками уже по доскам крыльца

– не дай Бог, увидит его за этим просеиванием да тоже потом начнёт. . Однако угля в печке нет. Что

ещё чёрное есть у них? Тушь для ресниц! Смугляна перед отъездом делала ревизию своим пудрам

и помадам и, кажется, несколько коробочек старой туши выбросила в мусор. Выскочив мимо

Машки на улицу, Роман бежит за ограду к яме с мусором, битым стеклом и жжёной бумагой.

Спрыгнув туда, разгребает мусор палкой. Но туши там нет. Уже не зная, где что искать, он снова

подбегает к чурке, чтобы проверить и хоть как-то закрепить, удержать образ. А может быть, просто

хотя бы контурно выбить его стамеской? Или обтесать маленьким топориком? Только где этот

топорик? Его тоже надо ещё искать.

Роман берётся за стамеску и молоток, быстро отмечает общий контур и тут же, не

останавливаясь, переходит к снятию всего лишнего. Со стороны села на одной из разъезженных

дорог нарастает тугой, натужный гул машины, похожий на гудение большого шмеля. И чего они тут

разъездились не вовремя!? Если увидят, то прозвище «Скульптор» ему обеспечено. Надо выгнать

из гаража мотоцикл, закатить и установить чурку там.

В какое-то из мгновений своей бешеной работы Роман обнаруживает, что ощущение времени

потеряно. Минуты напрямик обращаются в кучу щепок вокруг. Машка, так и не дослушавшая его

рассказ о поездке и поначалу с интересом вертевшаяся рядом, хозяйничает в своей игрушечной

кухне.

Идея оттачивается по ходу дела. Теперь-то уже ясно, что это за старик. Старик Хоттабыч, вот

это кто – мудрый, весёлый и по-доброму хитрый волшебник. В Октябрьске стоят какие-то уже

традиционные богатыри, Иванушка-дурачок со щукой, медведь с Машенькой в коробе, и Хоттабыч

был бы там чужим. А вот у него он будет к месту. И пусть в Октябрьске работали мастера,

художники, только он сделает не хуже. Нет – он сделает лучше, талантливей. У тех фигур нет

главного – нет выражений на лицах. Они лишь стоят и тупо смотрят, ничего не выражая. А у него

будет хитрый-прехитрый подмигивающий старик. Кстати! А ведь можно сделать не только

Хоттабыча! Других колдунов и волшебников из разных сказок тоже можно вырубить! Вот уж будет

развесёлая, расчудесная компашка! Можно вообще построить городок волшебников со всякими

чудесами в виде каких-нибудь механизмов и странных сооружений! Из чего делать фигуры? Да

чурки-то в совхозе найдутся. Главное – идея есть! А где всё это поставить? Не у себя же в ограде.

Может быть, подарить тому новому садику, который, вроде бы, всё же собираются строить в

совхозе. Только надо будет все фигуры сначала лаком покрыть, чтобы быстро не старились. Ну уж

лак-то, наверное, в совхозе тоже дадут.

Невольно вспоминается своё глупое детское недоумение. Тогда едва ли не каждый день Марк

Бернес пел из динамика своим спокойным, доверительным голосом: «Просто я работаю, просто я

работаю волшебником. Волше-бни-ко-ом». Но вот как это «работаю волшебником»? В то время

Роман понимал это буквально. Когда мир ещё не изведан, нетрудно поверить, что такая работа и в

427

самом деле есть. Ну, конечно, не в Пылёвке