Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин

в 1880 г. завязалась в связи с тем, что Гусева настоятельно просила Достоевского посодействовать публикации её романа «Мачеха», причём забрать рукопись из редакции «Огонька» и передать в какую-нибудь другую редакцию. В одном из ответов (от 15 окт. 1880 г.) больной и загруженный работой (последние страницы «Братьев Карамзовых»!) писатель не сдержал своих эмоций и, в частности, писал: «Я так устал и у меня мучительное нервное расстройство. Стал бы я с другим или с другой об этом говорить! Знаете ли, что у меня лежит несколько десятков рукописей, присланных по почте неизвестными лицами, чтоб я прочёл и поместил их с рекомендацией в журналы: вы, дескать, знакомы со всеми редакциями! Да когда же жить-то, когда же своё дело делать, и прилично ли мне обивать пороги редакций! Если Вам сказали везде, что повесть Ваша растянута, — то конечно, что-нибудь в ней есть неудобное. Решительно не знаю, что сделаю. Если что сделаю — извещу. Когда — не знаю. Если не захотите такой неопределенности, то уполномочьте другого. Но для другой я бы и не двинулся: это для Вас, на память Эмса. Я Вас слишком не забыл…» Достоевский рекомендовал рукопись Гусевой в газету «Русь» к И. С. Аксакову, но он там не появился.

Известно 2 письма (2-е от 3 ноября 1880 г.) Достоевского к Гусевой и 4 письма Гусевой к Достоевскому.

Гюго (Hugo) Виктор Мари

(1802–1885)

Французский прозаик, поэт, драматург, автор всемирно известных романов «Собор Парижской Богоматери», «Отверженные», «Труженики моря», «Человек, который смеётся», «Девяносто третий год» и др. Гюго вошёл в жизнь Достоевского с самых ранних лет и явно оказал влияние на его творчество. На закате жизни, 2 /14/ апреля 1878 г., отвечая на приглашение принять участие в Международном литературном конгрессе, Достоевский подчеркнул-признался: «…лично меня особенно влечёт к этому литературному торжеству то, что оно должно открываться под председательством Виктора Гюго, поэта, чей гений оказывал на меня с детства такое мощное влияние». В письме к М. М. Достоевскому от 9 августа 1838 г. будущий автор «Бедных людей», сообщая о горах прочитанных книг, упоминает, что прочёл всего Гюго, кроме пьес «Кромвель» и «Эрнани». Особенно потрясла Достоевского повесть «Последний день приговорённого к смертной казни»: он вспомнит о ней 22 декабря 1849 г. на эшафоте [Летопись, т. 1, с. 174]; о ней будет говорить князь Мышкин в «Идиоте», рассказывая-рассуждая о смертной казни в доме Епанчиных; на неё будет ссылаться автор-рассказчик «Кроткой», обосновывая «фантастичность» своей повести.

Чрезвычайно ценил Достоевский и роман «Собор Парижской Богоматери». В 1862 г., публикуя его перевод на страницах «Времени», он в «Предисловии к публикации перевода романа В. Гюго “Собор Парижской Богоматери”» сформулировал суть творчества Гюго, которая была русскому писателю особенно близка: «Его мысль есть основная мысль всего искусства девятнадцатого столетия, и этой мысли Виктор Гюго как художник был чуть ли не первым провозвестником. Это мысль христианская и высоконравственная; формула её — восстановление погибшего человека, задавленного несправедливо гнётом обстоятельств, застоя веков и общественных предрассудков. Эта мысль — оправдание униженных и всеми отринутых парий общества…»

В более поздние годы в творчестве и переписке Достоевского очень часто встречалось название романа «Отверженные», который он перечитывал неоднократно. Именно это произведение французского писателя (наряду с «Войной и миром» Л. Н. Толстого), в какой-то мере, подтолкнуло Достоевского к идее романа-эпопеи «Братья Карамазовы».

Вместе с тем, как это и всегда бывало у Достоевского, он далёк от слепого поклонения кому бы то ни было и, в частности, С. Е. Лурье 17 апреля 1877 г. писал: «Насчет Виктора Гюго я, вероятно, Вам говорил, но вижу, что Вы еще очень молоды, коли ставите его в параллель с Гёте и Шекспиром. “Les Miserables” [“Отверженных”] я очень люблю сам. Они вышли в то время, когда вышло моё “Преступление и наказание” (то есть они появились 2 года раньше). Покойник Ф. И. Тютчев, наш великий поэт, и многие тогда находили, что “Преступление и наказание” несравненно выше “Miserables”. Но я спорил со всеми искренно, от всего сердца, в чём уверен и теперь, вопреки общему мнению всех наших знатоков. Но любовь моя к “Miserables не мешает мне видеть их крупные недостатки. Прелестна фигура Вальжана и ужасно много характернейших и превосходных мест. Об этом я ещё прошлого года напечатал в моём “Дневнике”. Но зато как смешны его любовники, какие они буржуа-французы в подлейшем смысле! Как смешны бесконечная болтовня и местами риторика в романе, но особенно смешны его республиканцы — вздутые и неверные фигуры. Мошенники у него гораздо лучше. Там, где у него эти падшие люди истинны, там везде со стороны Виктора Гюго человечность, любовь, великодушие, и Вы очень хорошо сделали, что это заметили и полюбили…»

Д

Данилевский Григорий Петрович

(1829–1890)

Писатель (псевд. А. Скавронский), публицист, автор романов «Княжна Тараканова», «Сожжённая Москва», других популярных в своё время произведений, в том числе дилогии «Беглые в Новороссии» и «Воля» («Беглые воротились»), опубликованной в журнале «Время» (1862, № 1–2; 1863, № 1). В 1849 г. был ошибочно арестован по делу петрашевцев и вскоре отпущен. Достоевский в статье «Молодое перо» («Журнальные заметки»), защищая А. Скавронского от нападок М. Е. Салтыкова-Щедрина, лестно о нём отозвался: «А г-н Скавронский с талантом, уж это как хотите…» Достоевский и Данилевский неоднократно на протяжении жизни встречались, однако ж особой близости между ними не было. В этом плане весьма характерна запись в рабочей тетради 1875–1876 гг.: «Все проедены самолюбием, (и даже) не исключая писателя Григория Данилевского…» [ПСС, т. 24, с. 112]

Данилевский Николай Яковлевич

(1822–1885)

Естествоиспытатель, философ, публицист, автор книги «Европа и Россия» (1869). Достоевский познакомился с ним на «пятницах» М. В. Петрашевского в 1848 г. Данилевский привлекался по делу петрашевцев, провёл в Петропавловской крепости сто дней, но сумел доказать свою невиновность, был освобождён от суда и выслан из столицы в Вологду, затем в Самару.

Главный труд Данилевского, «Россию и Европу», Достоевский читал по мере публикации её глав в журнале «Заря» с большим интересом. Помимо взглядов, близким почвенничеству, в книге Данилевского автора будущего «Дневника писателя» особенно привлёк изложенный в книге проект решения Восточного вопроса, предполагающий образование славянской федерации во главе с Константинополем. В письме к Н. Н. Страхову от 18 /30/ марта 1869 г. из Флоренции Достоевский взволнованно писал: «Статья же Данилевского, в моих глазах, становится всё более и более важною и капитальною. Да ведь это — будущая настольная книга всех русских надолго; и как много способствует тому язык и ясность его, популярность его, несмотря на строго научный приём. <…> Она до того совпала с моими собственными выводами и