О молитве. Сборник статей - Софроний Сахаров

Начало подлинного избавления в несомненном, всецелом принятии Откровения: АЗ ЕСМЬ СЫЙ… (Исх. 3:14). Аз есмь Альфа и Омега, первый и последний (Откр. 1:10). Бог — Абсолют Личный, Троица единосущная и нераздельная: на сем Откровении строится вся наша христианская жизнь. Сей Бог вызвал нас из не-бытия в жизнь сию. Познание сего Живого Бога и проникновение в тайну путей творения Его освобождает нас от мрака наших собственных, снизу идущих идей об Абсолюте; спасает нас от влечения, не осознанного, но все же губительного, к уходу от всякого существования — бывания. Сотворены мы с тем, чтобы быть приобщенными Божественному Бытию подлинного Сущего. Христос указал нам сей длинный путь: Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь (Мф. 7:14). Постигая глубины мудрости Творца, мы принимаем страдания, в которых стяжевается вечность Божия. И когда осиявает нас Свет Его, тогда мы совмещаем в себе созерцание двух концов бездны: с одной стороны, мрак ада, с другой — торжество победы. Мы бытийно вводимся в область Божественной нетварной Жизни. И ад теряет власть над нами. Нам дается благодать: жить состояние Воплощенного Логоса — Христа, сходящего во ад как Победитель. Мы тогда, силою Его любви, объемлем всю тварь в молитве:

«Иисусе, Вседержитель Благий, помилуй нас и мир Твой».

Откровение Персонального Бога всему придает сей дивный характер. Бытие не есть некий детерминированный космический процесс, но Свет неописуемой любви Божественных и тварных персон. Свободное движение духов, исполненное разумного сознания всего сущего и самосознания. Вне сего — нет смысла ни в чем, но только смерть. Молитва же наша становится живой встречей нашей тварной персоны с Персоной Божественной, т. е. абсолютного порядка. И выражается она обращением к Слову Отца:

«Господи, Иисусе Христе, Собезначальный Слове Безначального Твоего Отца, помилуй нас, вселися в ны, спаси нас и мир Твой».

Начало постижения мудрого плана о нас Творца и Бога нашего стимулирует нашу любовь к Нему, и мы в молитве испытываем новое вдохновение. Созерцание божественной Премудрости в красоте мира влечет наш дух к новому восходу, который уже отрывает нас от всего тварного. Отрыв сей не есть некое философское витание в сфере чистых идей, как бы ни казались они нам привлекательными; ни художественно-поэтическое творчество; но захват всего существа нашего энергией неведомой дотоле жизни. К возвышению духа нашего превыше всего тварного приводит нас Евангелие, в котором мы начинаем усматривать Акт Божественного Самооткровения. Это есть вступление в благодать богословия, не как человеческой науки, но как состояния богообщения. Слово Господне мы не ставим на суд нашего низменного рассудка, но самих себя судим во свете данного познания. В нашем естественном после сего стремлении сделать евангельское слово содержанием всего нашего бытия мы освобождаемся от власти над нами страстей и силою Бога-Иисуса побеждаем космическое зло, гнездящееся внутри нас. Мы действенно познаем, что Он, Иисус, есть единственный в собственном смысле Спаситель-Бог, и молитва христианская совершается непрестанным призыванием Его Имени:

«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий и Боже, помилуй нас и мир Твой».

Великий вопрос, ставший трагической проблемой для всего человечества: где подлинное Бытие, и где мираж нашего падшего воображения? Где воистину живая вечность, и где обманчивые притяжения нашего духа к сознаваемым нашим же умом идеям? Является ли принцип персоны-ипостаси ограничительным сам по себе, и следовательно — недостойным и неприложимым к Богу, или воистину именно сей принцип есть образ Живого Абсолюта: АЗ ЕСМЬ СЫЙ? От того или иного решения нашего зависит все наше будущее. Если мы остановимся на мысли, что принцип персоны сам в себе есть лимитативный, то в аскетическом подвиге нашем мы будем делать все, чтобы превзойти в нас самих сие начало. И наоборот: если мы воспримем его как единственно возможный образ Бытия Абсолюта, то в восторге от вливающейся в нас силы мы будем молиться: «Отче наш, Иже еси на небесех…» или: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Отчий, помилуй нас, включи нас в Твою жизнь, исцелив нас от всякого следа убивающего нас греха». Если обетованное нам во Христе чрез воскресение бессмертие есть личное, то никак не захотим мы совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью. На сие самое и создал нас Бог и дал нам залог Духа (2 Кор. 5:4–5).

«Христе Иисусе, восставший из мертвых, помилуй нас».

Если не уверуете, что это Я (Который открылся Моисею на Синае), то умрете в грехах ваших (Ин. 8:24); Авраам… рад был увидеть день Мой; и увидел, и возрадовался (Ин. 8:56); Являлся я Аврааму, Исааку и Иакову (с именем) «Бог всемогущий»; а с именем (Моим) «Иехова» не открылся им (Исх. 6:3; ср.: Деян. 7:2). …Если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне: потому что он писал о Мне… (Ин. 5:46). И начав от Моисея, из всех пророков изъяснил им сказанное о Нем во всем Писании (Лк. 24:27). Так в нашей духовной смерти мы утеряли чувство греха, и ныне без Христа и благодати Святого Духа не можем видеть его в себе. Грех же, по существу своему, есть всегда преступление против любви Божией. Возможно такое преступление не иначе, как если «A3 ЕСМЬ», то есть Бог Абсолютный, персонален и наши с Ним отношения глубоко персональны. Нет иной веры, религии, где бы так раскрывалась тайна греха. Вот, святой Ефрем Сирин, исполненный Духа Святого, молился: «Даруй ми зрети моя прегрешения»; и все отцы говорили, что видеть свой грех есть нечто большее, чем иметь явления ангелов. Итак, мы, познавая сокровенное от века, в умилении сердца зовем:

«Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного, спаси мя, падшего».

Великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе (1 Тим. 3:16). Все мы наследники Адама, павшего люциферическим падением. Созданному по образу Божию — идея обожения свойственна, но вопрос стоит о средствах достижения сей цели, сего задания. Если мы тварь, а не Перво- и Само-Бытие, то безумно полагать, что мы сможем стать «равными Богу», обходя Его.

Базой нашей жизни — является «явление Бога во плоти». Если неотъемлемо от нас чаяние обожения, то путь к нему чрез усвоение жизни Бога, показавшего нам Себя в нашей форме существования; да, мы должны впитать в себя Его слово, Его Дух; уподобиться Ему во всех наших проявлениях. И чем полнее подобие наше Ему в этом мире, тем полнее и совершеннее наше обожение. Опять ап. Павел говорит: Соединяющийся (чрез молитву и причащение) с Господом есть един дух с Господом (1 Кор. 6:17); и так мы молимся:

«Господи Иисусе Христе, Единородный Сыне Отчий, Ты Един упование наше, с Тобою и чрез Тебя приведи нас ко Отцу... помилуй мя, грешного».

Вечная жизнь в недрах Святой Троицы — смысл евангельского зова. Но сие Царство силою берется, и употребляющие усилия восхищают его (Мф. 11:12). Необходимо самопринуждение, потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их (Мф. 7:14). И когда мы, христиане, не соглашаемся идти вместе с теми, что «не находят», потому что не хотят, тогда создаются конфликты; мы становимся неугодными сынами мира сего: такова доля возлюбивших Христа. Когда Господь с нами, тогда все страдания земли кажутся не страшными, потому что с Ним мы перешли от смерти в жизнь. Но неизбежны для нас часы и даже периоды богооставленности: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты оставил Меня? (Мф. 27:46). И если при этом мы терпим отвержение со стороны людей, то отчаяние может принять весьма глубокую форму, и мы призываем Его, Того, Кто Сам искушен был, и потому может и искушаемым помочь (Евр. 2:18).

«Господи Иисусе, спаси мене, утопающаго, яко спасл еси Петра» (Мф. 14:30).

В подвиге молитвы каждый идет до доступной ему меры. Нелегко найти самого себя: пределы своих сил. Водимые Духом Святым — никогда не перестают осуждать себя, как недостойных Бога. В минуты же тяжкого отчаяния они позволяют себе на время отойти от края бездны, где стоят духом, чтобы дать передышку психике и телу, и затем снова идут стоять над пропастью. Но и отдыхает ли он или в периоды покоя — в глубинах сердца всегда остается некая рана, которая не допускает подвижника предаться гордой о себе мысли. Аскетическое смирение становится все более укорененным в душе и как бы уже натурой его. Скорби и болезни — характерны нашему земному шествию. Без этого никто из сынов Адама не устоит в смирении. Претерпевшие же удостоятся дара «Христова смирения» (Мф. 11:29), о котором старец Силуан говорит, что «оно неописуемо», ибо подлежит иному, высшему плану бытия. Стяжание сего дара возможно чрез постоянную память Христа и молитву к Нему: