Мечник. Око Перуна - Вадим Долгов

Архимед, казалось, видел насквозь все мысли, пролетевшие в Доброшкиной голове.

– Доброшка, я думаю, ты будешь удалым добрым молодцем не только среди безголовых жителей индийской стороны. Видишь ли, сам я в Индии не был, но беседовал с людьми, которые там бывали. Люди там вполне обычные. Головы у них вполне нормальные, разве что смуглее других. И рты не на животе, а расположены там, где и полагается быть человеческому рту. Чудес там и впрямь много. Животные удивительные, драгоценные пряности, самоцветные камни. Но люди – и там люди.

Доброшка не знал, как реагировать на сказанное. С одной стороны, Архимед похвалил его, с другой – вот так вот просто рухнула давно лелеемая мечта. Оснований не верить Архимеду у Доброшки не было.

– А как же вышло так, что в книге оказалась написана неправда?

– Такое бывает, Доброшка, и нередко. Не нужно даже ругать того, кто эту книгу писал. Сам он, это совершенно понятно, в Индии никогда не бывал. Но старательно собрал те сведения, которые были в его распоряжении. То, что рассказывали путешественники. А среди путешественников фантазеров гораздо больше, чем среди обычных людей. Без фантазии человек за пределы родного города и не выйдет. Должно быть, какому-то безвестному путнику захотелось приукрасить свой рассказ. А писатель и поверил.

– Значит, нельзя книгам верить?

– Нет, не значит. Книги – это реки, наполняющие вселенную мудростью. Без них мы бы ничем не отличались от коров или коней. Точнее, отличались бы, но не в лучшую сторону. Но безоговорочно верить тоже, конечно, нельзя. Нужно думать. А иногда и проверять. Сейчас покажу!

Архимед живенько сбегал в свою каюту и вернулся с большой красивой книгой в прочном деревянном переплете с бронзовыми застежками.

– Вот смотри, как раз та самая «Христианская топография». – Архимед открыл толстый том на страничке, заложенной цветным шнурком. – Козьма Индикоплов здесь пишет, что земля подобна столу, длиной – два локтя, а шириной – один. И на картинке рисуется прямо как стол – с прямыми сторонами и углами. Я же, сколько по морям ни плавал, нигде такого не видел. На твоей-то карте гораздо вернее все дано. А вот еще смотри…

Архимед читал Доброшке все новые и новые куски из книги и с большим чувством разбирал ошибки и неточности, которые ему удавалось обнаружить в ней. Доброшка едва поспевал следить одновременно и за Архимедом, и за своими удочками. Однако он не променял бы этот вечер ни на какой другой. Знания грека были поистине неистощимы, и почти обо всем он мог рассказать что-нибудь интересное.

Ежевечерние посиделки вошли у Архимеда с Доброшкой в обычай. Иногда Архимед читал Доброшке вслух какую-нибудь из книг, имевшихся у него в изобилии. Иногда рассказывал что-нибудь о своих собственных приключениях. Рассказал и о своей встрече с Харальдом-конунгом.

Омега

Между тем Днепр становился все шире. Все больше крупных и мелких ладей и лодочек попадалось им на пути. Драккар Харальда гордо шел впереди, распугивая народ. Вслед за ним следовал дромон Архимеда. Через день-другой отряд останавливался для отдыха и пополнения запасов. В прибрежных селах покупались хлеб и мед. В лесах устраивалась охота. Тут Доброшка со своим луком тоже был почти незаменим. Единственным конкурентом ему в этом деле был варяжский лучник Улоф. Тот самый, который повредил механизмы дромона.

Между ними началось негласное соревнование. Каждый стремился принести к дружинному костру как можно больше битой птицы. Поначалу первенство уверенно держал Доброшка. Для него утиная охота в болотистых зарослях было делом вполне привычным. Но скоро и Улоф приноровился и стал приносить добычи не меньше, а иногда и больше, чем Доброшка. Тем более что с молодым Улофом на охоту приспособился ходить и старый «Улов». Стрелять Улоф Старый умел не ахти как хорошо. Зато охотникам помогал его верный пес, достававший из самой дальней болотины подраненных птиц. Успехи Доброшки в сравнении с двумя ловкими варягами побледнели.

И тогда Доброшка предложил Старому Улофу сделку. На драккаре Харальда хмельного не держали, а на дромоне всех, и гребцов и колохолмскую дружину, Архимед дважды в день угощал сладким греческим вином. Доброшка предложил свою порцию Улофу. Тот отнесся к предложению с сомнением и отпил вина сначала нехотя. Но потом распробовал и признался, что ничего вкуснее в жизни своей не пивал.

– И как я буду теперь пить наш поганый эль, когда на свете существует такой божественный нектар! И почему я не вызвался сразу гребцом на греческую посудину?! Ведь предлагали! Захотел почувствовать под своим старым задом настоящую норвежскую гребную скамью, старый дурак! А скамья-то вина не нальет! – сокрушался Улоф-Улов.

– Этому горю легко помочь, досточтимый Улов, – сказал Доброшка с самым невинным видом, на какой только был способен, – я бы мог отдавать тебе свою порцию. Я рад буду угостить почтенного воина, грозу морей.

– Достойная речь хорошего человека! – Глаза пожилого варяга загорелись лихорадочным восторгом.

– Мне нужна взамен лишь небольшая дружеская услуга.

– Проси все что угодно, мой юный великодушный друг! – Старый Улоф был в самом благостном расположении духа после выпитой кружечки.

Узнав, что Доброшка хочет, чтобы он помогал на охоте не норвежскому стрелку, а Доброшке, Улоф на мгновение задумался. Он мечтательно взглянул на опустевшую глиняную кружку, запрокинув голову, влил в рот последние капли вина и согласился. Белка, узнав о соглашении, прибавила к порции Доброшки еще и свою. Восторгу Улофа не было пределов.

Во время очередной стоянки Старый Улоф в сопровождении пса решительно двинулся вместе с Доброшкой. Молодой Улоф что-то кричал ему вслед. Похоже, ругался. Доброшка понять не мог. Он с интересом поглядывал на Улофа-Улова – не изменит ли тот своего решения? Но Улов, опустив глаза, лишь что-то сокрушенно пробормотал по-норвежски, подозвал свистом пса и они продолжили путь.

В этот день охота была особенно удачной. Доброшка восстановил пошатнувшуюся славу лучшего стрелка, а Старый Улоф получил целых четыре порции сладкого вина.

Так или иначе, негласное соревнование пришлось к общей пользе. На столах почти всегда было свежее мясо. Солонину берегли для скудных времен.

Один раз устроили большую охоту. И Харальд-конунг самолично пронзил копьем благородного оленя. Устроили большой пир на отлогом берегу. Местные жители, заслышав шум, сначала сбежались к берегу. А потом, разглядев толпу веселящихся вооруженных людей, так же дружно разбежались. Явились с поклоном старейшины ближайшей деревни. Принесли хлеб, мед. Их приняли с честью и одарили подарками.

Больше никаких особенных событий не случалось. Путевая жизнь шла обычным кругом. В размеренном ритме корабельной жизни даже и говорить особенно не о чем. Для большинства случаев достаточно одного слова, а иной раз и того меньше:

– Давай!

– Поднажми!

– Ага.

– Еще давай.

– Хватит. Эй!

– Куда!

– Туда.

– Еще!

– Хорош.

В общем, сплошное «ага», «угу» и кое-что, чего написать нельзя. В такой ситуации Доброшка бы мог совсем разучиться говорить, если бы не Архимед.

Белка совсем отдалилась. Она вполголоса о чем-то разговаривала с Предславой. С улыбкой принимала шутки Алеши. Доброшка упорно искал, но никак не мог найти случая подойти и поговорить с ней о том о сем так, чтобы это не выглядело нарочито.

Как-то раз Белка, вытаскивая из-за борта ведерко с водой, потеряла равновесие и едва не свалилась в реку. Успев в последний момент зацепиться за канат, зависла над волнами. Белая рубаха развевалась по ветру как парус, лицо было испуганным. Доброшка мгновенно вскинулся, успел даже обрадоваться: вот он, случай! Бросился было поддержать ее, но, споткнувшись о лавку, во весь рост растянулся на палубе. Белку одним ловким движением подхватил Алеша. А Доброшка так и остался лежать на просмоленных досках под хохот гребцов. Смеялись вроде по-доброму, но все равно было неприятно.

Белка подошла, участливо погладила по голове и посоветовала впредь внимательней смотреть под ноги. Доброшка наконец встал с палубы. Дружина отсмеялась и забыла, но ему мрачное настроение на весь остаток дня было обеспечено.

Солнце садилось. Доброшка с Архимедом сидели на корме. Лучший стрелок и неудавшийся спаситель сидел понурившись. После случившегося разговаривать не хотелось. Мысль его блуждала кругами. Архимед, казалось, безмятежно смотрел на пламенеющий закат. «Хорошо ему, – думалось Доброшке, – мудрецу девичья любовь ни к чему. И почему мне так не везет?»

– Думаешь, ты первый так страдаешь? Нет, отроче, всякий мужчина вынужден проходить через эти страдания.

Доброшка даже вздрогнул от неожиданности – не иначе как грек подслушал его мысли! Посмотрел с удивлением на седые кудри Архимеда, которые трепал легкий речной ветерок, и спросил напрямик: