Ночь эльфов - Жан-Луи Фетжен

При звуке имени святого человека в глазах Игрейны зажглась слабая надежда. Значит, брат Блейз, ее духовник, сдержал слово и сообщил о ее деле тем, кто обладает наивысшей духовной властью в королевстве. Быть может, теперь она уже не будет так одинока…

– Впрочем, взгляни…

Епископ громко хлопнул в ладоши (от этого резкого звука Игрейна чуть не подскочила на месте). Тут же вошел священник из его приближенных, неся в руках щит – с такой почтительностью, словно это была священная реликвия.

Игрейна еще никогда не видела настолько простой и в то же время красивой работы – крест на серебряном фоне.

– Это будет новый герб королевства, если ты захочешь, – торжественно произнес Бедвин. – Крест в честь Господа нашего Иисуса Христа – красный, ибо это цвет победы, на белом фоне – ибо это цвет чистоты и непорочности. Какое оружие сможет лучше защитить славу Божию?

Он отпустил священника кивком головы и, подождав, пока дверь за ним закроется, продолжал:

– Под этим крестом я освящу ваш брак, чтобы все знали, что герцог отрекся от старой веры. Итак, ваш грех будет смыт, и я дам тебе отпущение – но не для того, чтобы ты умирала, а для того, чтобы продолжала жить и стала самой великой христианской правительницей, какую только знало королевство Логр! И благословенна будешь ты между женами, benedicta eris inter omnes mulieres. Ты подаришь мужу наследника, во имя вящей славы Божией, а потом, если таково будет твое желание, удалишься от мира. Аббат охотно примет тебя в монастырь.

Говоря это, Бедвин приблизился к ней. Игрейна подняла на него глаза, в которых еще стояли слезы, потом опустилась на колени и поцеловала его перстень. Она все еще вздрагивала – такая юная и растерянная – и цеплялась за его руку, словно утопающая.

– Я самая смиренная и покорная из слуг Господа, – прошептала она.

– Оставьте меня одного.

Горлуа, закутавшись в плащ, даже не взглянул на грязных тюремщиков, которых его рыцари выгнали как последний сброд, ударами стальных перчаток. Стены караульной, расположенной как раз под банями, были сырыми, и от соломы, устилавшей пол, поднимался едкий запах плесени. Даже факелы, вставленные в железные кольца в стене, чадили – настолько дерево отсырело. Облако синеватого дыма плавало на высоте человеческого роста – узкие вентиляционные отверстия в потолке почти не вытягивали его. Но, по крайней мере, у тюремщиков было хоть немного света…

Он натянул перчатки, взял факел, потом жестом велел одному из рыцарей в стальных латах открыть дверь подземного застенка. Густая волна смрада, еще более сильного, чем зловоние караульной, заставила его попятиться. Это был запах запустения, грязи, скотного двора, отвратительный и жуткий, в котором смешалось зловоние нечистот, гнили и страха. Люди, заключенные там, в темноте и сырости, никогда не задерживались подолгу: либо они погибали сами – избитые и порой изнасилованные, особенно молодые, лишенные одежды и еды, отнимаемой более сильными, либо их казнили по приказу короля. Те, чьи семьи были достаточно богаты, могли быть освобождены за выкуп по закону Вергельда: каждое преступление имело ту цену, которую назначали жертва или ее близкие. В те далекие времена не было полумер, и тюрьма никогда не становилась местом длительного заключения – она была всего лишь недолгой остановкой на пути к освобождению или казни. Поэтому никто особенно не заботился о том, чтобы создать в ней хоть сколько-нибудь приемлемые условия для существования. И даже наиболее закаленные преступники, проведя несколько дней в этом чудовищном месте, порой ждали смерти как освобождения.

Еще до того, как единственный глаз Горлуа смог что-то различить в темноте, к нему бросилась какая-то темная фигура – с той стороны, к которой его лицо было обращено пустой глазницей. Он увидел ее только в последний момент, когда она оказалась в круге света от его факела, и успел лишь пригнуться, чтобы смягчить удар. Рука человека скользнула по стальному наплечнику Горлуа, невидимому под плащом, и нанесла удар по ребрам, от которого весь воздух мгновенно вышел из его легких. Герцог-сенешаль упал и выронил факел, который зашипел в грязи. Вокруг него послышалось почти звериное рычание, чьи-то отвратительные руки с кривыми, наполовину обломанными ногтями вцепились ему в воротник, удары задубевших босых ног обрушились на его кольчугу.

– Гильдия, ко мне! – заревел он, придавленный к земле этими чудовищами.

По окружившей его толпе пробежало некое движение – узники словно заколебались. Горлуа воспользовался этим, чтобы вырваться из их рук и подняться. Он выхватил длинный кинжал конической формы с двумя заточенными гранями, но теперь его противники, кажется, дрались между собой. Или, скорее, двое из них – здоровенные верзилы, едва одетые, мощные, как быки, отвешивали остальным пинки и оплеухи, расчищая себе дорогу. Один из них подобрал факел и резким жестом обвел им вокруг себя, осветив испуганные лица и простертые в грязи тела своих товарищей по несчастью, а затем вскинул его над головой, и Горлуа увидел его грубую физиономию, наполовину скрытую длинными светлыми волосами, пегими от грязи, и всклокоченной бородой.

В этот момент в подземный застенок ворвались рыцари, грохоча стальными доспехами.

– Оставьте меня одного, я вам сказал!

– Но, мессир…

Но Горлуа достаточно было лишь посмотреть в их сторону, и они вышли, опустив головы, сопровождаемые презрительными взглядами двух верзил.

Не говоря ни слова, герцог протянул вперед правую руку, на которой сверкало золотое кольцо, украшенное простым рисунком – дерево с тремя ветвями, поднятыми к небу. Руна Беорна, знак Гильдии – всемогущего братства воров и убийц. Белокурый гигант мгновенно опустился на одно колено и протянул кулак – у него на пальце было кольцо с тем же знаком, но медное, что указывало на гораздо более низкий ранг.

– Другие здесь есть? – спросил Горлуа.

– Нет, мессир. Я один.

Горлуа сделал ему знак подняться. Шея у него все еще ныла, и он ощущал ломоту во всем теле после недавней потасовки.

– А он? – спросил герцог, указывая на второго гиганта, почти такого же здоровенного, как тот, кто носил кольцо.

– Он со мной, мессир.

Горлуа кивнул и сделал второму узнику знак приблизиться. Он взял его руки одну за другой и осмотрел: кольца не было. Герцог отпустил его и в следующее мгновение вонзил свой кинжал прямо ему в сердце, отчего на его собственное лицо и одежду брызнул фонтан крови. В глазах узника на миг промелькнуло удивление, но они почти сразу же остекленели, и Горлуа вытащил оружие из тела жертвы.

– Пойдешь со мной, – сказал он другому.

Когда они вышли, удивленные взгляды рыцарей скользнули по забрызганным кровью лицу и одежде Горлуа, а потом по высокому узнику, который шел очень осторожно, помаргивая глазами – даже слабый свет караульной был для них непривычен.