Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2 - Николай Александрович Митрохин

Другим ярким примером является дело смоленской фабрики «Кристалл», начатое в 1979 году. Там, несмотря на номинально строгую систему охраны, сложилась и почти десяток лет действовала мощная группа (вовлекшая до 60 человек), занимавшаяся хищением сотен алмазов и бриллиантов и перепродажей их по цепочке посредников за рубеж. Более того, в декабре 1978 года она провела даже съезд групп воров с других советских фабрик по огранке алмазов, чтобы устранить из цепочек перекупщиков. Общий ущерб от ее деятельности был оценен в 13 млн рублей, изъятые суммы наличности достигали 600 тыс., четверо основных организаторов были в 1981 году расстреляны[331].

Крупное дело, раскрученное КГБ и прокуратурой РСФСР в 1985–1987 годах в Волгограде, показало, как из отдельных групп расхитителей в масштабах города может сформироваться огромный криминальный клан, включающий в себя и высокопоставленных представителей власти. Группы профессиональных расхитителей из расположенных в городе конфетной фабрики (например, одна дама вытаскивала с предприятия 300 кг конфет в месяц), мясокомбината и ликеро-водочного завода вместе с получавшей от них регулярные взятки охраной заводов были включены в криминальные цепочки. В них нашли себе место и постоянные перекупщики краденого, и директора предприятий, расхищавшие имущество предприятий в промышленных масштабах, поскольку занимались производством и продажей «левой» продукции, и генерал милиции Константин Иванов, занимавший с 1969 года пост начальника УВД Волгоградской области (ранее, с 1960-го, — начальника ОБХСС), и целый ряд его подчиненных, включая начальников управлений ОБХСС, вневедомственной охраны и хозяйственного управления.

Система была построена на том, что руководство УВД приказывало курируемым ею начальникам охраны предприятий обеспечить бесплатные продовольственные «заказы» для приема гостей из Москвы и других регионов, которые регулярно проводили в городе-герое Волгограде семинары и конференции по милицейской тематике на базе региональной милицейской школы, а также для «подмазки» чиновников в Москве, которым регулярно отправляли продуктовые подарки (иногда их привозил сам Иванов). Начальники охраны формировали заказы из того, что они изымали у «несунов» с предприятий. В рамках этой схемы все участники «цепочки» обогащались, перепродавая украденное, в том числе через магазин при УВД.

Кроме того, Иванов, по данным прокуратуры, получал от директоров предприятий и начальников служб охраны на 20 тыс. рублей взяток в месяц, ими он частично делился с городской верхушкой. В домах его непосредственных подчиненных были изъяты десятки тысяч рублей наличными. Иванов также содержал баню в спортивном комплексе «Динамо», где щедро поил региональную элиту и представителей столицы. Одним из постоянных его гостей был заместитель министра МВД и зять Брежнева Юрий Чурбанов.

В итоге Иванов был приговорен на показательном процессе в 1987 году к 10 годам заключения, а начальник ОБХСС Александр Тютюнов — к 12 годам. На связанных с ними процессах по делам расхитителей было осуждено, по разным данным, от 60 до 750 человек[332].

Приписки и их роль в плановой экономике

Кроме того, значительная часть руководства всех рангов в той или иной степени занималась манипуляциями с отчетностью. Из них самой известной формой были так называемые «приписки», то есть переданное в виде отчета вышестоящим структурам завышение проделанной работы.

«Приписки» имели сложную природу. С одной стороны, это был ответ на нередко завышенные требования, с другой — стремление получить легальные денежные выплаты («премии»), которые выплачивались как за выполнение планов, так и за их перевыполнение, или другие «бонусы» (награды, повышения).

Например, строители не успевали достроить дома к Новому году, а значит, лишались премии. Поэтому дом сдавался с недоделками (известными не только приемной комиссии, но и горкому партии), получалась премия (то есть годовая зарплата увеличивалась примерно на 10 %), а потом дом доделывался в последующие месяцы[333].

«Приписки» также позволяли оттянуть крайние сроки сдачи отчетности, чтобы затем восполнить недостающее за счет произведенной впоследствии продукции (если смежники, например, подвели с поставкой недостающих запчастей), легализовать продукцию, произведенную в другом месте, получить бóльшие ресурсы (и произвести из них потом продукцию, которая могла бы быть реализована на черном рынке), «прикрыть» расходы на выполнение реальных социальных обязательств перед своими сотрудниками или местным сообществом или, наоборот, списать на эти обязательства (реально не исполненные) те или иные выделенные ресурсы.

Бывший начальник ЦСУ-Госкомстата СССР Михаил Королев утверждает, что на основе регулярных проверок предприятий его ведомство установило, что приписки не играли существенной экономической роли, поскольку обнаруживались в незначительном объеме только у 3–4 % проверенных предприятий[334]. Это спорный тезис с учетом конкретных фактов массовых хищений и фальсификации производства продукции в сельскохозяйственной сфере. Однако нам не известно, как можно реально оценить объем таких хищений и насколько они были распространены в других отраслях экономики.

Замзав Отделом машиностроения ЦК КПСС в первой половине 1980-х годов Александр Русанов в интервью утверждал, что, несмотря на несколько специальных постановлений ЦК КПСС и Совмина СССР «о достоверности статистической отчетности», ситуация с приписками не улучшалась. При подготовке материалов для дальнейшего рассмотрения на Секретариате ЦК и в Политбюро ему приходилось «на месте» (то есть с выездом в регионы) перепроверять данные[335].

Итак, можно констатировать, что в небольших объемах «приписки» придавали «гибкость» плановой экономике. Они позволяли маневрировать ресурсами и легализовать те объемы продукции, что проходили в рамках теневой экономики, или прикрыть от наказания себя и своих партнеров по кооперации. Однако когда они становились масштабными, как, например, «хлопковое дело» в Узбекистане, когда республика отчитывалась о явно завышенных объемах сбора хлопка, они начинали подрывать действующую экономическую систему, которая уже не владела ни точной, ни даже приблизительной информацией об имеющихся ресурсах. В какой степени это происходило, могло бы стать предметом для отдельного исследования.

Заметим только, что когда уже в 1987 году партийное руководство сельскохозяйственной отрасли (секретарь ЦК КПСС по сельскому хозяйству, высокопоставленные сотрудники Госплана) оценило масштаб репрессий за «приписки» в том же Узбекистане и некоторых российских регионах (три тысячи штрафов, взятых с председателей колхозов только в Курганской области, восемь председателей только из одного района, оказавшихся в тюрьме), то начало искать оправдание действиям этих низовых управленцев. Оно понимало несовершенство механизма управления и беспокоилось о том, где возьмет квалифицированных специалистов для управления колхозами и совхозами[336].

Можно констатировать, что такие явления, как серьезные приписки, мелкие хищения, возникновение малых групп для систематического хищения промышленной и сельскохозяйственной продукции, а также неготовность правоохранительной системы всерьез бороться с последней категорией преступлений, наносили критический вред советской экономике и являлись для нее серьезной проблемой.

Другие формы, включая теневую экономику, получение личной прибыли при нелегальной торговле общественными ресурсами