Шутка - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странно, но ее отношения с мужем сделались ровнее. Он стал чаще бывать на работе, чему Люда несказанно удивилась. Неужели так напугался? Что ж, нет худа без добра. Зато теперь можно заняться новой квартирой. Все-таки девушка-агент ее дожала. Звонила до тех пор, пока клиентка не согласилась на очередной вариант. Теперь надо было оформлять бумаги и летом готовиться к переезду. Ремонт Люда решила начать после отпуска, когда она приедет с юга. Приедет, разберется с подрядчиками и с месяц поживет на даче. И Якушева отправит туда. Дача недалеко, оттуда вполне можно ездить на работу. А в начале сентября они переедут в новую квартиру. Как-то за ужином она посвятила мужа в свои планы.
— Значит, ты собираешься ехать отдыхать? — спросил он.
— Я тебе об этом уже говорила.
— Одна? — поинтересовался муж вкрадчиво.
— Еще не решила.
— Что ж.
— Ты не возражаешь? — Она нацелилась вилкой прямо ему в лоб. Пусть только что-нибудь вякнет.
— Люда, разве я со своей стороны когда-нибудь нарушал наш договор?
Она насторожилась:
— Постой-постой… Значит, я на юг, а ты привезешь на нашу дачу какую-нибудь девицу… Нет, Якушев, этого не будет.
— А что ты сделаешь? Сторожа мне наймешь? — Он оскалил желтые зубы.
— У тебя совесть есть?
— Со-о-овесть? — расхохотался муж. — По-моему, мы с тобой лишились ее, как истинные новобрачные невинности: в одну и ту же ночь. Помнишь ее? Когда мы с тобой платочком отпечаточки-то вытирали?
— Нет, Якушев, ты ошибаешься, — прошипела она. — Ты вообще без нее родился, потому и потерять не мог, а я… Да что ты вообще про меня знаешь?
— Если бы я про тебя что-то узнал, я бы вышвырнул тебя из дома и с фирмы в тот же день и успокоился бы навсегда! И близко бы не подпускал, шантажируя прошлым.
— Вот даже как? — Люда вполне оценила степень неприязни мужа к своей особе. — И чем, интересно, я тебе так мешаю?
— Ничем. — Он сразу замкнулся. — Слушай, а откуда ты взяла этого Леню?
— Какая разница?
— Так. Интересно. Ты ему покровительствуешь, насколько я понял?
— Допустим.
— И какие у тебя к нему чувства?
— Материнские.
— Вот как? — Он откровенно иронизировал. — А мальчик-то хорошенький.
— Меня это не касается. Он почти на тринадцать лет меня моложе. Даже в сыновья годится, потому что некоторые рожают в тринадцать лет.
— Ну, положим, что не в тринадцать. Но раз ты ему как мать, пригласила бы в гости, что ли.
— Зачем?
— Быть может, мы вместе станем ему семьей? А? Ма-ма-ша.
— Если не считать твоего хамства, то мысль рациональная.
— Давай не будем ссориться, Людок.
— Что-о?
— Пардон. Мне просто показалось, что ты в последнее время подобрела.
— К тебе это не имеет никакого отношения. Давай спать, завтра на работу.
Она посмотрела, как муж полез в шкаф, за подушками и постельным бельем. И словно нехотя намекнула:
— Можешь вернуться в общую спальню, пока у каждого из нас не будет по своей отдельной комнате. Мне стирать меньше.
Муж сделал вид, что так оно и есть, хотя стиральная машина, давно поселившаяся в их ванной, выдавала забрасываемое в нее белье уже сухим и только что не поглаженным.
…Она искала предлог, чтобы сблизиться с Леней естественно и без напряжения, но никак не могла найти. Нельзя же просто платить ему больше, чем другим, ничем этого не объясняя? Люда же чувствовала, что должна ему очень и очень много. За то, что так получилось с его сестрой, за те пять лет, в течение которых его семья терпела одно крушение за другим. Она не обманула мужа насчет материнских чувств. Где-то подсознательно ей, как истинной эгоистке, всегда хотелось получить взрослого ребенка уже готовым. Кем-то рожденным, выкормленным, вылеченным от бесчисленных детских болезней. К тому же Леня удивительно напоминал ей Глебушку, единственного мужчину, от которого Люда хотела бы иметь ребенка, но судьба распорядилась по-другому. Она уже много лет искала объект для нежности и забот — не любовных, других. Люда не знала, в чем состоят материнские заботы, и понимала их по-своему.
Окружающие оценили бы ее внимание к Лене так же, как и ее муж. Люде, в сущности, было наплевать на их мнение. Пусть думают что хотят, лишь бы Леня так не думал. Только его наивность была тем щитом, которым она решила прикрыться. Но куда бы с ним пойти? Посидеть, поговорить, узнать, чего ему хочется и что он не может себе позволить. Люда даже не представляла себе, куда сейчас ходит молодежь. На дискотеку? Она уже старовата для таких мероприятий. На концерт? Слушать современную музыку, в которой она ничего не понимает? В музей? Смешно. В театр? А под каким предлогом? И не в кино же. Непонятно, как и с чего начинать это сближение.
Но начать Люда все-таки решила с работы. Так проще. Пусть она будет готовить из него, допустим, перспективного руководителя отдела. Кадры надо растить самим. Что может быть естественнее, чем сидение допоздна над бумагами и сведение балансов? Он должен к ней привыкнуть. А не теряться от любого к нему вопроса и не заливаться румянцем:
— Да, Людмила Сергеевна. Я все сделаю, Людмила Сергеевна.
Она не хотела быть для него Людмилой Сергеевной. Не хотела быть начальницей, работодателем, просто случайным человеком, который как вошел в его жизнь, так же легко может из нее и исчезнуть. Она все чаще просила Леню задержаться и подсовывала ему срочную работу.
— Вот тебе пачка счетов, вот выписка из банка. Ищи, вычеркивай суммы, поступившие на счет. Потом пройдись по балансам наших клиентов. Посмотри, у кого большая задолженность. Завтра позвони, выясни, почему не переводят деньги.
— Я?!
— Но я же не могу все успеть.
— А Евгений Борисович?
— Видишь ли… — «Господи, как же ему объяснить-то?» — У него другой круг обязанностей.
— Он с поставщиками договаривается, да?
— Он? С поставщиками? — Люде хотелось смеяться. Да уж, Якушев договорится! — Ну вроде того.
— А вы давно замужем, Людмила Сергеевна?
— Что? — «Наконец-то! Вопрос лично ей, а не по делу!» — Пять лет. Много это или мало?
— Ну…
— Все понятно. Если вычесть это из твоих двадцати с небольшим, то много. А если из моих тридцати, ну, скажем, тоже с небольшим, то, наверное, не очень. Как ты считаешь?
— Не знаю. Мне кажется, что тридцать лет — это само по себе ужасно много. Ой, извините!
Если бы у нее были какие-то виды на этого мальчика, она бы обиделась. И сильно расстроилась. А так просто весело рассмеялась:
— Согласна. Когда мне было двадцать, мне тоже казалось, что в тридцать лет женщина — древняя старуха. А сейчас кажется, что в сорок. А в сорок будет казаться, что в пятьдесят, ну и так далее.
— Ну я же не сказал, что старуха. Просто… Это просто другое поколение, да?
— Но Людмилой Сергеевной меня звать не обязательно, — вывернулась она.
— А как?
— Просто Людмилой.
— Да? А можно?
— Запросто. — У нее было прекрасное настроение. Они уже почти друзья.
— Хорошо. Людмила, проверьте, пожалуйста, правильно ли я все сделал.
Она со вздохом сожаления подвинула к себе бумаги. Как же надоело все это, да деньги нужны! Ей снова надо зарабатывать эти проклятые деньги, а конца не видно. Страх перед нищетой сильнее всех инстинктов, в том числе инстинкта самосохранения. И, просматривая счета, Люда спросила:
— Леня, а что ты делаешь в выходные?
— В какие?
— Ну, не знаю. Я так, безотносительно.
— Дома сижу. Смотрю телевизор. Хожу в гости к другу.
— Это к тому, с которым вы вместе по Интернету часами путешествуете?
— Да.
— А ты хочешь свой компьютер?
— Конечно. Но это дорого.
— Можешь взять на свой баланс, — стараясь казаться равнодушной, сказала она.
— Как это?
— Очень просто. Я занесу на твой баланс стоимость компьютера и буду вычитать понемногу из зарплаты. Ну вроде как в рассрочку.
— Здорово! А можно? — Леня очень обрадовался.
— А почему нет?
— Здорово! — еще раз повторил он.
Люде стало так легко, как будто она уже вернула часть своего долга. Хотя жизнь человеческую не измерить никакими железками. Как бы расспросить его о том, что же все-таки случилось с Мариной? Может, в машине, по дороге домой? Несколько раз она уже подвозила Леню. И в этот вечер тоже довезла до самого подъезда на своей «Тойоте». Почти такой же, какая была у нее пять лет назад. Довезла, так и не решившись начать неприятный разговор. Люде казалось, что Леня до сих пор тяжело переживает смерть сестры. Он вылез из машины очень довольный, потому что девочки у подъезда открыли рты и примолкли. Даже магнитофон, казалось, захлебнулся от удивления и тоже затих. Люда улыбнулась и надавила на газ. Он привыкнет к такой жизни, и дальше уже ей будет легче.
Недели через две она набралась смелости и пригласила его в театр. Да, все-таки в театр. Не на детский же утренник, не в Музей изобразительных искусств. Слава богу, что из обязательных для детей походов по культурным учреждениям он уже вырос. А театр… Это, по крайней мере, вечер.