Чернильная смерть - Корнелия Функе

У двери подслушивать не получится. Осс встал перед ней и уходить не собирался. Но Фарид знал еще один способ услышать, что происходит в кабинете Орфея (служанки рассказывали, что жена предыдущего хозяина выслеживала таким образом своего мужа).

Сланец испуганно посмотрел на Фарида, когда тот понес его по лестнице не вниз, на кухню, а вверх. У Осса подозрений не возникло — Фарида часто посылали наверх, чтобы взять в гардеробной чистую рубашку для Орфея или почистить его сапоги. Гардеробная находилась прямо над кабинетом, рядом со спальней Орфея. В полу под вешалками была проделана дырка. Рубашки Орфея так сильно благоухали розами и фиалками, что Фариду едва не стало дурно. Дырку в полу показала ему одна из служанок, зазвавшая его сюда, чтобы поцеловать. Отверстие было не больше монетки, но, прижав к нему ухо, можно было услышать каждое слово, произносимое в кабинете. А если прижать к дырке глаз, виден был письменный стол Орфея.

— Смогу ли я? — Орфей расхохотался, как будто никогда не слыхал такого нелепого вопроса. — Ну в этом-то сомневаться не приходится. Но моя работа стоит дорого…

— Я знаю! — Реза запиналась, как будто ненавидя каждое произносимое ею слово. — У меня нет таких денег, как у Зяблика, но я могла бы на вас работать!

— Работать? Нет, спасибо большое, прислуги у меня хватает.

— Хотите мое обручальное кольцо? Золото в Омбре редкость, и, я думаю, за него можно выручить приличную сумму.

— Оставь его себе. Золота и серебра у меня достаточно. Но есть кое-что другое, что ты могла бы… — Орфей хохотнул.

Фарид знал этот смешок. Он не предвещал ничего хорошего.

— Удивительно складываются порой обстоятельства, — продолжал Орфей. — Нет, правда! Ты пришла как по заказу.

— Я не понимаю.

— Конечно, конечно. Извини, сейчас я все объясню. Твоему мужу — уж не знаю, каким именем его назвать, у него их столько! — так вот, твоему мужу не так давно и, надо признать, не без моего содействия являлись Белые Женщины. Говорят, он даже чувствовал прикосновение их пальцев к своему сердцу, но, к сожалению, он отказывается говорить со мной об этом интересном моменте.

— Какое отношение это имеет к моей просьбе?

Фарид впервые заметил, что и голос у Мегги совсем как у матери. Та же гордость и та же ранимость, тщательно скрываемая за гордостью.

— А такое: ты, может быть, помнишь, что месяц-другой назад на Змеиной горе я поклялся вернуть из царства мертвых одного нашего общего друга.

Сердце у Фарида заколотилось так, что он испугался, как бы Орфей не услышал.

— Я твердо намерен исполнить клятву, но за это время мне пришлось убедиться, что смерть и в этом мире так же непостижима, как в нашем. Никто ничего не знает, никто ничего не рассказывает, а Белые Женщины, которых не зря называют Дочерями Смерти, не являются ко мне, сколько я их ни зову. Очевидно, с нормальными здоровыми людьми они не хотят разговаривать, даже если те обладают, как я, особыми дарованиями. Ты ведь, конечно, слыхала про единорога?

— Да, я его даже видела.

Расслышал ли Орфей отвращение в голосе Резы? Если да, ему и это, наверное, льстило.

Фарид почувствовал, как Сланец испуганно впился ему тонкими пальчиками в плечо. Он и забыл про стеклянного человечка. Сланец страшно боялся Орфея, еще больше, чем своего старшего брата. Фарид посадил его на пол рядом с собой и предостерегающе поднес палец к губам.

— Да, он был безупречен! — самовлюбленно распинался Орфей. — Просто безупречен!.. Но как бы то ни было… Вернемся к Дочерям Смерти. Рассказывают, будто они не могут примириться с тем, что кто-нибудь ускользнул из их рук. Такого человека они преследуют в снах, будят его по ночам своим шепотом, а порой являются ему, даже когда он бодрствует. Мортимер плохо спит с тех пор, как вырвался от Белых Женщин?

— К чему этот вопрос? — В голосе Резы звучали раздражение и страх.

— Он плохо спит? — повторил Орфей.

— Да, — чуть слышно ответила Реза.

— Хорошо. Отлично! То есть… просто лучше не придумаешь! — Орфей заговорил так громко, что Фарид невольно оторвал ухо от дырки в полу, но тут же прижал его снова. — В таком случае мне, похоже, рассказали наконец правду об этих бледных дамах. И сейчас я тебе объясню, какая мне нужна плата.

Орфей говорил очень возбужденно, и, похоже, на этот раз его возбуждение не было связано с предвкушением больших денег.

— Ходят слухи — ты ведь знаешь, слухи в этом мире, как и в другом, часто содержат зерно истины, — Орфей говорил бархатным голосом, словно стремился каждым словом угодить Резе, — что человек, чьего сердца касались Белые Женщины… — Орфей выдержал небольшую эффектную паузу, — может в любой момент позвать их снова. Для этого не нужно огня, как у Сажерука, не нужно и страха смерти — достаточно, чтобы они услышали знакомый голос, биение уже тронутого ими сердца… — и они приходят на зов! Теперь ты наверное, догадалась, какая мне нужна плата? Я хочу, чтобы твой муж в обмен на слова, которые я для тебя напишу, позвал Белых Женщин, чтобы я мог спросить их о Сажеруке.

Фарид затаил дыхание. Казалось, он слышит самого черта, предлагающего сделку. Юноша не знал, что и думать, как отнестись ко всему этому… Возмущение, надежда, страх, радость… Он испытывал все эти чувства одновременно. В конце концов победила одна мысль: Орфей хочет вернуть Сажерука! Он не лжет, он действительно хочет его вернуть!

Внизу в кабинете Орфея стояла такая тишина, что Фарид в конце концов оторвал от дырки ухо и приставил к ней глаз. Но ему был виден только аккуратный пробор в светлых волосах Орфея. Сланец стоял на коленках рядом с Фаридом и тоже тревожно прислушивался.

— Позвать их лучше всего на кладбище. — Орфей говорил так самоуверенно, словно сделка уже состоялась. — Там никто не удивится, если явятся Белые Женщины, а комедианты смогут потом сложить очень трогательную песню о новом приключении Перепела.

— Ты мерзавец, ты действительно такой мерзавец, как Мо говорит!

Голос у Резы дрожал.

— Ах, он так говорит? Я принимаю это как комплимент. Знаешь что? Я думаю, он рад будет их позвать! И песня получится отличная — о чудесах, о его храбрости и о власти его чарующего голоса.

— Зови их сам, если тебе нужно.

— У меня, к сожалению, не получается. Я, кажется, достаточно ясно…

Фарид услышал, как хлопнула дверь. Реза уходит! Фарид подхватил Сланца, пробрался между рубашками Орфея и помчался вниз по лестнице. Осс так удивился, когда он пролетел мимо него, что даже забыл поставить подножку. Реза уже стояла в прихожей, Брианна протягивала ей накидку.

— Прошу тебя! — Фарид загородил Резе выход, не замечая ни враждебного взгляда Брианны, ни испуганного возгласа Сланца, который чуть не свалился с его плеча. — Пожалуйста! Может быть, Волшебный Язык и правда сумеет их позвать! Пусть только позовет, а Орфей уж сам спросит, как нам вернуть Сажерука! Ты ведь тоже хочешь, чтобы он вернулся! Он защищал тебя от Каприкорна. Он ради тебя пробрался в застенок Дворца Ночи! Его огонь спас вас всех от Басты на Змеиной горе!

Баста на Змеиной горе… Это воспоминание заставило Фарида на миг умолкнуть, словно смерть опять овладела им. Но он тут же заговорил снова, хотя лицо Резы оставалось неприступным:

— Прошу тебя! Это ведь не так, как тогда, когда Волшебный Язык был ранен… Но они ему и тогда ничего не смогли сделать! Он же Перепел!

Брианна смотрела на Фарида как на умалишенного. Она, как и все остальные, была убеждена, что Сажерук ушел навсегда, — Фарид готов был их всех побить за это!

— Я не должна была сюда приходить! — Реза попыталась оттолкнуть его с дороги, но Фарид не поддался.

— Только позвать их, и больше ничего! — выкрикнул он снова. — Попроси его!

Но Реза оттолкнула его с дороги с такой силой, что Фарид ударился о стену, а стеклянный человечек изо всех сил вцепился в его воротник.

— Если ты скажешь Мо, что я сюда приходила, — сказала она, — я поклянусь, что ты врешь.

Она уже распахнула дверь, когда раздался голос Орфея. Он, наверное, все это время стоял на верху лестницы и слушал, чем кончится их ссора. Осс наблюдал за этой сценой с неподвижным лицом, какое бывало у него всякий раз, когда он не понимал, о чем речь.

— Оставь ее, пусть уходит! Она, видимо, не хочет нашей помощи! — Каждое слово Орфея было напоено презрением. — Твой муж погибнет в этой истории. Ты это знаешь, иначе ты бы ко мне не пришла. Может быть, Фенолио успел сам написать нужную песню, пока слова ему еще подчинялись. «Смерть Перепела» — трогательная, трагическая, героическая, как оно и должно быть для такого персонажа. И она уж точно не кончается словами «и они жили счастливо до глубокой старости и умерли в один день». Как бы то ни было, Свистун сегодня пропел первую строфу. Этот хитрец сплел петлю для благородного разбойника из материнской любви. Можно ли найти более убийственный материал? Твой муж, несомненно, попадется в ловушку самым благородным и героическим образом, судя по тому, с какой страстью он играет роль, написанную для него Фенолио, — и о его смерти сложат еще немало великолепных песен. А когда его голову наденут на копье и выставят на городской стене, ты вспомнишь, надеюсь, что я мог спасти ему жизнь.