Шиворот-навыворот - Ф. Энсти

– С вашего разрешения, сэр, – сказал Чонер, украдкой бросив торжествующий взгляд на Поля, который, сознавая весь ужас происходящего, рухнул без сил в кресло, – я решил, что мой долг – сообщить вам о том, что я обнаружил в молитвеннике Бультона. – И он вручил Гримстону каракули Дика, каковые доктор прочитал, поднеся записку к лампе.

После этого в кабинете воцарилось гробовое молчание. Затем доктор сказал:

– Ты правильно поступил, Чонер. А теперь ступай. Когда Гримстон и Поль остались вдвоем, доктор дал волю своему негодованию:

– Презренный лжец! – бушевал он, расхаживая взад и вперед по комнате.С тебя сорвали личину! Да, да! Ты заставил меня поверить, что заигрывания этой девицы привели тебя в такое же негодование, что и меня. Ты правильно назвал се послание «дерзким и неуместным> Ты притворился, что не давал ей повода к подобным запискам и якобы только сегодня услышал ее имя. Но вот записка, написанная гораздо раньше. Где ты обращаешься к ней, как к «Конни Давенант», и имеешь наглость выражать восхищение шляпкой, которую она надевала в предыдущее воскресенье. При мысли о таком двуличии, о такой наглости и распущенности, меня просто берет оторопь. У меня идет кругом голова!

Поль пробормотал нечто насчет того, что, будучи отцом семейства, он никогда не позволил бы себе ничего такого, но, к счастью, доктор не обратил на это внимания.

– Что мне с тобой делать? – не унимался доктор. – Как покарать такое чудовищное безобразие?

– Не спрашивайте меня, сэр, – выдавил из себя Поль, – Делайте что угодно, только скорее.

– Если я и медлю, сэр, – возразил доктор, – то лишь потому, что еще не решил, можно ли искупить подобное преступление обычной поркой, или оно требует более суровых мер.

«Неужели он собирается еще и пытать меня?» – подумал Поль.

– Да, – подтвердил доктор. – Я в сомнениях. Столь испорченный ум не исцелить розгой. Я не могу позволить моим воспитанникам продолжать общение с тобой – это может иметь для них самые пагубные последствия. Я должен раздавить пригретую мной змею, я не позволю этому василиску писать свои мерзкие послания! Решено! Несмотря на все материальные потери для меня и моральные для твоего достойнейшего отца, который так мечтал увидеть в тебе надежду и гордость фамилии, я дол жен исполнить свой долг по отношению к родителям других учащихся, вверенных моему попечению. Я не стану тебя пороть. Я тебя исключаю.

Как? – в неверии воскликнул Поль. – Исключаете? Я не ослышался, доктор Гримстон? Повторите это еще раз. Вы, правда, исключаете меня?

Я все сказал, – строго произнес доктор, – и никакие уговоры не заставят меня отменить решение (заметим, что мистер Бультон и не пытался его уговаривать) миссис Гримстон проследит, чтобы твои вещи были завтра утром упакованы, и я лично отвезу тебя на станцию и отправлю в родительский дом, который ты запятнал позором. Ты поедешь поездом в девять пятнадцать. Сегодня же я напишу письмо твоему отцу с изложением причин исключения.

Мистер Бультон закрыл лицо руками, чтобы спрятать не позор и смятение, но совершенно непристойное ликование. Это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой! Теперь его доставят домой со всеми удобствами. Ему не нужно страшиться погони, ему не угрожает перспектива снова вернуться в эту тюрьму! Письмо доктора убедит в этом даже Дика. И самое замечательное состоит в том, что такая удача пришла к нему без позора порки или мук объяснения своей тайны.

Но приобретя за кратковременное пребывание в школе некоторый опыт, Поль притворился горько плачущим.

– Ты проведешь под этой крышей всего одну ночь – и то в изоляции от прежних товарищей, – продолжал доктор. – Ты будешь спать в отдельной комнате, а утром с позором и навсегда покинешь Крайтон-хауз!

Оказавшись один в уютной теплой спальне с ковром и шторами, недоступный проискам учеников и вспомнив, что это действительно его последняя ночь в школе, а завтра днем он уже окажется в своем родном доме, Поль испытал такой восторг, что пустился по комнате в пляс.

Укладываясь на мягкую, пахнущую лавандой подушку, он с удовольствием отдался воспоминаниям о прошедшем дне. Они были тяжелыми, но через все это стоило пройти, чтобы теперь насладиться разницей в своем тогдашнем и теперешнем положении. Он легко простил всех своих мучителей, даже Чонера ведь именно благодаря Чонеру к нему пришло избавление. Поль смежил очи, блаженно улыбаясь и предвкушая наступление понедельника.

Впрочем, кое-кто на его месте, испытав нечто подобное, погодил бы радоваться.

13. ОТСРОЧКА

На следующее утро мистер Бультон, открыв глаза, испытал новый прилив радости и веселья. Он не мог не нарадоваться на везение. Через несколько часов он со всеми удобствами поедет домой, где уже ничто не помешает ему заявить о своих правах. Не обладая особым чувством юмора, он, однако, заранее посмеивался, представляя, как смутится Дик, увидя его на пороге. Совершенно необоснованно Поль стал приписывать случившееся своей собственной прозорливости и хитроумию, вызвавшим к жизни план исполнения его намерений.

Он лежал в постели еще долго после того, как прозвенел звонок к подъему. Он считал, что его повое положение позволяет игнорировать школьные правила. Наконец он встал. Одеваясь, все в том же отличном расположении духа, он снисходительно размышлял о происходящем – весьма нетипичный подход для прежнего мистера Бультона. Когда он окончательно завершил утренний туалет, в комнату вошел доктор.

– Бультон, – сурово произнес он, – прежде чем расстаться, я бы хотел услышать от тебя слова раскаяния в твоем прежнем поведении.

Мистер Бультон счел, что это никак не повредит, и поэтому сказал, не особено кривя душой, что «искренне сожалеет о случившемся».

– Рад слышать это, – коротко бросил доктор, – Искренне рад. Возможно, это позволит мне проявить к тебе снисходительность и освободить меня от выполнения очень неприятной процедуры.

– Ах! – только и произнес мистер Бультон, почувствовав неладное.

– Да. Было бы слишком жестоко разрушить будущность молодого человека, проявив жестокость в самом начале его карьеры. Разумеется, нет оправданий твоему недостойному поведению. И все же по некоторым признакам, что я могу различить в твоей натуре, ты не безнадежен. После того, как ты публично получишь по заслугам и крепко запомнишь этот урок, ты еще, возможно, станешь украшением общества. Я не намерен пока опускать руки, я еще поработаю с тобой.

– Спасибо, – пробормотал Поль упавшим голосом.

– К тому же за тебя заступилась миссис Гримстон, – продолжал доктор.Она выразила мнение, что публичное осуждение мною твоего поведения в сочетании с примерным и болезненным телесным наказанием способны привести к радикальным изменениям в твоем характере и окажут куда более радикальное воздействие на твое закореневшее в пороке сердце, чем позорное изгнание без покаяния и шанса исправиться.

– Миссис Гримстон очень любезна, – пролепетал Поль.

– Тебе еще предоставится возможность выразить ей благодарность. Итак, я оставляю тебя в школе и даю тебе последнюю попытку восстановить пошатнувшуюся репутацию. Но для твоего собственного и общего блага я покараю порок публично. В одиннадцать часов ты будешь высечен в присутствии всей школы. До того времени ты останешься в этой комнате. Завтрак тебе принесут сюда.

Поль сделал отчаянную попытку отговорить директора от ужасного намерения.

– Доктор Гримстон, – забормотал он. – Если вам все равно, то я бы предпочел исключение.

– Мне не все равно, Бультон, – услышал он в ответ. – Ты же сейчас проявляешь упрямство и гордыню. Я оставляю твои слова без внимания.

– Я... я не хочу, чтобы меня пороли, – сказал Поль. – Это не исправит меня, а напротив, лишь ожесточит... Я не могу этого допустить, доктор Гримстон. Я принципиальный противник телесных наказаний. Исключение же окажет на меня самое благотворное воздействие. Оно спасет меня. Сделает другим человеком.

– Неужели, чтобы избежать малых неприятностей, ты готов навлечь горе на седую голову твоего достойнейшего отца? Нет, я тут тебе не помощник. Добавлю лишь, что твоя трусость не заставит меня смягчить наказание. Итак, я ухожу – встретимся в одиннадцать.

И с этими словами доктор Гримстон вышел из комнаты. Смягчение приговора объяснялось не только упомянутыми директором причинами, но и материальными соображениями, в которых он, возможно, и сам толком не отдавал себе отчета. Исключение из частных школ случается крайне редко и за самые вопиющие нарушения дисциплины. Доктор же вряд ли желал бы просто так расстаться с определенной частью доходов, имея возможность покарать грех иными средствами.

Но его милосердие стало для мистера Бультона страшным ударом. Он упал ничком на постель, подкошенный этим сообщением. Еще десять минут назад он был весел и беззаботен, а теперь не только рухнули надежды на освобождение, но и менее чем через два часа его ожидала порка.