Позже (ЛП) - Кинг Стивен

Вечно ваш друг,

Джеймс Конклин

Профессор Беркетт, должно быть, держал свой айпад на коленях (я могу представить его сидящим в своей гостиной, со всеми этими фотографиями старых времен в рамках), потому что ответил он сразу же.

Дорогой Джейми,

Среда подходит. Готов встретиться с тобой в три тридцать, куплю печенье с изюмом. Ты бы предпочел чай или безалкогольный напиток?

Твой,

Марти Беркетт.

Я не стал утруждать себя тем, чтобы сделать свой ответ похожим на обычное письмо, просто напечатал: Я не отказался бы от чашечки кофе. И, немного подумав, добавил: Мама возражать не будет. Что не было полной ложью, и он послал мне эмодзи в ответ: большой палец вверх. Я подумал, что это было круто.

Позже я поговорил с профессором Беркеттом, но никаких напитков и вкусняшек при этом не было. Он больше не пользовался подобными вещами, потому что был мертв.

47

Во вторник утром я получил от него еще одно письмо. Моя мать получила такое же самое, как и еще несколько людей.

Дорогие друзья и единомышленники,

Я получил плохие новости. Дэвид Робертсон - старый друг, коллега и бывший начальник отделения - вчера вечером перенес инсульт в доме престарелых на Сиеста-Ки во Флориде, и сейчас он находится в «Мемориальном госпитале Сарасоты». Он вряд ли выживет или даже придет в сознание, но я знаю Дэйва и его очаровательную жену Мари больше сорока лет и должен совершить эту поездку, чего бы мне это не стоило, хотя бы для того, чтобы утешить его жену и присутствовать на похоронах, если до этого дойдет. Я назначу новые даты ранее намеченных встреч по возвращении.

Я буду проживать в «Бутик-отеле Бентли» (такое название!) в Оспри на протяжении всего моего пребывания, и вы можете найти меня там, но лучший способ связаться со мной - это электронная почта. Как большинство из вас знает, у меня нет сотового телефона. Приношу свои извинения за причиненные неудобства.

Искренне ваш,

проф. Мартин Ф. Беркетт (Почетный)

- Он - олдскульный, - сказал я маме, когда мы завтракали: грейпфрут и йогурт для нее, хлопья для меня.

Она кивнула.

- Да, и таких, как он, осталось немного. Броситься к постели умирающего друга в его возрасте… - Она покачала головой. - Достойно восхищения. И этот мэйл!

- Профессор Беркетт не пишет мэйлов, - сказал я. - Он пишет письма.

- Верно, но сейчас я не об этом. Как ты думаешь, сколько у него встреч и посетителей в его возрасте?

Ну, как минимум, был один, - подумал я, но промолчал.

48

Я не знаю, умер старый друг профессора или нет. Знаю только, что мистер Беркетт точно умер. Во время полета у него случился сердечный приступ, и, когда самолет приземлился, он был мертв. У него был еще один старый друг, который был его адвокатом - он был одним из получателей последнего письма профессора - и именно ему позвонили. Он взял на себя ответственность за доставку тела домой, а после этого в дело включилась моя мама. Она закрыла контору и занялась приготовлениями к похоронам. Я ей гордился. Она плакала и грустила, потому что потеряла друга. Мне так же было грустно, потому что это был и мой друг. С уходом Лиз он стал моим единственным взрослым другом.

Похоронная служба проходила в пресвитерианской церкви на Парк-авеню, как и служба по Моне Беркетт семь лет назад. Моя мама была возмущена тем, что дочь - та, что жила на западном побережье, - не приехала. Позже, просто из любопытства, я выудил из корзины последнее письмо от профессора Беркетта и увидел, что она не была одним из его получателей. Тремя женщинами, получившими письмо, были моя мать, миссис Ричардс (пожилая дама с четвертого этажа Дворца-на-парковой, с которой он дружил) и Долорес Магоуэн, женщина, которую, как ошибочно предсказала миссис Беркетт, ее муж-вдовец скоро должен был пригласить на ленч.

Я искал профессора на церковной службе, думая, что если его жена присутствовала на своей службе, то он мог бы присутствовать на своей. Его там не было, но на этот раз мы пошли и на кладбище, и я увидел его сидящим на могильном камне в двадцати или тридцати футах от скорбящих, но достаточно близко, чтобы слышать, о чем идет речь. Во время молитвы я поднял руку и осторожно ему помахал. Не намного больше, чем движение пальцев, но он это увидел, улыбнулся и помахал в ответ. Он был обычным мертвецом, а не чудовищем, как Кеннет Террио, и я заплакал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мама меня обняла.

49

Это было в понедельник, так что я так и не попал со своим классом в Метрополитен-музей. Мне дали выходной, чтобы я мог пойти на похороны, а когда мы вернулись, я сказал маме, что хочу прогуляться. Что мне нужно проветрить мозги.

- Я не против... если ты в порядке. Ты в порядке, Джейми?

- Да, - сказал я и улыбнулся ей в качестве доказательства.

- Возвращайся к пяти, а то я буду волноваться.

- Как скажешь.

Я добрался до двери, прежде чем она задала мне вопрос, которого я ждал.

- Он был там?

Я подумал было солгать, как будто это могло пощадить ее чувства, но, возможно, именно правда заставит ее почувствовать себя немного лучше.

- Да. Не в церкви, а на кладбище.

- Как... как он выглядел?

Я сказал ей, что выглядел он нормально, и это было правдой. Они всегда носят одежду, которая была на них в тот момент, когда они умерли, что в случае профессора Беркетта являло собой коричневый костюм, который был немного великоват для него, но все еще выглядел довольно круто, по моему скромному мнению. Мне понравилось, что он надел костюм для полета на самолете, потому что это была еще одна часть старой школы. И у него не было трости, возможно, потому, что он не держал ее, когда умирал, или потому, что он выронил ее, когда случился сердечный приступ.

- Джейми? Не могла бы твоя старая мама обнять тебя перед тем, как ты пойдешь на прогулку?

Мы долго обнимались.

50

Я шел к Дворцу-на-парковой, гораздо старше и выше того маленького мальчика, который однажды осенью пришел из школы, держась одной рукой за руку матери, а в другой держа рисунок зеленой индейки. Старше, выше и, может быть, мудрее, но все тот же человек. Мы меняемся и не меняемся. Я не могу этого объяснить. Это загадка.

Я не мог войти в здание, у меня не было ключа, но в этом и не было необходимости, потому что профессор Беркетт сидел прямо на ступеньках в своем коричневом дорожном костюме. Я сел рядом с ним. Мимо прошла старушка с маленькой пушистой собачкой. Пес посмотрел на профессора. А старая леди - нет.

- Здравствуйте, профессор.

- Привет, Джейми.

Прошло уже пять дней с тех пор, как он умер в самолете, и его голос постепенно угасал. Как будто он говорил со мной издалека и с каждым мгновением удалялся все дальше и дальше. И хотя он казался таким же добрым, как всегда, он также казался каким-то, я не знаю, отстраненным. Большинство из них так выглядят. Даже миссис Беркетт была такой, хотя и болтливее большинства (а некоторые вообще ничего не говорят, если не задавать им вопросы). Потому что они смотрят на парад, а не участвуют в нем? Близко, но все же не совсем верно. Как будто у них на уме были другие, более важные вещи, и я впервые понял, что мой голос, должно быть, тоже для него угасает. Весь мир, должно быть, угасает.

- Вы в порядке?

- Да.

- Вам было больно? Сердечный приступ?

- Да, но все быстро кончилось. - Он смотрел на улицу, а не на меня. Как будто накапливая знания.

- Я должен что-нибудь сделать?

- Только одно. Никогда не призывай Террио. Потому что Террио больше нет. То, что придет, - это то, что им овладело. Я полагаю, что в литературе такого рода сущности называются приглашенными.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Не буду, обещаю. Профессор, почему оно вообще смогло им овладеть? Потому что Террио изначально был злом? Поэтому?

- Не знаю, но это кажется вполне вероятным.