Гори, гори ясно (СИ) - Вран Карина

Снова список. Поиск по имени-отчеству. Есть, он один такой. Не откладывая в долгий ящик, набрал тут же с мобильного. Да, я уже делал обзвон по всем номерам из списка, с домашнего телефона. По иному вопросу.

— Александр Александрович? — спросил, дождавшись перехода гудков в четкое: «Слушаю?»

— Он самый. Кто спрашивает? По какому поводу?

Тут я зачастил со словами: чем быстрее речь, тем сложнее ее критически воспринимать. Представление опустил, ибо незачем. Сказал, что студент, и пытаюсь связаться с профессором Пивоварским, но не могу, а в летний период секретариат не берет трубку, хотя, казалось бы, это их прямая обязанность. Мне якобы сказали (не задержался на моменте — кто сказал), что уважаемый Александр Александрович может быть осведомлен о том, как связаться в нерабочее время с Мстиславом Юрьевичем.

— Я вам не помогу, юноша, — дослушав едреную смесь полуправды и выдумки, отозвался мой собеседник. — Профессор Пивоварский недавно скончался.

— Как?! — сыграл изумление я. — Не может быть... От чего?

— Острая сердечная недостаточность, — был мне сухой ответ. — Полагаю, довели нерадивые студенты.

И гудки вместо приема соболезнований.

Что хотел, то я услышал. Человек закруглил неприятный для него разговор с кем-то посторонним, это нормально. Был ли ему смысл врать? Не думаю. Скорее, именно такую ему предоставили версию, а то и в заключении могли написать.

Подтверждение мыслей о не случайности, хоть и косвенное.

Когда началась эта буря? В день, когда меня накрыло огневым валом или куда раньше?..

— Может, чаю, коль не спишь? — Кошар, видя мою нервозность, сама деликатность. — Я на листах смородиновых заварил, из деревни, подсушенных.

— А давай, — легко согласился я.

Не на все вопросы ответы находятся легко и просто, за какие-то приходится землю рыть. Или кровушку лить...

На кухне обнаружился и парадник, он с удовольствием прихлебывал чай и щурил глаза-блюдца, глядя на овинника. Не иначе, снова о чем-то поспорили.

— Мал Тихомирыч, а есть ли в нашем доме жилец Адолат Орипов? — своевременно оказался рядом нечистик, есть, у кого спросить, не отходя от кассы... ото сна. — На третьем этаже предположительно он обитает.

— Есть, есть, — закивал парадник. — Рассеянный, жуть. То кран не закроет, то утюг забудет включенным. Творческая, ишь, личность. А ты его, Андрей, откуда знаешь? Знакомец?

Я отмахнулся от вопроса о знакомстве.

— С ним сейчас все в порядке? Не сгорел... от утюга?

Нехорошо получится, если с ним и впрямь что случится. А еще поразила дотошность сноходца: не просто фигуру «с потолка» взял, а настоящего жильца мне явил на сожжение.

Мал Тихомирыч с сожалением отставил чашечку, юркнул за дверцу кухонного гарнитура. Вернулся минут через пять, отчитался.

— В порядке. Ходит по комнатке, проговаривает на разные лады: «Огоньку не найдется?» — парадник закатил глаза. — Не, Андрей, таких все напасти минуют, он же не от мира сего. Как мотылек, ни хлопот тебе, ни забот. И оплату коммунальную завсегда задерживает, а потом «фи», когда дворничиха из-под ног его, утонченного, какаху не убрала, подошвы не обмыла.

Ворчливого нечистика понесло. Я уже не прислушивался. Прихлебывал вкусный, терпкий чай, впитывал заоконную тьму, что пахла дождем и листвой. Шерстистый не закрыл форточку, и прохлада освеженного грозой воздуха смешалась с запахом смородины.

Променял бы я эту жизнь, беспокойную, возможно, короткую, полную загадок и странностей, на мирное неведение прошлых лет?

Ни за что.

К Чеславу у меня скопилось много вопросов. Однако, задать их все не получилось.

— С говорильней до заката простоим, — высказал персонаж, склонный к пространным разговорам. — Условимся: один вопрос на встречу, не касаемо урока. По текущим непонятностям спрашивайте, не молчите.

Я кивнул, признавая его авторитет.

— Далее, — решил подсластить пилюлю мой необычный учитель. — За исполненное задание — еще вопрос. Отвечу так полно, как сам разумею. Справедливо?

— Да, Чеслав, — снова кивнул.

Мы стояли на крыше невзрачной пятиэтажки, изящно прикрытой от глаз туристов доходным домом Акимого-Перетца. Прежде тут располагалась холерная больница, познавшая народную ярость в ходе холерного бунта. Нежное название «клоповник» и слава местечка, где в подвальных помещеньицах можно было вкусить дешевой любви, а также продать нечестно нажитое, прилагались к зданию.

На случай, если я чего-то из этого не знал, планетник не забывал вставить словцо-другое. Вроде: «Купол на той башне весь прогорел. Нынешний сплошная бутафория, сетка, штукатурка», — это не про бывшую больницу, та башенками похвалиться не могла, а про куда как более интересный в плане архитектурных решений доходный дом перед «клоповником».

Это же не говорильня, а исторические справки. Надо чувствовать разницу.

Как мы поднялись на крышу? Не по лестнице, вестимо. Чеслав раздул, закрутил компактный вихрь, тот подхватил нас обоих и легко, как два перышка, взметнул. Занятное ощущение свободного падения, только вверх, а не вниз.

— Люд редко глядит наверх, — объяснил наше перемещение планетник. — Самым зорким ветром камушки с пылью в глаз бросил. Пусть трут, не глазеют.

Отбор из ассортимента накопившихся вопросов, если так задуматься, легко определялся по значимости.

— Я вскоре уехать планирую, километров за двести от города, — выбор пал на наиболее важный в моем представлении вопрос. — Надолго, в отпуск, я говорил про это уже. Сноходец сможет на таком расстоянии мне свои сны насылать?

Об отпуске и поездке в деревню мы с тучеводцем имели беседу. И условились до отъезда моего попробовать ожечь истинным пламенем один из осколков зеркала. Уничтожить частицу зла в отражениях. Не сегодня, в следующую встречу.

Чеслав покачал головой.

— Направление?

— К Псковской области, — уточнил я. — Переезжая Сланцы.

Учитель мой ненадолго задумался.

— Единожды зашлю его в тот край. Зазнался там кое-кто, надо вернуть понимание. Сноходец для того сгодится. Двойная польза.

— Вопрос исчерпан, — подытожил я.

Право на второй вопрос я заслужил позднее, по итогу игры с Чеславом. Накануне как раз вспоминал баскетбол и школьные уроки физкультуры, а тут весьма оригинальная реализация подоспела.

Вместо мяча планетник создал «родию», шаровую молнию, гудящий лилово-красный шар. А кольцо по указке наставника создал и поддерживал я. Огненное кольцо, само собой. В него и мы и бросали мячик. Сначала тот мяч еще надо было взять в руки, а он даваться не спешил. То катился над крышей в обманчиво-медленном темпе, то подскакивал — молниеносно, как ему и положено. Сыпал искрами, как Чеслав подначками, мол, не дается владыке огневому шарик небесного огня, не признает за повелителя.

Я тоже мухлевал (и это было обговорено в правилах заранее), сдвигал кольцо в момент броска наставника, чтоб он промазал.

Играли мы с шаровой молнией около часа, закончили с равным счетом попаданий в кольцо, а непокорная в начале «родия» к финалу пофыркивала в моих ладонях, как котенок.

— Вчерашнее видение, где я вместо вурдалака сжег соседа, — принялся я формулировать заслуженный вопрос. — В чем суть урока? Спешка — зло, поспешишь, людей насмешишь? Силы, умения мне этот сон не добавил.

— Днями молния в дитя ударила, — высказал тучеводец. — Малое, невинное, годков четырех. Насмерть. Моя в том вина?

Я задумался.

— Не направлял ту молнию нарочно. Случайность. Безвинен я?

Нахмурился: любит он нагрузить. Так, что простые «да-нет» неприменимы.

— Огонь — сила великая. Можно греть им. Можно кормиться с его жара, с очага, с костра. Можно выжечь дотла цельный град.

Я молча согласился. Где сила, там ответственность. В пироманьяка превращаться не намерен.

— Бой насмерть — грань, сделка с совестью, — продолжал планетник. — Как совесть истреплется, на сдачу уйдет человечность. Себя подставить под удар, ударить на опережение? Нет верного ответа. Все — неверные. Готовым быть нужно к любому пути. Здесь, — он щелкнул пальцем по виску, затем ударил кулаком в грудь. — И здесь.