Брат и благодетель - Михаил Левитин

Это были затаенные мысли, не мысли даже, а пытка подсознанием, когда хотелось заговорить о главном, а говорить все было нельзя и нельзя, когда какие-то высокие прагматические интересы, как-то: устройство на работу, деньги - становилось главным, и Гудович начинал стыдиться самого себя, у него ничего по настоящему не было в жизни, а он хотел это "ничего" подменить стабильностью своего положения в Америке.

"...мемуары, записки, иногда в них обнаруживаются люди воистину исторические, и неизвестно, влияют они на события, не влияют, а на какие события можно влиять? Они живут, принимая самостоятельные, только их касающиеся решения, переходят из одной веры в другую, меняют отечество не из корысти, а по внутренним убеждениям, отказываются занимать государственные посты, знают правду о себе и событиях, но не торопятся ее сообщать, пока их не спросят, а их никто и не спрашивает. Очень важно, чтобы эти люди повстречали на своем пути выдающуюся личность, такую, как Пушкин, например, важно его общение с ними.

Скромны ли эти люди, эти мыслители, кротки ли, и в этих ли свойствах дело? Они независимы и горды, они не задумываются даже о своей силе и не претендуют на то, чтобы она служила им или кому другому. Наблюдают ли за течением событий, нет ли, - они игнорируют его, они знают, что все, протекающее наверху, - мнимо и условно, что цари играют в игру, угодную их подданным, что подданные наблюдают за царями из праздного любопытства, развлекаясь, что уже никто не помнит точно, с чего все начиналось, что игра в государственность стала главным занятием людей.

В России это были очень крупные люди, образованные, красивые и очень непубличные. Сдержать натиск настоящего государственного мышления в себе самом очень трудно, но еще глупей разбазаривать его на конкретную деятельность, на суету, дробить ясную и цельную картину мироздания, потому что история, как это не прискорбно, решается не на полях сражений.

Из реальных политиков интересны только те, в ком происходит борьба, кто помимо воли находится у власти, трагические, подневольные люди, не добровольно избравшие свой путь, их подозревают в ханжестве, двоедушии, и они, действительно, двоедушничают, потому что не знают, как изменить судьбу. Очень смешны поверхностные оценки людей, основанные на собственном опыте, будто так легко постичь другого в сравнении!

Если это предназначение, как у библейского Моисея, ты вынужден как-то еще носить невыразимую муку ответственности перед людьми, но здесь он как бы прикрыт от людей другой ответственностью - перед Богом, а может быть, и не было перед Богом никакой ответственности, Моисей ведь не навязывался, Бог ткнул пальцем и назначил его на эту роль.

Годишься или не годишься ее играть, но привыкаешь, что единственный исполнитель.

То же самое и с русскими царями, то же самое и с Александром Первым, не избежавшем участи царя: он хорош не победой над Наполеоном, не освобождением Европы - он хорош только в нарушении, только по мере возвращения к мирскому, человеческому.

Почему царь непременно гибнет, когда становится человеком? Почему ему отказано быть сыном, отцом - лишь легендой о старце, которым он стал, инсценировав в Таганроге собственную смерть. Многие считают такой поступок унижением царского достоинства, а я - возвращением к достоинству человеческому. Но это вряд ли было, этому не должны были дать быть.

Человек, способный влиять на других и добровольно отказавшийся от власти, - великий человек. Преданный своей семье, а если у него ее нет своим глубоким личным мыслям и представлениям; великий человек, не воспользовавшийся своими знаниями, - все равно, во вред или благо, - великий человек.

Смерть - это отказ от жизни, она всегда трагична. Отказ от деятельности в расцвете лет, посреди бела дня сильнее смерти: спасая себя, ты спасаешь других от ошибок, которые мог совершить, не подвергаешь свою душу унижению, служению обществу, потому что с той минуты, как ты становишься слугой общества, ты перестаешь быть человеком.

Счастливы только невостребованные властью умы.

История человечества развивается на равнине и человек живет на равнине, все разговоры о вертикали, о спирали, по которым развивается история, о прогрессе - досужие вымыслы, просто мы хотим думать о себе лучше.

Это не исключает случайного открытия, любое открытие, даже открытие Америки - случайно, но, прежде чем сообщить о своем открытии, ты должен хорошо подумать, что оно принесет другим и чего стоит твоя слава, купленная кровью людей.

Настоящие открытия делаются в тишине твоей души, ты каждый день открываешь что-то новое о себе, плохое или хорошее, и никогда о людях, потому что мы несравнимы, между нами нет сходства, кроме сходства обстоятельств, даже если мы с вами сиамские близнецы, между нами нет сходства, и, когда мы поймем, что мощь человечества в этом ни на кого не похожем существовании каждого отдельного человека, что мы - мир, обреченный на непонимание, пока у нас не будет интереса и уважения к другому, наша человеческая интимная, подлинная история не состоится, не получится, просто рассыплется в прах.

Делиться знаниями глубочайшая бессмыслица, они слишком интимны и непереводимы на другой язык.

Счастливы художники, они способны делиться не знаниями - видением мира, оно вспыхнуло в них помимо воли, они им озарены; или ученые, наделенные способностью сложить реальную игрушку; или почтальон, приносящий тебе письмо в почтовой сумке. Если на всем вашем пути сюда расставить хороших людей, то вы войдете в эту аудиторию способными смело занять мое место.

Политики есть люди всего-навсего отслеживающие движение на дорогах, чтобы не столкнулись, не покалечились. Но почему они тогда политики, эти ребята? Они просто разводящие, это очень ответственно и очень скромно, они должны быть скрыты от посторонних глаз.

Я не люблю людей, мнящих, что они делают историю только потому, что они на виду, мне кажется это очень недалекие люди.

Пока у нас не будет интереса и уважения к другому, наша человеческая интимная, подлинная история не состоится, не получится, просто рассыплется в прах. Здесь спасение - близкие, любовь к ним: к отцу, сыну, сестре. Они уведут тебя от ошибок, надо помнить о своих близких, а там посмотрим, случилась ли у нас история.

- А что делать с государством, господин Гудович? - раздался из аудитории растерянный голос. - И вашим предметом? Он хотя бы существует?

- Ну конечно, если я его преподаю! - рассмеявшись, сказал Гудович.

И зал грохнул в ответ.

39

Игоря раздражали все, кроме курносого, он устал от Лениных вздохов, яростных и внезапных исповедей Веры Гавриловны. Какое право он имел сердиться на них, они дали ему приют в Петрограде! Даже от тихого присутствия двоюродных теток Паши Синельникова, выяснилось, он тоже устал. Встанет из-за стола во время общих разговоров и уйдет куда-то, Наташа успокаивает: "Пошел работать." А что работать, что работать? Он тогда сценарий о Пушкине писал - разлинует белый лист и пишет: "Пушкин, Пушкин, Пушкин"...

- Плохо себя веду, - жаловался Игорь. - Так в общем бараке за четыре года жить надоело, я с вами хочу!

Но не получалось. Кроме посторонних гостей, приезжали еще какие-то бывшие каналоармейцы, даже Сеня Магид из Харькова приехал, он больше не занимался театром, служил рабкором в маленькой газете и очень неудачно попытался рассмешить домашних, рассказал об аресте Игоря.

- Сидим в гостинице всей компанией вечером, душно, делать ничего не хочется, я рассказываю об еврейских погромах, помните, Игорь Герасимович, вы еще слушать не хотели, и только дохожу до того момента, как мы с мамой в Белостоке под дверью сидим, прислушиваемся - войдут, не войдут? Как они вошли на самом деле и предъявили ордер на арест, помните, Игорь Герасимович, смешно, правда?

- У тебя, Сеня, всегда с юмором плохо было, - сказал Игорь, - это я помню.

Раздражение он скрывал, как большой стыд, вероятно, после долгого отсутствия оно дошло до предела, в неизвестных местностях он исчерпал людское общение, и только с приходом курносого расслаблялся.

- Зачем ты мои бумаги прибрал? - спросил Игорь. - Дома ничего не осталось.

- А может, я о тебе книгу пишу? - огрызнулся курносый.

Он был очень озабочен, ходил по комнате и ходил, зачем-то перекладывая предметы с места на место, все перетрогал, выдвигал ящики стола и забывал их вернуть обратно, он даже в шкаф заглянул, долго стоял, вглядывался.

Игорь украдкой покрутил для Тани пальцем у виска: мол, совсем с ума сошел курносый!

Но он не сошел с ума, ходил по комнате в своем блестящем от старости костюме, его хотелось пожалеть, Таня была падка на жалость, но на курносого ее не хватало, а после того, как Наташа по большому секрету рассказала об истории с арбой и сыпнотифозным, там, в Тифлисе, вообще относилась к нему с брезгливостью, как к вещи, которую до зуда хотелось выбросить, только команды не было.