Дочь часовщика. Как видеть свет в кромешной тьме - Ларри Лофтис

к Петеру. – Нам не хватит оружия, чтобы успешно справиться с таким опасным предприятием. Возможно, вы могли бы помочь с этим?»

Петер продолжал играть роль: «Я прошу прощения, сэр. Вы уверены, что не произошло какого-то недоразумения? Я помощник священника. Если бы я мог помочь вам с чем-то в рамках своих обязанностей, я рад быть полезным. Мне действительно жаль, что я не понимаю, о чем речь. А теперь, если вы меня извините, я должен идти. У меня еще дела».

Петер поднялся и направился к двери, перед ним мгновенно оказался мужчина с револьвером наготове.

«Я думаю, тебе лучше присесть, парень. Ты арестован».

Петер сел и поморщился, услышав, как снова и снова секретным кодом звонят в дверь Бейе – сейчас еще больше подпольщиков попадутся в лапы гестапо. Позже тем же вечером его и несколько других членов Сопротивления доставили в полицейский участок. Оглядевшись, он увидел Опу, Корри, Бетси, Виллема, а затем еще около тридцати своих друзей, которых схватили во время рейда в Бейе. Еще один взгляд, и он вздрогнул: арестовали даже его мать.

«Давайте здесь потише!» – крикнул голландский полицейский. Он наклонился и еле заметно сказал что-то Виллему, а затем снова рявкнул: «Туалеты на заднем дворе. Выходить можно только по одному и под конвоем».

Виллем подошел к Корри и присел рядом. «Он говорит, что в туалетах можно смыть компрометирующие бумаги, если достаточно хорошо измельчить».

Корри проверила свои карманы, но нашла только несколько клочков бумаги и немного денег в бумажнике.

Один за другим люди направлялись наружу. Для Хенка ван Риссена, лидера подполья, арестованного в ходе рейда, очередь могла наступить слишком поздно. Его карманы были набиты записками участников Сопротивления, при этом, очень удивительно, что его не обыскали сразу же в Бейе. Оказавшись в туалете, он закрыл за собой дверь и начал сбрасывать контрабанду в унитаз. Ее оказалось так много, что унитаз засорился. Он несколько раз спустил воду, чтобы прочистить слив.

Когда он вышел, полицейский поинтересовался, успел ли он от всего избавиться. Поняв, что офицер был верным голландцем, Хенк при нем же проверил свои карманы и обнаружил, что он забыл одну бумажку – с шуткой о Гитлере.

«Давайте мне быстро, – сказал офицер, – я сам выброшу».

Хенк поспешно отдал бумажку, следующим на очереди в мужской туалет оказался Петер. Он закрыл за собой дверь и заметил, что некоторые бумаги Хенка всплыли на поверхность. Он снова попытался смыть, но ничего не получалось, поэтому он протолкнул их рукой.

Поздно вечером того же дня, прежде чем все попытались уснуть, Опа собрал возле себя тен Бумов и попросил у одного из охранников Библию, которую они забрали у Виллема. Охранник вернул книгу, и Опа поручил Виллему прочитать вслух Псалом 90.

«Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: “Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!”»

Когда Виллем закончил, Опа помолился, такой же спокойный и умиротворенный, каким был всегда. Он просил Бога оставаться рядом с каждым из своих детей, предвидя, что вскоре их разлучат.

Корри, однако, оставалась потрясенной и безутешной. В конце концов, они старались на благо Господа, так где же теперь были их ангелы-покровители? Она начала плакать, и Бетси, сидевшая рядом с ней, напомнила ей, что Бог действительно защищает тех, кто верит в Него, но Его покровительство касается их душ, а не их земной жизни или физического благополучия. Бетси заверила Корри, что Бог пребудет с ними – даже в самом глубоком аду – и даст им мужество встретиться лицом к лицу с тюрьмой.

Затем Бетси помолилась за Корри и за всех причастных.

* * *

Шестеро пленников сидели и стояли в своем тайнике; дважды прозвучал перезвон колоколов церкви Святого Баво: два часа ночи, из-за голода и тесноты никто не смог уснуть.

Откуда-то из глубины дома послышались немецкие голоса.

Несколько мгновений спустя немцы вошли в комнату Корри и начали колотить по всему: по стенам, по полу и, наконец, по их фальшивому бельевому шкафу. Секундой позже шестеро бедолаг услышали самый страшный звук, который они только могли себе представить.

Раскалывающееся дерево.

Глава 14

Благословенная семья

Треск дерева означал только одно: гестаповцы рылись в бельевом шкафу. Все, кто находился в Келье ангелов, затаили дыхание. Они не знали глубины дерева в передней части шкафа; стоило немцам попытаться открыть панельную дверь, и все будет кончено.

Йоси начал молиться вполголоса на иврите: «Я буду уповать на Адонаи, и никто не сможет причинить мне вред…»

Кто-то зажал ему рот.

«Замолчи, Йоси! – прошептал голос. – Так ты выдашь нас». Они молча ждали, пока снаружи ломали деревянные панели. Вход в Келью ангелов пока остался нетронутым. Через несколько минут они поняли, что гестапо разбивает пол в комнате Корри. Пока их это не касалось, но надолго ли? Когда немцы поймут, что под полом ничего нет, дело, скорее всего, дойдет до бельевого шкафа.

* * *

На следующее утро с первыми лучами солнца узникам, сгрудившимся в спортзале, принесли булочки. Той ночью поспать удавалось урывками, и Корри то и дело пыталась подремать, прислонившись спиной к стене. В полдень в комнату вошли солдаты и приказали всем встать. По словам немецкого офицера, вся арестованная группа должна была сесть в автобус, ожидающий у входа.

Бельевой шкаф с дырой в кирпичной стене, открывающей Келью ангелов

Снаружи вокруг полицейского участка собралась большая группа жителей Харлема. Корри, Бетси и Опа шли вместе, и когда толпа увидела «Великого старика», прокатился гул вздохов, шепота и рыданий. Перед арестованными стоял заведенный зеленый автобус, сзади находились солдаты. Корри и Бетси подхватили Опу за руки, чтобы помочь ему спуститься по ступенькам участка, и замерли.

Спотыкаясь, мимо них – окруженный двумя солдатами – прошел Пиквик. Он был без пальто и шляпы, лицо покрыто синяками и засохшей кровью.

* * *

Двигаясь по проходу в автобусе, Петер нашел Пиквика и сел рядом с ним. Даже просто находиться рядом с другом и единомышленником показалось облегчением, но человеку, которого он всегда знал как жизнерадостного дядю Германа, сейчас было совсем не до веселья. Пиквик положил свою руку, полную сопричастности и уверенности, на руку Петера.

«Петер, мне пришлось несладко. Они только и делали, что били меня; ты знаешь, как они любят это дело. В конце концов я настолько измучился, что в минуту своей слабости помолился, чтобы Господь дал мне умереть. Правда я сразу вспомнил, что таких молитв, нам, христианам, произносить не положено, и я попросил Господа простить меня за эту слабость».

Говоря, Пиквик повернулся к Петеру. Его лицо было настолько обезображено, что его практически было не узнать. Герман потянулся за чем-то в кармане, и когда он разжал