Домашний фронт - Кристин Ханна

Бетси в ужасе приоткрыла рот, потом закрыла.

— Ладно. Я иду.

Майкл выглянул из кухни в гостиную, где Лулу улеглась на диване с одеялом и плюшевым дельфином и смотрела видео, на котором Джолин читала ей сказку.

— Лулу, дай я надену тебе ботинки. Иди сюда.

— На ней ободок, — мстительно сказала Бетси.

Майкл прошел в гостиную и взял Лулу на руки. Ободок слетел у нее с головы.

— Я невидима! — вскрикнула девочка.

Он отнес кричащую и визжащую дочь в машину, пристегнул ремень. Бетси, молчаливая и мрачная, села рядом с сестрой.

— Я хочу к маме! — заплакала Лулу.

— Да. — Майкл повернул ключ зажигания. — Думаешь, мы все не хотим?

Первая неделя без Джолин едва не доконала Майкла. Он и не представлял, сколько времени и сил требуют дом и дети. Если бы не неиссякаемая энергия матери, пришлось бы нанимать помощницу на полный день. Мать буквально спасла его. Джолин записала Лулу в продленную дошкольную группу. Это означало, что Мила могла работать почти до четырех; потом она забирала Лулу из продленной группы и успевала приехать к ним домой до возвращения Бетси, чтобы девочка не приходила из школы в пустой дом — одно из строгих правил Джолин. Майкл приезжал домой в шесть, и к этому времени мать уже успевала прибраться и приступала к ужину. Большая часть обязанностей теперь ложилась на нее.

И все равно все шло наперекосяк. Бетси была невыносима — Майкл не мог предвидеть ее реакцию на простейшие вещи. Она могла расплакаться из-за пустяка, а через пять секунд становилась агрессивной, как шершень. Поладить с Лулу было ничуть не легче. Она почти все время носила ободок с серыми кошачьими ушками, повторяя, что останется «невидимой» до возвращения Джолин. А когда Майкл не обращал внимания на игру и брал ее на руки, завывала, словно привидение, всхлипывала и говорила, что хочет к маме.

И еще дело Келлера — судя по всему, оно превратится в настоящую катастрофу. Келлер по-прежнему ни с кем не разговаривал, даже с назначенным судом психиатром. Майкл заявил о праве своего клиента на безотлагательное рассмотрение дела, однако на данный момент ставилась под сомнение способность обвиняемого участвовать в судебных заседаниях.

Звонок интеркома.

— Майкл? К вам мистер Келлер.

— Пригласите его. — Майкл закрыл папку и достал блокнот.

Эдвард Келлер вошел в кабинет, он явно нервничал. Это был крупный мужчина с короткими темными волосами и густыми усами. Бледное лицо покрыто капельками пота. Клетчатая рубашка и джинсы «Рэнглер».

Майкл встал, протянул руку.

— Здравствуйте, Эд. Рад наконец с вами познакомиться.

Они обменялись рукопожатием.

— Моя жена не придет. Хотела, но… она просто не в состоянии об этом говорить. Эмили была нам как дочь. Это тяжело…

— Понимаю, — сказал Майкл. Он действительно понимал. Он жил в мире преступников и жертв и постоянно сталкивался с горем людей, вдруг осознавших, что любимый человек совершил гнусное преступление. В подобных делах Эд и его жена — тоже жертвы, только об этом никто не думает.

— Он со мной не разговаривает, — сказал Эд. — Просто сидит и смотрит в стену.

— Буду с вами откровенен, мистер Келлер, — это наша главная проблема. Пока разговаривает только прокурор, и мне очень не нравится то, что я слышу. Они обвиняют Кита в убийстве первой степени и заявляют о наличии свидетеля, который готов подтвердить, что Кит признался в убийстве.

Эд обмяк. Вид у него был несчастный.

— Он был таким хорошим мальчиком, общительным, дружелюбным. Знаете, из тех детей, что помогут донести сумку с продуктами и спросят, как прошел день. Он встречался со многими девушками, в основном из танцевальной группы поддержки, в старших классах любил развлекаться, но когда встретил Эмили, то сразу понял, что она его судьба.

— Когда начались проблемы?

— Какие?

— В браке.

— Нет. Не было никаких проблем.

— Эд, — ровным голосом сказал Майкл, — но ведь что-то пошло не так.

Эд посмотрел на свои руки.

— Мы сами миллион раз задавали себе эти вопросы… Не выглядел ли он подавленным? Ты когда-нибудь слышал, как Кит кричит? Он не говорил, что несчастен? Мы все перебрали… У них был счастливый брак — вот что мы думаем. Она так ждала его возвращения из Ирака, писала ему каждый день.

Майкл выпрямился.

— Ирак? В документах нет упоминания об Ираке. Тут лишь говорится, что он служил в морской пехоте и уволился с положительной характеристикой.

— Кит был там дважды. После второго раза он изменился.

— Что вы имеете в виду?

— Мы все видели, что он стал другим. Если его испугать — а это было легко, — он так резко поворачивался, что становилось не по себе. Я знаю, что он плохо спал. Эмили мне говорила, что Кит стал класть рядом с кроватью заряженное ружье. А я ответил: «Да простит меня Бог, но мужчина должен защищать свою семью».

Майкл записал в блокноте: «Посттравматический стресс». — и подчеркнул.

— Вы не знаете, он бил Эмили?

— В последние несколько дней перед… понимаете, я сам задавал себе этот вопрос. На семейном обеде он набросился на брата из-за пустяка. А выражение его глаз нас всех испугало. Это был не наш Кит. Когда я спросил его, он ответил, что выпил слишком много кофе, но я не поверил. Думаю, с ним что-то произошло в Ираке, и именно поэтому он убил Эмили.

Майкл записал: «Что случилось в Ираке? Ограниченная дееспособность?»

— Он обращался за помощью?

— Пытался. В управлении по делам ветеранов от него отмахнулись, только выписали успокоительное.

Майкл задумался, постукивая авторучкой по столу. Значит, его клиент пытался обратиться за помощью к военным, но ему отказали. Это хорошо. И нисколько его не удивляет.

— Ладно, Эд. Мне нужно кое-что выяснить, основываясь на том, что вы мне рассказали, но я должен поговорить с Китом, а Кит должен поговорить с психиатром. И как можно скорее.

— Он не станет…

— В противном случае, Эд, его ждет тюрьма. Вероятно, пожизненно.

Эд был раздавлен, на это Майкл и рассчитывал. Помолчав, он тяжело вздохнул:

— Не хочу вас пугать, но я не смогу помочь вашему сыну, если он откажется со мной говорить. У каждой истории есть две стороны. Мне нужна его версия.

— Я заставлю его поговорить с вами.

Майкл пристально посмотрел на него:

— Постарайтесь, Эд. И побыстрее.

10

Первая неделя в Форт-Худе пролетела быстро — нескончаемая череда занятий, дежурств, канцелярской работы и лекций. После увольнения с действительной военной службы прошло столько лет, что Джолин забыла о бюрократии, которой пропитана армейская служба, о том, сколько времени уходит на ожидание. Ей казалось, что последние семь дней она провела в очередях. Очереди за амуницией, на лекцию, за подписью на документах. А еще курс психологической подготовки бойца, медицинские комиссии, стрельбы, финансовые отчеты, проверка и корректировка личных данных.