Дом Павлова - Лев Савельев

Бой оказался скоротечным. Он длился минут пятнадцать, не больше. Автоматчики вместе с пулеметчиками Афанасьева изрядно потрепали вражескую пехоту, и она залегла.

Бронебойная пуля, посланная Сабгайдой, угодила точно в гусеницу танка. И сколько ни кричали фашистские командиры, им не удалось поднять своих солдат. Вражеская атака захлебнулась.

Подхватив на буксир поврежденную машину, танки повернули восвояси. Отползли и уцелевшие фашистские пехотинцы.

Так был отбит этот штурм Дома Павлова.

Наши потерь не имели. Никто даже не был ранен.

Еще в сентябре, когда, направляясь в девятую роту, чтоб вести ее на штурм дома военторга, командир третьего батальона Дронов выходил из своего командного пункта, его настигла пуля. Связной Формусатов тут же втащил комбата в укрытие, а Маруся ловко перевязала руку и плечо. Ослабевший от большой потери крови, Дронов пролежал весь день на пункте сбора раненых — это была щель, наспех вырытая саперами в косогоре.

Отправить раненых через Волгу можно только глубокой ночью. Правда, и в такую пору огонь на переправе не ослабевает, но все же в темноте он бесприцельный, так что быстрый катер, на который поминутно обрушиваются водяные столбы, имеет больше шансов благополучно добраться до левого, «тихого» берега реки.

То и дело приносили людей в окровавленных бинтах. И сколько Дронов ни допытывался, так толком и не удалось узнать, что же там происходит в его третьем батальоне. Теперь командует, конечно, Жуков. На него вполне можно положиться. Но как там все обернулось?

Почти перед самым отходом катера в тесной щели появился Кокуров. Протискивая свою огромную фигуру среди тех, кто лежал и сидел на сдвинутых вплотную носилках, комиссар батальона с трудом отыскал Дронова. Если б не оклик: «Николай Сергеевич!» — хоть и слабым, но таким знакомым голосом, Кокуров ни за что не узнал бы в этом мертвенно-бледном человеке с глубокими впадинами глаз Виктора Дронова, с которым он, несмотря на разницу в возрасте, так искренне дружил.

— Где же ты, Виктор, за поганую пулю ухватился? — мягко укорил его Кокуров.

— На самом пороге КП, будь оно трижды неладно, — с досадой в голосе тихо отозвался комбат.

От комиссара Дронов узнал свежие новости. А потом, за Волгой он продолжал получать «политдонесения» — так именовал он те короткие записки, которые комиссар посылал ему в медсанбат при каждой оказии. Писали и другие, так что все это время Виктор Иванович был в курсе жизни батальона.

Непростым делом оказалось избежать отправки в тыловой госпиталь. Рана серьезная, потеря крови ослабила организм. Но мог ли Дронов оставить свой батальон, с которым он прошел длинный тяжелый путь из-под Харькова!

Хирург, оперировавший развороченную у самого плеча руку, понимал это.

— Чижик перевязывала? — спросил доктор. — Вижу, ее работа! Вернетесь — подарите ей пуд шоколаду. За спасенную руку, право, не дорогая цена…

Все в медсанбате знали пристрастие Марии Ульяновой — свои фронтовые сто граммов она постоянно меняла на сахар. Она действительно спасла комбату руку, но все же пролежать в медсанбате пришлось целый месяц.

Выписавшись, Дронов в сумерках переправился через реку. Когда он появился на сталинградском берегу, уже совсем стемнело. За месяц здесь многое переменилось. Появилась густая сеть ходов сообщения. С непривычки, да еще в темноте, нелегко было ориентироваться.

— Веди в полк, — коротко приказал Дронов сопровождавшему его Формусатову.

Верный ординарец не мог допустить, чтобы выздоравливающий комбат возвращался из госпиталя один. Разузнав точно, когда это будет, он выхлопотал у Жукова небезопасную командировку через беспрестанно обстреливаемую реку и теперь уверенно вел Дронова на командный пункт батальона. Но капитан, видимо, не спешил «домой». Формусатов растерянно посмотрел на Дронова и нехотя свернул влево, по траншее, ведущей к штабу полка.

— Залатали? — приветливо встретил Дронова командир полка. — Очень кстати вернулись, Виктор Иванович, очень кстати.

С места в карьер полковник стал объяснять обстановку. Враг усиливает нажим. Сильнейшие бои в районе заводов. Тракторный пришлось отдать… Противник прорвался к Волге…

Об этом Дронов слышал еще на том берегу. Пламя пожарищ в заводском районе было видно и в медсанбате…

— Жмет он и на участке полка, — продолжал Елин. — На днях с трудом отбились у Дома Павлова… Слышали, завелся у нас такой домовладелец? — лукаво сощурился Елин.

О сержанте-«домовладельце» Дронов, конечно, знал. И из записок Кокурова, да и во фронтовой газете о Доме Павлова писали. И конечно, приятно читать, когда хвалят твоих людей…

— А ребята там подобрались молодцы, — продолжал полковник. — Крепко держатся. Только, надо полагать, противник их в покое не оставит… Это у него кость в горле.

И командир полка подробно обрисовал предстоящие третьему батальону задачи.

— А теперь попьем чайку, Виктор Иванович? — пригласил Елин в заключение. — Надо же отметить возвращение!

Дронов смущенно поблагодарил, но отказался — он торопился к своим. Полковник не стал задерживать.

Наконец ординарец повел Дронова «домой» — на КП батальона.

— Все еще в тюрьме сидите! — хмуро пошутил командир батальона, следуя к своему командному пункту. О, это место ему запомнилось. Ведь именно здесь, на пороге своего КП, он, как это определил комиссар батальона Кокуров, ухватился за поганую пулю…

Формусатов промолчал. Он гордо вел своего командира, предвкушая эффект от маленького сюрприза, приготовленного ко дню возвращения капитана из медсанбата.

В батальоне их уже ждали.

— Богато живете, — одобрительно оглядываясь, заметил комбат.

Это замечание Формусатов воспринял как похвалу себе. Ведь именно его стараниями просторный подвал разрушенной тюрьмы принял и вправду комфортабельный вид. В глубине стояли две кровати, покрытые ватными одеялами. Стены у кроватей завешаны огромными коврами; коврики поменьше устилали пол. Были здесь и письменный стол, и диван с высокой спинкой, и даже обеденный стол со стульями вокруг. Правда, несколько нарушала уют снятая с петель и покоившаяся на пустых ящиках дверь. Но такое нарушение стиля, видно, не смущало Формусатова, Тем более что сооружение предназначалось для телефонистов. Помещение хорошо освещалось лампами, сделанными из снарядных гильз.

— Это он все мастерит, — кивнул Жуков на ординарца, уже хлопотавшего вокруг банок с консервами.

Тем временем в штабе начал собираться народ. Первым пришел комиссар Кокуров, а когда весть о возвращении комбата распространилась, появились все, кто мог отлучиться, — пришли командиры рот Наумов и Дорохов, пришел политрук Авагимов, и, конечно же, поспешила Чижик — санинструктор Маруся Ульянова, оказывавшая Дронову первую помощь.

Вернись командир батальона после ранения в другое время, разговор затянулся бы до утра. Но теперь противник жмет. С часу на час может повториться вылазка.

Командиры рот коротко доложили обстановку. И хотя все было в порядке, Дронов решил немедленно осмотреть оборону трех опорных пунктов батальона: мельницы, Дома Заболотного и Дома Павлова.

Начали с мельницы. Седьмая рота Наумова, занимавшая здесь оборону, сильно поредела. А мельница стоит, как скала.

До чего ж крепко сложены эти старые мельничные стены! Сколько снарядов на них обрушилось, а им все нипочем…

В сопровождении Авагимова и Наумова комбат прежде всего обошел три вынесенных вперед пулеметных гнезда. Их огонь держит под контролем всю площадь Девятого января и достигает «молочного дома» — вражеского опорного пункта по ту сторону площади.

Стояла холодная ночь. Начались осенние дожди, и хотя уже несколько дней как перестало лить, раскисший грунт не просыхал. В тяжелых тучах, обложивших небосвод, отражалось зарево пожара. Грохотала канонада — это в районе заводов продолжался бой.

— А тут братья Карнаухи, — сказал Наумов, проводя Дронова по боковой траншейке в очередной окоп. — Земляки того самого Глущенка, что вместе с Павловым занял дом.

Капитан хорошо помнил этих уже немолодых солдат. Шестеро «старичков», земляков-ставропольцев, прибыли в батальон одновременно. Все попросились в одну роту.

В просторном окопе поеживался у ручного пулемета Тимофей Карнаухов. Его двоюродный брат, потягивая самокрутку, прикорнул. Увидев начальство, солдаты подтянулись.

Ну как, дружки-землячки, вышибаем из Гитлера дух? — спросил Дронов.

— Вышибаем, товарищ капитан, — ответил за обоих Тимофей. — Только дух в Гитлере дюже тяжелый, никак не вышибешь…

— Правильно говоришь, дружок, сильно тяжелый. А вышибать все же придется нам, никому другому…

Слабый свет ракеты, медленно опускавшейся где-то вдали, заглянул и сюда. Наметанный глаз Дронова отметил здесь полный порядок… Проверив пулемет, комбат отправился дальше.