Жена для генерального (СИ) - Коваленко Мария Сергеевна

А теперь за одну минуту стал фетишистом. Чокнулся! Никого к Аглае подпускать не хотел. Ни охранников, ни водителей – без разницы. Был бы рядом хороший отель, отвез бы туда и не выпускал из объятий до самого утра.

Но приличные отели в спальных районах не строили. Идея секса в машине, при дочке, не впечатляла совсем. А до моей квартиры нужно было еще добраться.

К счастью, несмотря на все уговоры будущего тестя, за долгие посиделки в моей крови не появилось ни промилле алкоголя. Трезвая голова была дороже пьяного братания, и сейчас за это самому себе хотелось сказать спасибо.

Выдрессированный Штерном водитель с первого раза понял просьбу освободить руль. Он быстро пересел к своим коллегам из охраны, и уже скоро три машины – охраны, моя и снова охраны – двинулись в путь.

Будто заболела той же хворью, что и я, Аглая перебросила пальто на заднее сиденье и стянула с шеи тонкий шарф.

– У тебя регистратор пишет звук? – Глаза моей девочки засверкали, как камень на кольце. Кошка мартовская. Одна штука.

– Если у тебя есть интересные предложения... – Я присмотрелся к регистратору. – Лучше молча.

– Тогда ни слова.

Словно по приказу свыше, перед нами загорелся красный свет, и Аглая сама дотянулась до моих губ.

С выводом про секс в машине я все же поторопился. Не знаю, кто развратил мою мышку... убил бы его не раздумывая. Но ее горячие руки, проворные пальцы, оказалось, умели такое, что мозг закипал.

Кортеж двигался медленнее черепахи. Полз по питерским улицам, позволяя обгонять себя велосипедистам и машинам автошкол. А мою скромную девочку, которая ноги порой раздвинуть боялась, было не узнать.

Аглая так и напрашивалась на наказание. Вымаливала его проворной рукой за моей ширинкой. Требовала влажными губами на шее. Добивалась засосами, наглыми, жаркими, от которых в паху все каменело и болело. 

Не было у нее совести ни на грош. Девочку из приличной семьи как подменили. Подсунули вместо нее жадную, развратную красотку. Румяную от смущения и одновременно бесстыжую до такой степени, что уже на втором светофоре я с мясом выдрал регистратор и чуть не взвыл в голос от кайфа.

Нереально это было. Слишком ярко и сладко.

Болезненно-приятно. И долго.

Будто в юность вернулся. В девственную. Когда шизел от каждого поцелуя и загибался от любой смелой ласки.

Не берегла мышка мою крышу совсем. Взрывала своим быстрым кулачком и тяжёлым дыханием на ухо.

Порой, казалось, руль вырву точно так же, как регистратор. Пару раз приходилось съезжать с проспекта на более темную улицу или стоять на зеленый, словно внезапно стал дальтоником.

Ума не приложу, что о моем вождении считала охрана. Мозгов не звонить у них, к счастью, хватало. А у меня самого получалось думать лишь о дороге, о дочке на заднем сиденье и о том, что сделаю с ее мамой, когда мы доберемся до дома.

Не было в мыслях ничего скромного и ванильного. Суровое кино для взрослых. Без ценза и перерывов на рекламу.

Но кто я был такой, чтобы ведьма Судьба исполняла мои заказы?

Мы ещё не доехали до дома, как я одним местом почувствовал неладное. А стоило припарковаться возле подъезда, первым, кого встретил, оказался Штерн.

Ворон мой чёрный. Вестник, к которому недавно катался сам. Все боялся накликать беду. Но, похоже, ни фига не помогло.

О том, что не ошибся в своих предчувствиях, я убедился спустя всего несколько минут.

Дима не спешил признаваться, зачем приехал. Вначале, заметив кольцо на безымянном пальце Аглаи, поздравил нас с помолвкой. Брякнул что-то на иврите. Потом спросил про «хвост», будто я мог заметить преследователей, которых упустили его опытные ищейки.

Лишь когда мы пересекли порог моей квартиры, Штерн предложил пойти в кабинет.

– Есть вопрос. Обсудить желательно прямо сейчас, – произнес он, словно о погоде на завтра со мной беседовать собрался.

Первым порывом было так и поступить. С хорошими вестями Дима не приезжал, а пугать Аглаю плохими не хотелось. Но в самый последний момент, вместо того чтобы плотно закрыть за нами дверь, я оставил ее открытой.

Год назад я уже сделал выбор за двоих. Тяжелый и для меня, и для мышки. Вряд ли у меня было право на повторение.

Проследив за моими движениями, Штерн нахмурился, но советовать ничего не стал.

– У нас проблемы. – Он подошел к окну, заглянул за штору и лишь потом продолжил: – Герасимова выпустили под залог.

– Что? – Я ушам своим не поверил. – Когда?

– Два часа назад. Мне следователь позвонил. Он ничего не смог сделать.

– Твою мать...

Оглянувшись назад, я шумно выдохнул. Сдерживать мат было сложно. Лишь напряженная тень в дверном проеме заставляла держать рот на замке и глотать все рвущиеся из груди слова.

– Ты же говорил, что это невозможно! – Опустившись в кресле, я обхватил руками голову. – Что налоговая и прокуратура – все копают под этого урода, и сверху никто заступаться не станет. Дима, какого черта?

Я не собирался повышать голос, но сдержаться все же не удалось.

– Я никогда не говорю про «невозможно». А сверху за Герасимова никто и не заступался. – Штерн наконец оставил штору в покое и сел напротив меня. Спокойный как удав и собранный, как Наполеон перед Бородино. – Помнишь, я рассказывал, что прокуратура взяла всех директоров субподрядных организаций? Как сообщников.

– Да. Пятерых. Они еще начали давать показания, – вспомнил я прежний отчет.

– Начали, – Дима кивнул. – Три дня давали. Все на смягчающие обстоятельства рассчитывали. Как итог на пятнашку Герасимову наговорили. Прокурор дело в суд готовить начал. Многотомник. А сегодня директора вдруг отказались от своих показаний.

– Все пятеро? – не верилось.

– Все до единого... – Дима тоже проглотил пару «ласковых». – И более того – взяли вину на себя.

– Что они сделали?!

Последние слова Штерна казались слуховой галлюцинацией. Совершенно безумной и нереальной. Пять разных людей! Не рядовых сотрудников, а директоров! В Сивку-бурку поверить было проще, чем в то, что за решеткой они могли сговориться и начать обелять бывшего партнера.

– Они сознались, что вынудили Герасимова пойти на сделки и лично организовывали вывод средств. В свою пользу. Он якобы жертва.

– Они вообще в себе?

– Еще как в себе, но песня у всех одинаковая. То, что могут загреметь надолго, понимают отлично.

– А прежние показания?.. – я пытался ухватиться хоть за какую-нибудь соломинку.

– Утверждают, что прежние признания были получены под давлением. А сейчас они больше никого не боятся и не хотят, чтобы невинный человек попал за решетку.

В этот раз что мне, что Штерну удержаться от матов было адски сложно. Дима до побелевших костяшек сжал край стола. Я, сам того не заметив, тремя пальцами сломал пополам карандаш.

– И Герасимова тут же отпустили, – закончил рассказ за нас двоих.

– Такие, как он, никогда не экономят ни на киллерах, ни на адвокатах. Сам понимаешь. Все, что успел сделать следователь, позвонить мне и предупредить.

– Не система, а шапито! – Деревянные обломки улетели в дальний угол кабинета. – Неужели нельзя было нажать на этих директоров? Найти тех, кто заставил их взять вину на себя? Тут идиоту понятно, что Герасимов тупо пустил их в расход! Взялся за родных или чем-то шантажирует.

Мой мозг отказывался верить, что все наши старания оказались напрасными. Такого не могло случиться. Компромат Шульца проверили Димины финансисты, затем мои. У нас сошлась каждая цифра.

После этой проверки Бадоев пятнадцать человек отстранил от работы и лично под белые рученьки вывел из офиса «А-групп» главного бухгалтера. Навсегда.

Не могло все вернуться туда, откуда началось.

– Понимать можно что угодно, только общая картина от этого не изменится. – Дима устало потер глаза. Затем прежним уверенным тоном продолжил: – Есть главный подозреваемый, который утверждает, что невиновен. Есть пять чистосердечных признаний. И какая-то сумма денег на оффшорных счетах. Хоть разорвись, а никакой подробной информации об этих деньгах не получишь. Ни владельца, ни дат перечислений, ни точного количества нулей – шито-крыто. Будь у нас хотя бы полгода в запасе, мы размотали бы этот клубок с другой стороны. Перетрясли бы всю документацию подрядчиков. Правда всплыла бы.