Французский сезон Катеньки Арсаньевой - Александр Арсаньев

Ко всем моим неприятностям с неба начала сыпаться какая-то дрянь и заметно похолодало. Еще немного, и я обеспокоилась бы всерьез, так как возвращаться в незнакомую деревню на ночь глядя – перспектива не из приятных. Но в тот самый момент, когда я готова была забарабанить в ворота с утроенной энергией, услышала испуганный голос:

– Кого там Бог принес в столь неурочный час?

Таким образом мне дали понять, что я уже нарушила монастырский устав, и такое начало не обещало мне ничего хорошего. Но отступать было поздно, и я произнесла, как можно смиреннее:

– У меня поломалась коляска, а мне бы не хотелось ночевать в открытом поле. Не будет ли мне позволено провести эту ночь под крышей вашей обители?

В воротах открылось небольшое оконце, и чей-то глаз с откровенной неприязнью уставился на меня.

– А кто такая будете?

– Арсаньева, Екатерина Алексеевна, мать-настоятельница должна меня помнить, – ответила я и тут же пожалела о сказанном.

– Подождите, – ответил голос немного приветливее, после чего окошко захлопнулось, и я услышала звук удаляющихся шагов.

Прежде, чем привратница вернулась, казалось, прошла целая вечность. Мне уже стало казаться, что я допустила очередную бестактность. Тем самым закрыв для себя двери этой обители уже навсегда.

«Что значит „должна помнить“? – корила я себя. – Это звучит почти как угроза. И не лучше ли было назваться просто по имени? Катерина мол, заблудшая… Бред какой-то. Что я несу? Заблудшая… надо же такое придумать, еще бы блудницей назвалась. И зачем я назвала ее матерью-настоятельницей? Кажется, так ее могут называть только монахини.»

Мне уже казалось, что она не вернется никогда, когда ворота наконец приоткрылись и тот же голос произнес:

– Заходите.

Неожиданно я испугалась, и потребовалось некоторое время, чтобы пересилить это чувство и все-таки войти. Что же испугало меня? Видимо, интонация привратницы, она снова была грубой и почти издевательской.

Я постаралась убедить себя в обратном, и все-таки вошла внутрь. Ворота за моей спиной захлопнулись с таким грохотом, будто привратница вложила в это действие всю свою силу, подкрепив ее ненавистью к нежданной посетительнице.

Уже совсем стемнело, и я передвигалась по двору почти на ощупь. А когда наконец добралась до какой-то двери, то ударилась о низкую притолоку, набила огромную шишку на голове и едва не потеряла сознания.

В этот момент меня подхватили чьи-то руки и втащили, по другому не скажешь, внутрь.

Это была крохотная келья, напомнившая мне чулан в родительском доме. Наверное, потому, что в детстве я его почему-то боялась. В келье был стол и лавка. Крохотная свечка и лампадка в красном углу скупо освещали помещение.

Сопровождавшая меня монахиня осталась за дверью, но я сразу же поняла, что кроме меня в комнате был кто-то еще.

– Кто здесь? – спросила я испуганно, вглядываясь в полумрак.

Не дождавшись ответа, я схватила со стола свечку и подняла над головой. Стало немного светлее, и в испугавшей меня тени я узнала сестру Манефу… в миру – Анастасию Лобанову.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

– Вы, кажется, желали меня видеть, и даже в том смысле, что мы с вами родственницы? – спросила она меня насмешливо и зло.

– Не буду отрицать, – ответила я, переживая, что голос мой при этом дрожит, – я искала с вами встречи.

– Чем же обязана такой честью?

Мысль моя судорожно билась о стены тесной кельи в поисках выхода, но тщетно. Я не могла придумать ничего мало-мальски правдоподобного, в то же время не раскрыв своей истинной цели, поскольку подготовиться к подобной встрече не имела возможности.

– Мы с вами уже встречались, – сказала я, пытаясь оттянуть время.

– Если вы имеете в виду – на пожаре, – улыбнулась она с явным вызовом, – то можно сказать и так.

«Она и не собирается скрывать, – с трудом соображала я, – что находилась там в ту страшную ночь, и при этом улыбается. Почему? Что она находит в этом смешного?»

И тут же мне вспомнились все подозрения Петра Анатольевича относительно этой женщины, и это, как вы понимаете, не добавило мне хорошего настроения.

– Или вы имеете в виду ИНУЮ встречу?

Я не поняла, почему она выделила слово «иную», и на что она намекает. На меня нашел какой-то интеллектуальный столбняк, а проще говоря, ни о чем ином, кроме шишки на голове, я думать не могла, тем более, что голова моя с каждой минутой болела все сильнее, и от этой боли к горлу начинала подступать тошнота.

«Только сотрясения мозга мне теперь не хватало», – подумала я, поежившись от одного этого предположения. Однажды в юности я испытала все прелести этого состояния, упав с норовистой лошадки, и теперь находила у себя аналогичные симптомы.

– Так какую же встречу вы имеете в виду? – вновь спросила меня эта женщина.

Она в эту минуту совершенно не напоминала монахиню. И платье ее под грубой накидкой, насколько я сумела разглядеть, было богатым и нарядным.

– Мы встречались только раз, – ответила я.

– И вам захотелось познакомиться поближе?

Она явно надо мной издевалась.

– Ну вот мы и встретились, ваше желание исполнилось. Что же дальше?

«А действительно, что же дальше?» – подумала я, и едва не произнесла эти слова вслух.

– Зачем вы убили Константина? – спросила я, и неизвестно для кого из нас этот вопрос был более неожиданным. Во всяком случае, мою собеседницу он совершенно не смутил.

– А кто вам сказал, что его убили? – спросила она с той же еле заметной улыбкой.

– Я в этом уверена.

– Но это не так.

Она была настолько спокойна, что я не верила своим глазам.

– Вас, я вижу, его смерть не слишком расстроила?

– На все воля Божья, – ответила она с показным смирением, и перекрестилась.

И я не сразу нашлась, что ей ответить. Играть в ее игры мне не хотелось. И ее лицемерию я могла противопоставить только полное его отсутствие, поэтому, недолго думая, задала следующий вопрос:

– А зачем вы пытались убить Петра Анатольевича?

Она как будто ждала этого вопроса.

– Это вашего любовника что ли?

От подобного хамства у меня кровь прилила к вискам. Я еле сдержалась, чтобы не наброситься на нее с кулаками, и только понимая, что именно этого она и добивается, нашла в себе силы этого не сделать.

– Я вижу, моя личная жизнь для вас не секрет?

– Должна же я знать, кто разыскивает меня по всей губернии.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Какой?

Улыбка исчезла с ее лица, может быть потому, что она сделала неверный ход и сама это поняла. Признавшись, что знает Петра Анатольевича, она косвенно подтвердила и то, что в курсе совершенного на него покушения. То есть почти призналась в своем в нем участии. Потому что широкой огласки в городе это событие не получило. И несмотря на шаткость подобного утверждения, настроение у меня немного улучшилось. «Выигрывает в конечном итоге тот, у кого хватает терпения дождаться ошибки противника», – вспомнилась мне в эту минуту вычитанная где-то мысль.

– Если желаете, я его повторю.

– Не стоит, – уже с откровенной ненавистью произнесла госпожа Лобанова, язык не поворачивается назвать ее сестрой Манефой, – у меня хорошая память.

– В таком случае не посчитайте за труд на него ответить. А заодно расскажите мне, отчего умер Карл Иванович. Почему – я знаю, меня интересует диагноз.

Это был явный блеф, но похоже – я попала в точку.

– Вам кажется, что вы поймали меня в ловко расставленные сети, – словно прочитав мои недавние мысли, с наглой самоуверенностью произнесла она. – Так вот, дорогая моя, вы ошибаетесь. Это я поймала вас. И если до сегодняшней нашей беседы у меня еще были какие-то сомнения, то теперь я не питаю в отношении вас никаких иллюзий. И поэтому, – она вздохнула, – можете винить в этом только себя, но у меня просто нет иного выхода. Вы мне его не оставили. Хотя вас честно предупреждали…

При слове «честно» я не смогла сдержать усмешки.

– Что вас так забавляет? – спросила она сквозь зубы. – Или это у вас нервное?

– На что вы рассчитываете? – спросила я. – Что и мою смерть вам удастся списать на болезнь сердца?

– Позвольте по этому поводу оставить вас в неведении, – резко поднявшись на ноги, швырнула она мне в лицо и покинула келью.

Я могла утешаться тем, что мне все-таки удалось вывести ее из себя. И только этим, потому что иных поводов для радости у меня в тот момент не было.

Особенно после того, как звук задвигаемого засова на моей двери подтвердил мне, что мышеловка захлопнулась. И я уже начинала осознавать себя не слишком умной мышкой.

«Итак – попыталась подвести я печальный итог своей сегодняшней деятельности, – мне теперь достоверно известно, что Константина Лобанова умертвили. Известно мне и то, благодаря кому он покинул этот мир. Во всяком случае, с одним из соучастников преступления я только что имела почти светскую беседу. То, что она действовала не одна – не нуждается в доказательстве. Такое не под силу совершить одиночке. Но ни причины, заставившей этих людей поступить таким образом, ни способа, с помощью которого они добились желаемого, я не знаю. А в нынешних обстоятельствах, возможно, уже не узнаю никогда. А возможность передать кому бы то ни было эту информацию и вовсе проблематична.»