Стеклянный букет - Анна Иосифовна Кальма

Мне было странно так громко разговаривать о папе, когда он сидит тут же, за столом. Но он не обращал на нас никакого внимания.

— Он все время такой. И со мной так же встретился. Видно, не узнает, — сказала мама.

Она положила голову на стол. Я подошел и стал гладить ее по волосам. А папа сидел и говорил непонятное…

Сейчас, когда я хотел уже сложить тетрадь, ко мне подошла мама. Я думал, что она станет сердиться на меня, что я так поздно не сплю, но она меня нисколько не ругала. Положила только мне на плечо руку и сказала:

— Держись, Андрюша. Помни, что мы с тобой взяли на себя заботу о человеке — об отце. Это очень важная забота. Держись, Андрюша.

— Пойдем, — сказал я, — я уложу тебя спать.

И в эту ночь не мама укладывала меня, а я маму.

13 января, через два часа

Я не могу спать. Совсем не могу, ни минуточки. Сейчас, наверное, два часа ночи, а я еще и не засыпал. Я все лежал и все думал. Что теперь с нами будет? Как мы будем жить? Может, врачи нарочно сказали маме, что папа еще поправится? Может, он даже никогда не поправится?! Всегда будет таким…

Почему я не взрослый? Почему я еще мальчик?! Если бы я был сейчас взрослый, у меня была бы такая сила, что я все мог бы выдержать, всем бы помогал — и маме и папе — и ничего бы не боялся.

Вот в прошлом году я читал про Героя Советского Союза Юрия Смирнова, как его фашисты живого распяли. Они хотели добиться от него, куда пошли наши танки и где осталась свободная дорога, чтоб им удрать. Но Юрий Смирнов ничего не сказал, ни слова, и фашисты прибили его живого большими гвоздями к стене.

А ведь он был только на пять лет старше меня! Неужели я не могу быть, как Смирнов, — такой же сильный, железный даже, чтобы всякие муки выдерживать и смотреть спокойно на самое страшное?! Ведь сначала этот Смирнов был совсем простой, обыкновенный, вроде меня. И ничем не выделялся: в кино ходил, на речку купаться. И Зоя Космодемьянская, и Матросов, и Покрышкин, который теперь три раза Герой, тоже ведь были когда-то простыми ребятами!..

Сазонов Андрей, двойка за поведение! Скорей, скорей надо погасить свет, а то мама зашевелилась!

Что нам делать? Что нам делать?!

15 января

Мы с мамой решили чередоваться: утром, до школы, я буду с папой и буду все для него делать, а потом мама меня сменяет. А когда я приду из школы, мы уже оба будем при папе. Мама поговорила у себя в институте, рассказала о папе, и там все очень заволновались, сразу дали маме работу на дом, сказали, что придут с доктором.

Как только я встаю, я первым делом даю папе в постель папиросу и чай. Потом я помогаю ему подняться, умываю его, одеваю и даже брею. В первые два раза у меня плохо шло дело с бритьем и оставалось много корявых мест, а сегодня мама сказала, что я брею, как настоящий парикмахер. Бритва безопасная, и можно не бояться, что я порежу папу.

Все дела мне теперь приходится делать два раза. Два раза вставать, два раза умываться, есть, ложиться спать — за себя и за папу. И мама тоже почти все делает дважды, потому что и она действует за себя и за папу. Мы оба разговариваем с папой, как будто он слышит и может отвечать. Так нам легче. Вот и сейчас я пишу и слышу, как мама уговаривает папу:

— Поешь, Петя. Это картофельный пирог с мясом. Очень вкусно.

17 января

Сегодня я зашел к Соне. Она сначала не хотела со мной даже разговаривать, а потом, как узнала, что у нас случилось, охнула и на постель села. Конечно, она сейчас же стала разговаривать и сейчас же сказала, что тоже будет помогать ухаживать за папой. Оказывается, ее отец уже неделю, как вернулся, выступает опять в цирке, и Соня теперь весь день дома, готовится к школе.

— А ребята в отряде знают про твоего папу? — сразу спросила она меня.

— Нет еще, — сказал я.

— Что же ты им не сказал? Ведь они сейчас же прибегут — помогут. А пока они не знают, я буду к вам по утрам приходить — помогать тебе.

Я посмотрел в окно, а потом сказал, что мы с мамой очень хорошо сами справляемся. Я не хотел, чтобы Соня видела папу. Не знаю, отчего мне не хочется никому папу показывать, то есть, конечно, знаю, только не могу сказать это словами. В общем, Соня, наверное, что-то сообразила. Спрашивает:

— Ты не хочешь, чтобы я приходила к вам?

Я промычал что-то.

— Ладно, — говорит Соня, — тогда ты сам приходи, когда сможешь.

Потом посмотрела на меня:

— Помни: я твой друг, что бы ни случилось…

— Помню, — сказал я и поскорей ушел.

19 января

Только что приходили наши из школы. Вот я удивился, когда открыл дверь, а там стоят трое: Ольга Петровна, Паша Воронов и третий, маленький, я его даже не сразу признал, — Степан Гулин.

Оказывается, мама позвонила Петру Кузьмичу предупредить, что я, может быть, несколько дней не приду в школу, и сказала ему причину. Петр Кузьмич, конечно, все сейчас же передал Ольге Петровне, а она вызвала к себе Пашу как самого доверенного и председателя совета отряда и предложила пойти к нам — навестить.

— А уж я сам потащил к тебе Степана, — сказал Паша.

Он был очень тихий и серьезный, да и Степа, видно, робел и стеснялся и все поглядывал на Пашу, как будто боялся сказать что-нибудь не так.

— Наши уже все знают? — спросил я.

— Нет, никто еще ничего не знает, а то все, наверное, примчались бы сюда, — сказал Паша. — Ты ведь знаешь наших: они чуть что — лезут со своей помощью и советами. Нет, я решил раньше сам прийти, узнать, что тебе нужно, а потом уж сговориться в отряде с ребятами.

Ольга Петровна разговаривала с мамой, они не могли нас слышать.

— Спасибо, ребята, только нам ничего не нужно. Мы сами хорошо справляемся, — сказал я. — И… вот что, ребята… Вы там, у нас, ничего не говорите пока… Ладно?

Паша и Степа во все глаза смотрели на меня. Степан первый кивнул головой.

— Правильно, — сказал он, — мы ничего не скажем. —