Зовите меня Апостол - Р Скотт Бэккер

Вы когда-нибудь фото Распутина видели? С паршивого древнего снимка смотрит и прямо за нутро берет. Век с лишним прошел, а под взглядом ежишься, будто ширинку забыл застегнуть.

Ну, мы киношное общее место знаем: у кого глаза с сумасшедшинкой, тот и злодей. Однако жизнь не кино, и я знавал еще кое-кого с глазами маньяка. Я бы умер за Шона О’Мэя — если б он не умер за меня.

Сто шестьдесят фунтов веса, а взгляд на всю тысячу. Попробуй сыграй в гляделки — Альцгеймера заработаешь.

Так что я не спешил с выводами. Честное слово. Меня к ним подтолкнула дама, красовавшаяся рядом с преподобным и всех вокруг испепелявшая взглядом. Аппетитная особа. Зрелая, сильная красота. Не Молли, конечно, но очень даже ничего. Высоченные шпильки дырявят дерн, джинсы — тонюсенькие, в облипочку, а от буферов рыдал бы целый сонм алчных младенцев.

— Кто эта женщина рядом с ним?

— Э-э… его жена Шейла.

— A-а, — протянул я, подумав: «Здравствуйте, миссис Злобная Сука».

— Дружелюбия у нее хоть отбавляй, — обронила Молли.

Ух, обожаю, когда Молли отпускает колкости.

Породу Злобных Сук я знаю хорошо. Они — мой хлеб с маслом. Во имя мести кошельки раскрываются легче всего. Настоящая урожденная Ее Высочество Злобная Сука весь мир спалит, чтобы вам шкуру прижечь. А потом зайдет проведать вас в ожоговое отделение, присядет рядом, нежно поглядывая и опиливая ноготки, а когда медсестры отвернутся, вытрет пилочку о вашу полопавшуюся, воспаленную кожу.

Но здесь и сейчас самая важная для нас особенность Злобных Сук — это их матримониальные предпочтения. Обычно эти твари когтят вялые мягкопузые душонки Добрых Хороших Парней — тех, кто так и просит освободить их от всякой ответственности и нужды думать самим. Уверен, что вы много таких знаете. Конечно, порой Злобным Сукам попадаются и просто невезучие — никогда ведь не знаешь, куда занесет на очередном повороте. Но чаще всего их добычей становятся те, кто вовсе не склонен быть жертвой. Скорее наоборот.

Главная мишень Злобных Сук — социопаты, лютые человеконенавистники.

Я и сам в последние годы брожу в опасной близости от этой людской категории, потому провел изрядно времени в раздумьях: что же сводит вместе Злобных Сук и злобных мерзавцев? По-моему, дело не только в навязчивой устремленности к садомазохизму. Социопатов тянет на Злобных Сук потому, что лишь они одни могут расшевелить застоялое болотце их душ. Моя жизнь — мексиканская мыльная опера, полная воплей и сцен, и я знаю, как легко страсть переходит в насилие. Потому, если вы эмоционально глухи, если вы — из того не слишком малого меньшинства, в ком слово «насилие» будит не больше чувств, чем, например, слово «кресло», Злобная Сука уж точно не встанет в ряд униженных женщин, чью жизнь вы испоганили. Вы ее запомните, вы в нее вцепитесь. Сволочь к сволочи.

Я только бросил взгляд на жену преподобного Нилла и понял: этот пастырь не заурядный провинциальный святоша и уж отнюдь не обыватель, лелеющий безобидные грешки.

Преподобный Нилл — полновесный, законченный и состоявшийся человеконенавистник.

То бишь мой новый главный подозреваемый.

Когда совести нет, всегда найдется что-нибудь по другую сторону закона. Не верите — гляньте на наших президентов.

Подвинься, Баарс, в Городе Сволочей появился новенький.

— Апостол? Может, нам лучше…

Лицо Молли заметно омрачилось, а я бодренько изобразил благодарность — почти искренне, надо сказать.

— О-о, замечательно! Молли, чувствуешь этот божественный запах? У меня слюнки текут!

На самом-то деле, я чувствовал только вонь свинячьего дерьма. Не спрашивайте, как могут вонять воспоминания, я не знаю. Но они же смердят!

Бедняга Тим, слепой котенок, улыбнулся во весь рот.

— Это Джонни сварганил, он у нас главный по барбекю, — объяснил поспешно. — Старый друг преподобного, еще с семинарии. Вы б его соус попробовали. A-а, пальчики оближешь! Честное слово!

— Кто это — Джонни? Вон тот байкер?

Слева, за спиной преподобного, у потертого пластикового стола околачивались трое не очень презентабельных типов. Двое выглядели наркотами: тощие, жилистые, глаза мутные, злые. Но указал я Тиму на третьего, возвышавшегося над остальными, словно гора: пышная рыжая шевелюра, бородища по грудь, плечи — косая сажень. Титан. Образчик, достойный музея.

— Его все зовут Мальчик-с-Пальчик — за размеры. — Тим расхохотался.

Тут даже Молли хихикнула.

— На него глянешь — сердце в пятки.

— Ну да. Только вы по внешности не судите. Он — клевый. На все сто.

А еще он — член АБ, «Арийского братства». Это видно по наколкам — не таким явным, как у типа со свастикой на пузе, но для знающего вполне понятным. Интересно, что за «семинарию» прошел Нилл?

Еще один жирный минус святому отцу. Прошлое повторяется — мне ли не знать? Ведь это и есть мое пожизненное проклятие.

— Апостол? — На этот раз Молли меня локтем ткнула. — Может, нам лучше…

— Великолепно! — провозгласил я. — Датчи, приятель, представишь нас?

— …поторопиться? — договорила Молли.

А я бодро зашагал по истоптанной траве.

Нас представили. Нам представились. Улыбающаяся Шейла выглядела будто готовый атаковать клингонский крейсер. Потискав осторожно ее когтистые пальцы, так и хотелось крикнуть: «Броню к бою!» Преподобный Нилл обнял мою руку ладонями, прямо светясь от христианской радости. Джонни Мальчик-с-пальчик — ну и погоняло! — спрятал мою ладонь в своей мясистой лопате. Не улыбнулся — наверное, счел ниже своего достоинства.

— Апостол! — воскликнул преподобный. — Мне нравится это имя!

— Мои папа с мамой были нудистами, — пояснил я, вызвав общий смех, хотя я и не шутил.

Тим напомнил: мы, мол, и были те ходившие по домам и расспрашивавшие, про которых он говорил, а добрый пастырь тут же описал горе всей общины по поводу исчезновения Дженнифер Бонжур.

— Пожалуйста, скажите Аманде и Джонатану: мы всем приходом молимся за них, постоянно молимся!

Затем извинился: нужна небольшая проповедь, перед тем как Джонни начнет резать «чудеснейшую из свиней». Вслед за Тимом мы смешались с толпой пивных животов и лифчиков с лямками, врезавшимися в жирные плечи. Нилл выглядел щеголевато и элегантно в синих джинсах и черной рубашке с длинным рукавом. Начал обыкновенно — про единение во Христе, спасение во Христе. Нес обычную для таких случаев чепуху, а за спиной его шипела и шкворчала свинина. Но понемногу речь делалась все накаленнее, яростнее, пламеннее, и публика заводилась вместе с ним.

Преподобный рассказал, как вместе со зверями, еще до шестого дня творения, Создатель произвел ненастоящих людей, лишенных искры Божьей. Только Адам, чье имя на древнееврейском значит «показывающий кровь на лице», был первым настоящим человеком, наделенным совестью и стыдом.

— Лишь белые люди могут краснеть! — проорал преподобный, и толпа заревела в ответ, разноголосо, радостно. — Лишь они краснеют, потому что они — люди! Только белый человек несет Закон Божий в сердце!

И дальше: грязнокожие живут как звери, потому что они и есть звери, и потому Белый Американец должен повелевать ими.

— Разве позволено выпускать пса, дабы он бродил, безнадзорный, по улицам?

Преподобный рассказал и про змея-искусителя, и про соблазнение Евы, приведшее к рождению Каина, первого еврея. Эта «змеиная раса» — истинная угроза Белому Человеку. Они, обманщики, плетут ложь либерализма, убеждают сынов и дочерей Адама возлечь с двуногими зверями.

Вашу мать.

Про таких слышишь, узнаешь про их дурацкую веру и думаешь: ну вот же идиоты! Потом забываешь о них. Но однажды пьяный свояк на Рождество тянет вас за рукав в сторонку и объявляет: боюсь, парень, гореть тебе в аду. Черная кожа — черное сердце. И прочее в том же роде. Альберт прав: люди готовы поверить в любую льстящую им чушь.

Преподобный Нилл перешел к ОСП, то бишь к «оккупированному сионистами правительству». Затем — к грядущему Возгоранию (ох, как сочно выговорил: «Возз-горр-аннию»), расовому Рагнарёку,[42] когда праведные покончат с либеральным равенством, очистят Америку, искупят ее грехи и, конечно же, встанут во главе.

Забавно, как все в конце концов сводится к власти. Мораль, нравственность, справедливость — чепуха, болтовня по дороге к настоящей цели.

— Апостол! — снова заныла Молли, уже тише и осторожнее, но раздраженно — будто запихнули ее в лифт вместе с заблеванными и смердящими.

— А тебе разве не интересно?

— Интересно?!

— Конечно. Это журналистское расследование во всей красе.

Ткнула кулаком мне в руку — вроде шутливо, но ясно: хотела бы по яйцам врезать, и посильнее. Зато ныть перестала.

Преподобный отговорил, и началась суета: расставляли тарелки, раскладывали свинину. Толпа весело гомонила, слышались смешки — обычный жизнерадостный шум немудрящих людей. Ведь и не скажешь, на них глядя, в какую людоедскую чушь верят. Молли снова принялась меня тормошить: уже видели достаточно, пора идти, жирной еды она не переваривает, но я слушал разговоры Джонни Мальчика-с-пальчика и пары его приятелей-наркотов за столом. Что же они удумали?