Площадка - Михаил Юрьевич Третьяков

кислотность, так что рвота была вполне ожидаемым последствием. Хотя… Я же не знал, что и как должен чувствовать, какие изменения должны произойти внутри меня. Правда, у меня не было ни апатии, ни отсутствия желания узнавать что-то новое — основных признаков влияния дождя. Мне просто стало понятно, что дождь ни при чем, точнее, конечно же, при чем, только проблема не в дождевой воде, а в чем-то другом.

Для мониторинга метеорологических параметров на полигоне была установлена станция, измеряющая следующие характеристики: температуры и влажности воздуха, скорости и направления ветра, количества осадков, приходящей суммарной солнечной радиации, температуры и влажности почвы, атмосферное давление, количество ударов молнии и среднее расстояние до нее. Для прямых измерений потоков парниковых газов на полигоне использовался метод турбулентных пульсаций и метод экспозиционных камер. Автоматические стационарные камеры были установлены на поверхности почвы для получения данных о временной изменчивости потоков парниковых газов. Оборудование для пульсационных измерений установлено на метеорологических мачтах, на участках с однородным рельефом и структурой растительности, верхняя граница которой не превышала двадцати метров. Большой комплекс оборудования на полигоне предназначался для количественного определения пулов углерода и других химических элементов в растительности и почве, а также для определения изотопного состава образцов.

Судя по приближающимся звукам грома и вспышкам молний, фронт косохлеста двигался в мою сторону, а я не хотел бы оказаться в эпицентре дождя. Несмотря на наличие напичканной дорогостоящим оборудованием вышки, никто почему-то не додумался разместить здесь хотя бы какой-нибудь вагончик для сотрудников. Вышка сама по себе являлась притягательным объектом для молний, что могло оказаться опасным для находящихся поблизости людей.

Тем не менее мне необходимо было сделать работу, а риски, которые возникали в процессе ее выполнения, были, с моей точки зрения, гораздо ниже, чем при попадании в ДТП. Так, согласно нашим приборам, в связи с постоянно идущим дождем число ударов молнии в пределах досягаемости нашей метеостанции в сутки увеличилось приблизительно в сотню раз, но даже при таком раскладе вероятность попадания молнии в человека составляла один к шести тысячам.

Я уже все доделал и собирался отправляться назад, когда и произошло то самое, как мне казалось, маловероятное событие. Вышка, конечно же, приняла часть удара на себя, но и на меня отскочила зигзагообразная искра. Я упал.

Не знаю, сколько времени я пролежал. Часы мои остановились, и стрелки показывали без четверти девять. Очнулся от того, что вода стала просачиваться мне за шиворот, несмотря на спецодежду. С водой всегда так: какая бы преграда ни была, она рано или поздно все равно найдет лазейку, через которую сможет просочиться туда, куда ей надо. Я сорвал маску и задышал свежим и чистым воздухом, который не вдыхал уж и не знаю сколько дней. Затем снял очки. Капли дождя, мокрые живые дождинки падали на лицо. «Хорошо, что прибор успел отложить до того, как в меня попала молния», — подумалось мне. Мысли двигались вяло, словно бы я только что проснулся от глубокого и долгого сна. Прислушался к своим ощущениям: холодная вода за шиворотом, затекшие мышцы, в остальном вроде все как всегда. Только вот в шуме дождя я неожиданно четко услышал тихий голос:

«Дождь был и будет всегда. Без дождя невозможна жизнь. Дождь — это вода. Мы состоим из воды. Вода находится в нас. Значит, мы являемся частью дождя. Каждый из нас — это капля. Каждая капля — это дождь. Вместе капли могут разрушить все. Чтобы что-то построить, надо что-то разрушить. В единстве наша сила. Правда всегда за нами. Каждая капля сильна, только если она — часть дождя. Дождь был и будет всегда. Без дождя невозможна жизнь…»

И так продолжалось по кругу. Голос преследовал меня неотступно, но страшнее всего было то, что он был в голове и нашептывал мне, убеждал меня в том, что никакой другой правды не существует, а я никак не мог перестать его слышать. Все тело словно бы покалывали острые иголки. А вообще-то, у меня возникло такое чувство, будто бы меня сбил автомобиль. Откуда взялось это ощущение, было совершенно непонятно. Иногда, не испытывая чего-то, мы почему-то с особой отчетливостью понимаем, что это ощущение могло соответствовать именно этому состоянию.

Мне было наплевать на дождь, на мокрую спину. Хотелось спрятаться, скрыться от этого голоса, и тогда я начал думать о ней, думать о том, почему обстоятельства сложились именно так, а не иначе. Почему я не могу сказать ей о своих чувствах, чего я боюсь? В моем возрасте уже глупо бояться того, что тебе откажут, что не будет взаимности. Но я ведь чувствовал ее интерес, чувствовал, что нравлюсь ей! У меня с детства была такая странная и до конца непонятная мне черта, которую я не встречал ни у кого другого. Я почему-то всегда дружил только с теми, кто хотел дружить со мной, влюблялся только в тех, кому нравился сам. Как будто, чтобы включить во мне эмоциональную цепочку, нужен был спусковой механизм в виде другого человека. Но тогда возникал вопрос: а действительно ли это нужно мне, или это просто ответ на эмоциональный раздражитель? С нею было все точно так же и в то же время по-другому: что-то, никогда ранее мной не испытанное, я ощущал по отношению к ней.

Мысли перебивали тихий шепот дождевой пропаганды. Я переобулся и сел в машину, двигатель завелся. Заиграла музыка «Miserlou» в исполнении Destiny Quartet, и голос внутри стих, а затем и вовсе замолчал. Покалывание иголок прекратилось. Пальцы мои стучали по рулю в такт музыке. Я нажал на сцепление, переключился с нейтралки на первую, и машина плавно соскользнула с травы на асфальтовое покрытие.

Дорога была без пробок, да и дождь особо не мешал. Домой я добрался к одиннадцати, принял ванну, разобрал и застелил диван и упал в забытьи.

День 198-й. Пятница

Я проснулся. Сам факт этого обстоятельства представлялся мне чем-то обыденным, но в то же время никогда еще я не просыпался таким уставшим и опустошенным. Прошедшая рабочая неделя, словно бы в отместку за мою неспособность повиноваться дождю, вырывала из моей жизни время, вырезала ресурсы, которые я мог бы потратить на поиск ответов на вопросы, действительно интересовавшие меня. Вместо этого я то ходил на собрания, то снимал показания с растений, которые мог бы снимать любой,