СОПЕРНИЦЫ - Нагаи Кафу

Чтобы поговорить обо всем этом, она частенько навещала дом гейш «Минатоя», принадлежавший старшей сестрице Рикидзи, и так получилось, что как раз сегодня её пригласили на спектакль в театр «Синтомидза».

В течение трех лет после того, как её выкупили из гейш, она заботилась лишь только о своем седовласом патроне — сямисэн не брала в руки, в театре почти не бывала, — и про себя считала, что натерпелась довольно. Вознаграждением было то, что благорасположение патрона простерлось до упоминания Кимирю в его завещании. Сама же Кимирю полагала, что она сделала все, что могла, и получила лишь то, что заслужила. Дальше вышло совсем по пословице: беда, коли жемчуг попадет в недостойные руки. Оказавшись свободной душой и телом, Кимирю не находила себе покоя. Посетив после долгого перерыва театр, она потеряла голову, когда увидела актера Сэгаву Исси, впервые исполняющего роль Дзюдзиро. К прежней своей старшей сестрице Рикидзи она обратилась с сумасбродной просьбой: если возможно, она хотела бы сегодня же, сразу после спектакля, встретиться с ним…

Хотя для Рикидзи все это было совершенно неожиданно и она чувствовала себя крайне неловко, ей пришло в голову, что лучший случай отомстить Комаё едва ли представится. И тогда она сказала: «Да, хорошо, положитесь на меня» — и согласилась целиком взять дело в свои руки.

Прежде всего, — думала Рикидзи, — следует поговорить с хозяйкой близкого к театральным кругам чайного дома „Кикё”. Воспользовавшись расположением этой старухи, которую в театре знал всякий, Рикидзи немедленно ей открылась и попросила передать Сэгаве просьбу хотя бы ненадолго заглянуть вечером в чайный дом «Куцува» в районе Цукидзи. Благодаря посредничеству опытной в подобных делах хозяйки чайного дома «Кикё», все пошло как по маслу. Как говорится, «родить легче, чем родов бояться», и уже во втором действии, к концу сцены в чайной «Кавасё»,[38] благоприятный ответ заставил часто биться сердце дамы с прической марумагэ (это была Кимирю), а также дамы с прической итёгаэси (это была Рикидзи). Третьей дамой в ложе была хозяйка чайного дома «Куцува». Когда она узнала, каков был ответ актера, то, не дожидаясь конца знаменитого эпизода возле жаровни котацу,[39] поднялась с места. Пояснив, что хочет вернуться немного пораньше, чтобы все подготовить, и что она будет ждать гостя у себя в чайном доме, хозяйка покинула ложу, по пути разок шлепнув Кимирю по спине.

Теперь, когда все решилось, от той Кимирю, которая недавно была так смела в речах, не осталось и следа. Охваченная волнением, она все больше молчала и даже в ответ на шутку хозяйки чайной лишь покраснела, но не смогла выдавить из себя ни слова.

Тем временем занавес поднялся, и на сцену вышла девушка Кохару в исполнении Сэгавы Исси. При виде его Кимирю невольно отпрянула и укрылась за спиной Рикидзи, а лицо наполовину прикрыла носовым платком, который держала в руке. Однако украдкой она во все глаза и затаив дыхание смотрела только на героиню Сэгавы, девушку Кохару. В это время Рикидзи дернула её за рукав, и она снова безотчетно покраснела и учащенно задышала, а Рикидзи деловито заметила:

— Он опять смотрит сюда! Кими-тян, покажи ему как следует свое лицо.

Кимирю и сама уже заметила, что, играя на сцене свою роль, Сэгава время от времени бросал взоры на их ложу, делая при этом вид, будто смотрит в противоположную сторону. Замечание Рикидзи совсем её смутило, она вспыхнула и опустила голову.

18

ВЧЕРА И СЕГОДНЯ

В чайном доме «Тисюн», в гостиной на четыре с половиной татами, которая стала для Комаё и Сэгавы Исси обычным местом желанных встреч, расположился Сэгава Исси в двустороннем кимоно с мелким набивным рисунком. В трех местах непрокрашенными оставлены были очертания его герба «Юивата», но так, чтобы это не бросалось в глаза, — излюбленная техника мастерской «Дайхико». Сэгава непринужденно привалился на бок, подобрав колени, так что виден был край его длинного нижнего кимоно бежево-оливкового цвета с протравленным белесым узором «сломанные колесницы» — надо думать, его специально заказывали в лавке «Эриэн». Пояс был на старинный манер очень узким, из китайского атласа с вытканной продольной полосой и красной нитью вышитыми на конце иероглифами «Дзёгэн» — вероятно, товар из магазина «Хираноя», что в квартале Хаматё. То, что в одежде обычного человека казалось бы безвкусицей, на актере, исполняющем роли женщин, напротив, выглядело удачно подобранной вещью. Сэгава завел руки за спину, чтобы потуже завязать пояс, и уселся прямо.

Его футляр для трубки с изображением алых кленовых листьев в потоке сделал мастер Дайсин. К старинной застежке футляра прикреплен был кисет из золоченой кожи с тисненым рисунком: куколки в ярко-алых китайских платьях. А застежка кисета — и кто только её сработал! Иногда случается видеть длинные плетенки из бамбука, которые набивают галькой и укрепляют ими берег реки, — подобная плетенка была сделана из серебра, а внутри виднелись мельчайшие камушки из золота. Все это великолепие Сэгава небрежно сунул за пояс.

— Комаё, я ненадолго. Через час-другой вернусь. Хорошо? Ну, не молчи. Подай, пожалуйста, мою накидку.

Свою верхнюю накидку из черного крепа Комаё еще даже не успела снять. Она раздраженно ворошила золу в жаровне и не поднимала головы.

— Хорошо, подожду, — ответила она сухо и в сердцах схватила со стола бутылочку сакэ чтобы наполнить и так уже полную чайную чашку.

Исси мгновенно остановил её руку:

— Да что с тобой?! Я ведь все уже объяснил, ты сама на себя не похожа… Этот гость из Осаки покровительствует нам еще с тех пор, когда был жив отец… Нынче после долгого перерыва на гастроли в Токио приехал осакский актер Содэдзаки-сан, вместе с ним специально изволил пожаловать этот наш патрон…

— Но, братец, если это правда, то разве о сегодняшней встрече с этим господином не было известно заранее? Тогда почему же вы давеча сказали в гримерной господину Ямаи, что, если все закончится не очень поздно, вы приглашаете его провести с нами вечер? Теперь вы говорите, что на ту, другую встречу понадобилось идти внезапно… Я ничуть не сомневаюсь, и все-таки это уж слишком…

Видно было, что Комаё крайне уязвлена, она не успела даже договорить, как голос её перехватило от слез.

— Так, значит, ты ни за что не согласна меня отпустить. Ну, нет так нет. Я просто-напросто никуда не пойду.

Сэгава нарочно пугал её, желая вызвать ответную реакцию, но так и не добился чего-нибудь вроде: «Раз уж так вышло, вы должны идти», — она только без конца вытирала глаза платком.

Чтобы показать, что он никуда не спешит, Сэгава достал из-за пояса свою трубку и сделал затяжку. Словно обращаясь к самому себе, он обронил:

— Ты говоришь не ходить туда, вот я и не иду. Если этот господин откажет мне отныне в своем покровительстве — так тому и быть. — Он выбил трубку. — Ведь ты же потеряла благосклонность своего драгоценного патрона Ёсиоки. Теперь и я потеряю своего патрона — будем квиты, никто никому не обязан, никто ни на кого не в обиде.

Сэгава решительно улегся на бок, словно хотел сказать: будь по-твоему! Теперь уж женщине, имеющей слабость его любить, ничего не останется, как самой упрашивать, чтобы он непременно ушел от неё в другое место. Именно на это с самого начала рассчитывал Сэгава Исси, обладавший большим опытом «в преодолении любовных неурядиц. Ну а если женщина будет упорствовать и ни за что не согласится отпустить его, он тоже покажет свой характер, вырвется и уйдет помимо её желания. Сколько бы колкостей ни говорили друг другу любовники, но когда дело заходит так далеко, женщины совершенно теряют решимость. Если после этого на полгода или год оставить все как есть, то, хорошенько подобрав момент для нежного примирения, он сможет без труда вернуть её. Сэгаве, чтобы знать это, не нужно было изучать страницы книги «Сливовый календарь любви», посвященные соперничеству гейш Ёнэхати и Адакити, такие ситуации он и сам мог предсказать до самого последнего хода. Если говорить по совести, в глубине души он уже чувствовал, что охладел к Комаё. Он порвет с ней тогда, когда найдет подходящую замену. Пусть даже формального разрыва между ними не будет, ему надо, чтобы отношения не становились глубже, чем они есть. Комаё, похоже, и теперь уже в долгах, так что если он еще на полгода или год продлит эту связь, то в конце концов, волей или неволей, вынужден будет посадить её на свою шею и жениться. Если все действительно пойдет именно так, смирившись со своей судьбой, он рано или поздно соберется с духом и женится. В том, что сам он знал об этом, было его преимущество перед Комаё.

Комаё в этот момент тоже раздумывала, и ей было страшно представить себе, как будет злиться на неё Сэгава после, если сегодня вечером, ни за что не желая его отпустить, она будет настаивать и удерживать его против воли. Ведь это Сэгава, а у него необычный, совсем не подходящий для артиста характер: он думает только о себе, он упрям, он ни к кому не хочет подольститься… Может быть, за это Комаё так и любит его. А вдруг и правда из Осаки приехал какой-то солидный господин? Сэгава ведь прекрасно ей все объяснил… И уже совсем без прежнего гнева, смягчившись, она сказала: