Первое дело слепого. Проект Ванга - Андрей Воронин

«Это просто такой рэкет, – с внезапной и неуместной веселостью подумал он. – У бабки кончилась выпивка, вот она и отправила этого типчика в галстуке в кафе: ступай, приведи русского туриста да проследи, чтоб без бутылки не появлялся…»

– Меня зовут Стоян, – представился провожатый, торопливо шагая вдоль пыльной улицы на полшага впереди Глеба. – Я работаю в гостинице, хорошо говорю по-русски. Меня вызвали к ней прямо с работы. Она сказала: «Ступай в кафе „Под старой чинарой“, найди русского, который там сидит, и немедленно веди его ко мне. Я должна ему сказать что-то очень важное».

– Я ведь, собственно, совсем не к ней приехал, – сказал Глеб.

– Это неважно, – немедленно откликнулся болгарин. – Знаете, однажды, когда я был молодой и глупый, у меня хватило нахальства сказать священнику, что не верю в Бога. Знаете, что он мне ответил? «Можешь не верить в него, – ответил он. – Главное, чтобы он верил в тебя».

Глеб промолчал, не преминув подумать, что его провожатый с тех пор стал ненамного старше и умнее. А рассказанную им притчу можно было толковать и так и этак…

Они свернули за угол, и Сиверов увидел заполонившее узкую деревенскую улочку стадо автомобилей и длинную, терпеливую очередь, растянувшуюся на добрых полквартала. Но еще раньше, чем он это увидел, до его ушей донесся дребезжащий старческий тенорок, выкрикивавший по-болгарски что-то сердитое. Вслушавшись и приглядевшись, он понял, что не ошибся: кричала действительно старуха, а смысл ее слов не оставлял никаких сомнений по поводу чувств, испытываемых ею к тем, кому эти слова были адресованы.

– Вы зачем сюда пришли? – кричала старуха. Она стояла у открытой калитки, придерживаясь морщинистой, покрытой коричневыми пигментными пятнышками рукой за железный столбик. Глаза ее были закрыты, из-под туго, по-деревенски повязанного черного платка выбилась прядь седых волос. Старуха была слепа, но лицо ее было повернуто к двум стоявшим напротив нее мужчинам, как будто в голове у нее был локатор, как у летучей мыши. – Ни в Бога, ни в черта не верите, и руки у вас в крови! Особенно у тебя, лысый негодяй. Дурное дело ты замыслил, брату за тебя стыдно!

Очередь почтительно внимала. Глеб понял, что старуха у калитки и есть легендарная ясновидящая; в следующее мгновение он остановился как вкопанный, разглядев тех, на кого она кричала.

– У меня нет брата, – спокойно и даже с легкой насмешкой отвечал тот, кого она назвала лысым негодяем. Он действительно был лысый; Глеб также не сомневался, что он негодяй, поскольку это был Граф собственной персоной, а стоявший рядом с ним молодой человек с угрюмым крючконосым лицом являлся не кем иным, как его ближайшим помощником по кличке Гроб.

– Как же нет, когда он рядом с тобой стоит? – сказала старуха.

Повернув голову, Граф посмотрел на своего спутника, и по его губам скользнула легкая пренебрежительная усмешка.

– Это не он. Мой брат умер десять лет назад.

– Как будто я не знаю! И не умер он, а его убили, зарезали за то, что ты взял чужие деньги, а подумали на него… Не туда смотришь! За левым плечом!

Усмешка исчезла с лица Графа, как будто ее стерли мокрой тряпкой. Он резко обернулся, словно и впрямь рассчитывая увидеть позади себя умершего десять лет назад брата – умершего, если верить старухе, по его вине. Судя по выражению его лица, обстоятельства этой смерти были угаданы Вангой с точностью до шестого знака после запятой. Солидного вида болгарин, стоявший чуть поодаль, при этом непроизвольно подался назад. Кровь отхлынула от его смуглого лица, и оно сделалось серым, как сырая штукатурка. Глядя на него, Глебу стало интересно, бледнеют ли негры и если да, то как это выглядит.

Не обнаружив, естественно, за своим левым плечом никакого брата, Граф медленно повернул голову обратно к Ванге. Усмешка вернулась на его лицо, глаза нехорошо прищурились. Он стоял, широко расставив ноги и набычившись, как перед дракой. Этот человек был не из тех, кого легко обратить в бегство, зато пришедшему вместе с ним поглазеть на знаменитую пророчицу Гробу явно было не по себе – он переминался на месте и вертел головой, словно прикидывая, в какую сторону бежать.

– От того, что ты затеял, многим людям плохо будет, – продолжала старуха, демонстрируя воистину поразительную осведомленность в делах, скрытых от широкой общественности под грифом «совершенно секретно». – Только знай, что ничего из твоей затеи не выйдет. Смерть твоя рядом стоит, на тебя смотрит. Она тебя видит, а ты ее – нет. Скоро уже, так и знай!

– Это мы еще посмотрим, кто скорее, – сказал Граф.

Очередь зароптала, и Глеб подумал, что, если этот болван скажет еще что-нибудь столь же любезное, толпа просто порвет его на куски, оставив тем самым агента Слепого без работы. Еще ему подумалось, что эта слепая старуха и впрямь видит куда больше, чем все зрячие, вместе взятые. Если это не так и слава ее основана просто на ловких фокусах, то следует признать, что техническим обеспечением данных фокусов занимается разведывательная организация, возможности которой многократно превосходят возможности самых крупных разведок мира. Выбрать из этих двух предположений какое-нибудь одно было трудно: оба они казались Глебу одинаково невероятными.

– Посмотри, посмотри, – проворчала старуха, теряя к Графу всякий интерес. – Смотри, пока можешь. А ты, – внезапно обратилась она к Гробу, – беги от него куда глаза глядят, пока цел. Дар у тебя есть, только что с ним делать, ты не знаешь. Да, дар есть… А вот добра, света в душе мало. Плохо это, парень. У тебя мать болеет, а тебе и дела нет. Только о деньгах думаешь, а много денег – это от дьявола. Запомни, денег должно быть ровно столько, чтобы на жизнь хватало, а от лишних денег одни несчастья. Крепко запомни! А теперь идите прочь, не хочу я вас видеть!

Кивнув Гробу, майор резко повернулся спиной к дому и начал плечом вперед прокладывать себе дорогу сквозь толпу.

Глеб быстро просчитывал варианты действий. Какая сила с такой завидной точностью привела его в нужное время на нужное место – обо всем этом он сейчас не думал. Лишь огромным усилием воли подавив желание выхватить пистолет и закончить дело прямо тут, на месте, пока его жертвы опять не ускользнули, он отодвинул попытавшегося робко преградить ему дорогу Стояна и двинулся следом за уходящим Графом. Мимоходом он подумал, что вот это, видимо, и было то важное сообщение, ради которого старуха так спешно выдернула его из кафе. Ай да баба Ванга! Он чувствовал, что ему придется коренным образом пересмотреть свои взгляды на все, что связано со сверхчувственным восприятием: слепая старуха в простом платье и черном вдовьем платке только что пробила в его материализме брешь, которой позавидовал бы даже айсберг, отправивший на дно «Титаник». Он решил, что хорошенько подумает об этом, когда освободится; возможно, будет нелишне действительно заглянуть к старухе и послушать, что она ему скажет…

– А ты куда собрался? – остановил его уже знакомый старческий голос.

Глеб повернул голову и увидел, что лицо с незрячими глазами смотрит прямо на него. Словно для того, чтобы развеять последние сомнения, узловатый, как корень оливы, указательный палец поднялся на уровень лица и отыскал Глеба в толпе так же безошибочно, как стрелка компаса отыскивает север.

– Ты ведь принес мне подарок, – с оттенком лукавства продолжала старуха. – Неужели так и унесешь его обратно? Иди сюда, я хочу тебе что-то сказать. Дела подождут, – добавила она, каким-то непостижимым образом догадавшись, что Глеб не торопится последовать приглашению. – Твое от тебя не уйдет, я знаю. Ну, иди! Или ты хочешь, чтобы я сказала это при всех?

Вот этого Глеб совсем не хотел. Остановить разговорчивую старуху можно было, наверное, только пулей, и что то подсказывало ему, что сделать это не сумел бы даже Граф – что-нибудь непременно помешало бы. Он бросил прощальный взгляд на спины удаляющихся преступников. «Да куда они теперь денутся, в самом-то деле? – неожиданно успокаиваясь, подумал он. – Из-под земли достану…»

Снова отодвинув Стояна, который, будто нарочно, опять оказался у него на дороге, Глеб под обращенными на него взглядами толпы зашагал к открытой калитке.

Едва переступив порог номера, Граф тут же с отвращением содрал с себя и яростно швырнул в кресло пиджак, оставшись в перекрещенной ремнями наплечной кобуры, насквозь пропотевшей рубашке.

– Вот ведь старая галоша! – процедил он, рывками ослабляя узел галстука и стаскивая его через голову, как помилованный висельник веревочную петлю. – Ума не приложу, как я ее не пристрелил!

Грабовский с кривой полуулыбкой опустился во второе кресло, налил себе из сифона теплой газированной воды и жадно выпил. Внутри у него до сих пор все дрожало. Знаменитая пророчица напугала его – он даже не знал, чем именно, – но больше всего он боялся именно того, о чем сейчас толковал Граф: что этот кретин, привыкший верить в силу интриг и оружия, и ни во что больше, рассвирепеет и попытается причинить чересчур разговорчивой и не в меру проницательной бабке какой-нибудь вред. Почему-то Грабовский был уверен, что из этого ничего бы не вышло: пистолет дал бы осечку, или Граф промазал бы (чего с ним, в общем-то, не случалось), или какой-нибудь камень, скатившись с горы и прокатившись, никого не задев, по всему поселку, размазал бы его по мостовой в тот самый миг, как он направил бы на Вангу свою карманную мортиру…