Первое дело слепого. Проект Ванга - Андрей Воронин

В тот вечер накануне отъезда, когда они вчетвером пили где-то добытую Графом дефицитную водку и обсуждали последние детали предстоящей операции, Борис Григорьевич Грабовский, по кличке Гроб, сделал первый осознанный шаг на долгом пути к тому, что он подразумевал под словом «совершенство».

Ночевали они вместе – «во избежание», как выразился предусмотрительный Граф. Ехать им предстояло порознь, и каждый вез с собой несколько разрозненных фрагментов старательно разъятой на мелкие части документации по проекту «Зомби». Когда все, даже бдительный Граф, захрапели, оглашая тесную квартирку разноголосыми реликтовыми звуками, Грабовский бесшумно выбрался из постели. У него все было готово заранее – и фотоаппарат со вспышкой, и фонарик, и наган на всякий пожарный случай, и охотничий нож, и даже тайник под половицей. Наган и нож, к счастью, не понадобились; все остальное пригодилось, и через четверть часа кассета с пленкой легла на дно тайника, а сверху стал старенький холодильник «Минск-5».

Белка запасает орехов в десять раз больше, чем необходимо, чтобы пережить даже самую суровую зиму. Хомяк набивает защечные мешки так, что они вот-вот лопнут, потому что в следующий раз такой возможности у него может и не быть. Так неужели человек, царь природы, глупее каких-то безмозглых грызунов?

Проверив логику своих действий интуицией и не найдя в ней изъянов, Грабовский с легким сердцем вернулся в постель, чтобы назавтра дневным чартерным рейсом вылететь по туристической путевке в братскую Болгарию.

Глава 8

Кафе называлось «Под старой чинарой». Виноградные лозы, что густо заплели открытую веранду, были обременены тяжелыми, налитыми иссиня черными гроздьями. Ласковое утреннее солнце, обещавшее уже к полудню сделаться нестерпимо палящим, обжигающим, проникая сквозь эту непрочную завесу, ложилось на пол подвижными пятнами света в обрамлении колышущихся теней. В кафе было пусто. Толстый усатый хозяин за стойкой перетирал бокалы, под низким потолком негромко гудел, с шорохом рассекая воздух широкими деревянными лопастями, одинокий вентилятор. Какой-то смуглый, чернявый, заросший иссиня-черной, как виноград или оружейная сталь, щетиной парень, похожий на водителя-дальнобойщика, неторопливо попивал ракию и, дымя сигаретой, делал вид, что не слушает, о чем говорят две сидящие за соседним столиком женщины.

Одна из них была, собственно, не женщина, а девчонка лет семнадцати-восемнадцати, одетая и причесанная, как панк. Она тоже курила; на столике перед ней лежала вскрытая пачка «Лаки Страйк» и стояла крошечная, граммов на двадцать, цилиндрическая стопка с прозрачной, как слеза, виноградной водкой – ракией.

Глеб Сиверов сидел в плетеном кресле у столика, расположенного напротив входа, и с удовольствием завтракал черным, великолепно заваренным кофе. Как и парень-дальнобойщик, он краем уха слушал женскую болтовню, рассеянно думая о том, что на качестве кофе сказалось, вероятно, соседство с Турцией. Ведь даже свойственная всем братьям-славянам расхлябанность до сих пор не заставила владельца данного кафе пересмотреть свое отношение к приготовлению напитка, в результате чего кофе даже отдаленно не напоминал помои, которыми Глеба потчевали в московском аэропорту перед вылетом в Болгарию.

Поскольку окружали его все-таки славяне, которых было просто нельзя с чистой совестью назвать иностранцами, Глеб начал мало-помалу понимать, о чем они говорят, и с каждой минутой понимал все лучше, особенно когда женщины не слишком тараторили.

Та из женщин, что была постарше, с головы до ног одетая в черное, уже начавшая заметно увядать смуглая красавица лет тридцати пяти-сорока, рассказывала своей похожей на беглое огородное пугало, сверкающей металлическими заклепками и многочисленными прорехами в джинсовом прикиде собеседнице о предпринятой накануне поездке в соседний Петрич. Речь, насколько понял Глеб, шла о том, что, возвращаясь рано утром на попутной машине, рассказчица опять, как обычно, обнаружила на въезде в родной Рупите перегородивший дорогу шлагбаум с «кирпичом» и рядом – обшарпанный микроавтобус с югославскими номерами и кучку унылых, невыспавшихся людей, которым в этот ранний час уже сообщили, что на прием они сегодня не попадут. Однако они, бедняги, продолжали ждать, надеясь на чудо…

Глеба этот рассказ не удивил. Он своими глазами видел заставу на шоссе, шлагбаум и даже видавший виды «фольксваген», о котором говорила женщина, поскольку тоже прибыл в селение рано утром. Правда, описанную картину он наблюдал со склона придорожного холма, сквозь зыбкую завесу виноградных лоз, через которые продирался в обход блюстителей покоя знаменитой прорицательницы. Все эти местные сложности касались его лишь постольку, поскольку могли облегчить или осложнить поставленную перед ним задачу.

На территории бывшего Союза группу Графа удалось проследить лишь до аэропорта, откуда сам отставной майор и его ближайший помощник со странным и зловещим прозвищем Гроб с интервалом в четыре часа вылетели в Софию. Чуть позже удалось выяснить, что бывший сотрудник лаборатории по кличке Трубач отправился в том же направлении поездом, а его коллега Шкипер поехал эконом-классом, заняв место в туристическом автобусе. Куда они держат путь, оставалось только гадать; конечным пунктом их назначения могла стать любая точка на карте полушарий. Но тот факт, что для начала все они купили билеты в Болгарию, немного обнадеживал: если бы покупатель ждал их в Германии или Италии, такой стреляный воробей, как Граф, наверное, позаботился бы о том, чтобы выбрать для членов своей группы более разнообразные маршруты.

Впрочем, толку от этих соображений было чуть: Болгария – не самая маленькая страна, а Граф и его коллеги, естественно, не удосужились поставить родное консульство в известность о том, в каком именно отеле остановились. Да что отель! Глеб не мог даже с чистой совестью утверждать, что они до сих пор находятся в Болгарии, и испытывал по этому поводу сильнейшее раздражение: вот уж действительно, пойди туда – не знаю куда!

Он и сам толком не знал, каким ветром его занесло в крошечное местечко под названием Рупите. Здесь доживала свои дни прославленная на весь мир ясновидящая; так, может быть, в том, что на автовокзале в Софии он купил билет именно сюда, была хоть какая-то логика? В конце концов, людям, которые посвятили свою жизнь изучению паранормальных явлений, было бы грешно, посетив Болгарию, даже не попытаться увидеться с бабкой Вангой…

Сделав еще один маленький глоток из чашки, Глеб подумал: «И это логика? Притягивание фактов за уши – вот что это такое. Они ведь не отдыхать сюда приехали и даже не изучать феномен болгарской ясновидицы, а торговать стратегическими секретами. Любопытно, что такого они отыскали в этой своей шарашке, за что западные разведки готовы заплатить приличные деньги?»

В сущности, это было уже неважно. По-настоящему Глеба интересовало другое: что ему теперь делать? Поиски явно зашли в тупик, из чего следовало, что ищейки из него не получилось. И что теперь? Вернуться в Москву и расписаться в своей несостоятельности перед теми, кто его сюда отправил? Ну и шлепнут на месте, как комара. На что им сдался такой агент? А то, что сами они на месте Глеба вряд ли оказались бы удачливей и состоятельней, никого не волнует. Они всеми правдами и неправдами добились права отдавать приказы и выносить приговоры и теперь ни за что не уступят этого права никому, пока живы. Убрать их нереально, убедить в своей правоте и невиновности – тоже. Так что же остается?

Глеб повернул голову направо. Взгляд его при этом уперся в стену кафе, но это не имело значения: он смотрел не на стену и вообще не на что-то конкретное, а просто на юг. Строго на юг, туда, где лежала, разомлев под жарким солнцем, омываемая ласковыми волнами Средиземного моря, овеянная древними мифами земля Греции. Точнее, омывалась она волнами сразу трех морей – Средиземного, Ионического и Эгейского, но это уже были детали. Главное, что там его не найдут, а если и найдут, то далеко не сразу…

«Денег нет, – подумал он лениво, вытряхивая из пачки сигарету. – Денег нет, и взять их негде, разве что заняться разбоем на дороге. А что? Пистолет есть, патронов хватает, да и стрелять, наверное, не придется: девяносто процентов людей автоматически приходят в почти гипнотическое состояние полной покорности, просто увидев дуло пистолета. И редко, очень редко кому придет в голову поинтересоваться, заряжено ли оружие, которым его пугают…»

И все-таки как его занесло именно сюда? Почему? Неужто только потому, что отсюда рукой подать до греческой границы? Или потому, что тут день за днем собираются целые толпы желающих побывать у пророчицы и еще одно новое лицо не привлечет ничьего внимания? Странно. Ведь о побеге он задумался только что, а сюда его привели какие-то другие соображения. Вспомнить бы только какие…